Тем более, что кроме того, что само возникновение сущего является для нас неожиданным, оно (сущее) еще и ново нашему сознанию, которому уже нет дела до того, как возникло сущее: ему только бы успеть зафиксировать его, то есть как следует «рассмотреть» и запомнить, поскольку только что явленная интеллектуальная новизна имеет свойство легко исчезать из нашего сознания и нашей памяти. Именно поэтому наше сознание все время «скатывается» с более высокого и трудного для восприятия уровня Бытия самого по себе на более низкий, но зато легко воспринимаемый уровень понимания «бытия» сущего, того сущего, которое более понятно нам и даже порою «видимо» нами, чего никак нельзя сказать о Бытии самом по себе, где это сущее пока что находится в скорлупе своей возможности, то есть в том проекте (идее), суть которого нам еще неизвестна.
В связи с этим, мы не можем не обратить внимание на одну из причин, почему метафизика чуть ли не с самого начала своего возникновения претерпела прямо-таки странную и достаточно прискорбную метаморфозу: бытие как основополагающее понятие, казалось бы, призванное отражать саму суть чего-то возникающего и сверхчувственно-воспринимаемого, и вдруг, на тебе, оказалось в стане чуть ли не своего основного антипода – самого обыденного существования. А произошло это не только в силу трудности понимания и восприятия Бытия самого по себе, но и по причине изначально заложенной двойственности, присущей основным онтологическим терминам «быть» и «есть».
Можем ли мы с уверенностью сказать, что этими словами обозначается процесс возникновения – здесь и сейчас! – чего-то совершенно нового. Думаю, что нет. А вот то, что эти термины можно интерпретировать, – а они так и воспринимаются – как обозначение того, что уже есть и уже существует в своем целостном и законченном виде, так это наиболее вероятно, а потому и возможно. Такие не вполне определенные понятия, то есть понятия, с легкостью допускающие нечто даже противоположное тому, что они должны обозначать можно было бы характеризовать как терминологические «подлости», которые, подобно наклонной поверхности, хочешь-не хочешь, постепенно, но неуклонно скатывают наше сознание к пониманию бытия как того, что уютно расположилось на горизонтальной плоскости устойчивого в своем постоянстве обыденного существования.
п. 7. Истина как новая мысленная конструкция
(несокрытость) и истина как соответствие. Объективная идея и «идея»
А теперь, коль скоро мы уже определились и со структурным составом идеи, и с теми взаимосвязями между сущими, составляющими ее каркас, а главное, с той не только идееобразующей, но и функцию образующей ролью сущностного свойства (сущности) одного из этих сущих, а именно, искомого сущего, так вот, если мы со всем этим определились, то нам необходимо дать различие нашего понимания Истины от того понимания, которое преимущественно состоялось в новоевропейской философии, а именно, отличие от корреспондентского ее понимания. Так в чем же оно заключено?
Истина как объективная идея развернутая в мысль, конечно же, содержит в себе элемент древнегреческой несокрытости того, что в ней ранее было сокрыто – а именно: сокрыта была новая мысленная конструкция, – но в ней нет того новоевропейского, берущего свое начало в Античности (Платон, Аристотель), соответствия мысли с предметом, о котором мы высказываем свое суждение. А нет его только потому, что чрез посредство объективной идеи мы не высказываем свое суждение о каком-либо одном сущем, а формулируем содержание совершенно новой мысленной конструкции, осуществление (внедрение) которой – и это самое главное – приводит к возникновению и последующему исполнению какой-либо вполне конкретной и жизненно важной функции.
Так что вне обновления жизни нет ни Бытия, ни Истины. И вряд ли здесь можно согласиться с Аристотелем в том, что
«в какой мере каждая вещь причастна бытию, в такой и истине»31.
Ни истина, ни бытие не могут быть частичными. Если какая-либо Истина состоялась, то она состоялась в своем целостном исполнении. Истина – величина абсолютная. То же самое относится и к бытию: Бытие – целостный акт возникновения и восприятия интеллектуальной новизны-Истины. Он не может быть осуществлен лишь частично, так как частичное исполнение не приводит к возникновению Истины, которая есть завершающая стадия (итог) бытия. Она – венец и награда за свершение бытия.
Следует заметить, что подобный взгляд Аристотеля на истину мог возникнуть только вследствие рассмотрения им истины как соответствия нашего суждения об объекте сущности данного объекта. То есть истина у Аристотеля – это уже не несокрытость – как это было у досократиков, – а достоверность высказывания, которая зависит от степени нашего познания предмета. То есть истина здесь – «величина» относительная, а не абсолютная. Она стала относительной только потому, что, во-первых, стала нашим субъективным суждением о сущности объекта, а во-вторых, наше суждение относится к объекту, сущность которого изменяется в соответствии с тем объемом познания, который мы приобретаем об этом предмете. Вот этот вариант относительности истины, согласно Хайдеггеру, и осуществился в метафизике после Платона и Аристотеля.
Но вслед за неверным определением истины неверно было определено и бытие: оно стало трактоваться как нечто вполне устоявшееся, неизменное и вечное, то есть как тот предел, к которому должна стремиться истинность. Отсюда идеи Платона и формы Аристотеля. Из бытия улетучился аромат возникновения новизны столь характерный явленной нам несокрытости – этой непременной спутницы, – если не родительницы – бытия. Вот здесь в очередной раз мы видим, что причиной многих неурядиц метафизики является то, верно отмеченное Хайдеггером обстоятельство, что несокрытость (алетейя) досократиков была интерпретирована Платоном и Аристотелем как правильность высказывания вместо того, чтобы увидеть в ней ту интеллектуальную новизну, что в ней ранее скрывалась, а тут вдруг раскрылась пред нашим умственным взором.
Поэтому, если истина в ее корреспондентском понимании всего лишь фиксирует соответствие нашего суждения той сущности, которая заключена в объекте, то Истина в нами изложенном понимании – это, в первую очередь, возникшая интеллектуальная новизна, которая призвана к тому, чтобы трансформироваться в новизну материальную и тем самым обновить нашу жизнь. Иначе говоря, возникновение Истины – это раскрытие той сокрытости (леты), в которой нами обнаруживается (создается, «понимается») не-сокрытость (а-летейя) в виде развернутой из идеи мысленной конструкции, призванной в дальнейшем в некотором отношении усовершенствовать наше жизнеустроение.
Отсюда можно дать следующее определение Истины. Истина – это оформленное (как умозаключение) наше представление о том, посредством какого сформированного – из смысла идеи – подручного средства можно выполнить какую-либо важную (ценную) и при том новую для нашей жизнедеятельности функцию. По сути дела, если взять Истину в плане технического изобретения (патента) или научного открытия, то она просто-напросто есть формула этого изобретения или открытия. Так что Истина отнюдь не отражение действительности, она – и создание новой, и обновление «старой» действительности. Причем, сначала создается (или обновляется) духовная действительность и лишь потом следом за ней, на ее основе и по ее образу-образцу (плану, смыслу, «инструкции» и т. д.) создается (или обновляется) окружающая нас реальность в материальных ее воплощениях.
Вот почему решающим фактором является: способна ли та методология («инструкция»), которая заложена в самом смысле Истины, выполнить возложенную на нее прагматическую функцию. (Напомним еще раз: все духовное, в конечном счете, реализуется на «физическом», материальном уровне, и все наши прагматические новшества берут свое начало в прежде сотворенных нами духовно-интеллектуальных инновациях. Иначе говоря, нет того духовного, которое бы не имело выхода на «физическое», то есть на реально осуществляемое и воплощаемое в нашей материальной действительности). И к нашему счастью, Истина как нечто отстраненное от нашей жизни возникнуть не может в принципе. Другими словами: идея не появится до тех пор, пока в ней не возникнет необходимость. (Об этом в основном в Главах 11 и 14 Части 111). Истинность как жизненная ценность присуща идее, как прозрачность присуща кристаллу. Возникновение идеи-Истины необходимо обусловлено самой жизнью даже в том случае, если нам не ведома причина этой обусловленности.
В том и состоит (пока что!) счастье нашего духовного существования, что у нас нет обременительной обязанности проверять каждую Истину (идею) по критерию ее новизны и ценности. Если она явилась, то ценность ее гарантирована самим фактом проникновения ее из бессознательного в наше сознание. И для того чтобы узнать, в чем именно заключается эта новизна и эта ценность, нам необходимо всего лишь рассмотреть то новое сущее, которое является носителем сущностного свойства и обнаружить ту функцию, которую призвано выполнять это внове созданное сущее-подручное средство. Так, положим, рассмотрев идею справедливости, мы найдем в ней то сущее (а именно: институты права, морали, культуры, социальной защиты и т. д.), которое призвано выполнять функцию упорядочения и смягчения взаимоотношений между разными слоями общества.
Именно этим отличается изложенное нами понятие Истины от корреспондентского ее понимания. То есть: Истину искали в достоверности, в правильности, в соответствии нашего суждения тому, о чем мы судим, а на самом деле она оказалась содержимым той ранее сокрытой мысли, которая, во-первых, получена в виде новой мысленной конструкции из объективной идеи, а во-вторых, призвана исполнять определенную жизненно важную функцию обновления жизни. Обновление нашей жизни – в чем и состоит цель нашего Бытия! – в том и заключается, что в процессе генерирования идей мы постоянно создаем подручные средства, с помощью которых можем выполнять все новые и новые функции. «Создание» языка и речи, изобретение письменности, мела, линзы, государственности, справедливости; обнаружение души, тяготения, бессознательного, красоты и т. д. – разве не в этом «скрыты» наделенные каким-либо сущностным свойством объекты, которые выполняют вполне конкретную и важную функцию в нашей материальной, психической и духовной жизни, одним из проявлений которой является наше Бытие.
Таким образом, все разнообразие существующих объектов-подручных средств могло быть создано только в том случае, если оно явилось результатом образования новых идей, а, следовательно, и новых Истин. И нет другого способа создания чего-либо нового (или обновления старого) как посредством рождения интеллектуальной новизны в виде объективных идей. Зададимся вопросом, разве в идее электромагнетизма не была заложена та
