Истина, что сущностное свойство перемещения проводника в магнитном поле способно выполнять функцию производства электричества; и разве в идее справедливости не была заложена та Истина, что сущностное свойство функционирования общественных институтов способно выполнять крайне необходимую задачу уравновешивания и смягчения самого характера взаимоотношений людей в обществе; и разве в идее бытия не заложена та Истина, что сущностное свойство человека генерировать интеллектуальную новизну в виде объективных идей способно исполнять функцию постоянного обновления нашей жизни?
И в заключение данного пункта нам надо обратить особое внимание на принципиальное различие какого-либо понятия (представления как «идеи») от объективной идеи. В чем оно заключается? Сравнение понятия идеи (как представления) в новоевропейском мышлении с понятем иррациональной идеи, формирующей бытие, свидетельствует достаточно ясно о следующем. «Идея» как понятие (представление) о чем-либо конкретном, как «сгусток» (Хайдеггер) смысла, полученного рациональным путем, то есть путем последовательного рассуждения и умозаключения, кардинально отличается от идеи как иррационально возникшей интеллектуальной новизны. И это отличие заключено в четырех постулатах. Ограничимся их перечислением, поскольку говорено было нами об этом не единожды.
1. Иррациональная идея являет собой абсолютную новизну, ту новизну, которой ранее не было в обиходе человеческого существования. В то время как рациональная «идея» (понятие, представление) таковой не обладает, поскольку рациональным путем ее (новизну) получить невозможно в принципе. И об этом у нас речь шла уже не раз.
2. Явлению иррациональной идеи присуща спонтанность и последующее автоматическое возникновение интеллектуального чувства удовольствия от понимания ее смысла и удивления от внезапности его возникновения. Ничего подобного при формировании рационально полученного понятия («идеи») не происходит, так как ход нашего размышления постепенен и последующее возникает из предыдущего как само собой разумеющееся. Так закон Ома как иррациональная идея, внезапно пришедшая в голову его создателя и понятие («идея») электричества (тока) как следствие этого закона – это две совершенно разные вещи. Первое может возникнуть неожиданно, спонтанно, а второе – путем последовательного понимания той роли, которую играет напряжение и сопротивление на силу тока. Первое интуитивно, второе – дискурсивно.
3. Признаком, принципиально характеризующим объективную идею, является наличие у одного из сущих, комплектующих саму идею, сущностного или идееобразующего свойства, которое, подобно зародышу кристалла, формирует вокруг себя определенного вида новую смысловую конструкцию. Что же касается понятия (представления, «идеи»), полученного путем последовательного, логического рассуждения и умозаключения, то в нем нет новизны смысла, поскольку нет внове образованного сущностного свойства одного из объектов, а главное, нет возникновения новой сущностной функции. Взаимосвязи всех объектов этого понятия образованы на основе прежде известных, «старых» свойств и взаимосвязей этих объектов.
4. Фактор иррациональности, присущий объективной идее, характерен только для процесса возникновения идеи и раскрытия ее смысла в Истину. Вне этого процесса, то есть после того, как Истина сформирована, она автоматически становится либо обыкновенным понятием (представлением), либо «идеей», как бы сформировавшейся в результате рационального мышления, поскольку раскрытие смысла объективной идеи, (но не возникновение ее! – и в этом принципиальное различие), действительно, осуществляется рациональным путем на этапе рефлексии-11.
6.2. Так все-таки, прячется ли бытие?
Начнем со следующего: когда Хайдеггер задается вопросом, где прячется бытие мела, то он, скорее всего, полагает, что оно «прячется» в его подручности, то есть в способности оставлять на доске след, воспринимаемый нами в виде текста определенного содержания. Но точно также подручным средством является и кровать, используемая для сна, и очки – для видения вдаль, и телескоп – для наблюдения удаленных объектов Вселенной, и речь – для общения и изложения наших мыслей.
Но все это ведь самые обыденные и самые повседневные действия: писать мелом на доске, спать на кровати, смотреть сквозь очки и т. д. В то время как бытие – и это мы постараемся показать в следующем Разделе 6.3. «Обоснование: почему бытие…» – никак не может быть обыкновенным событием. Обыкновенному и повседневному событию нет необходимости от кого-либо прятаться. Прячется либо то, что за чем-то скрывается, как, положим, скрывается Бытие само по себе за «спиной» «бытия» сущего, либо то, что по своей сути само по себе незаметно, как, положим, возникновение идеи, в дальнейшем развертываемой в мысль (Истину). В первом случае Бытие «прячется» только потому, что сущее выставляется наперед бытия и «заслоняет» его. Во втором же случае само Бытие, хотя и ничем не заслоненное, «прячется» только потому, что выступает, говоря словами Хайдеггера (кстати сказать, заимствованное, может быть, у Ницше), «на голубиных лапках», то есть появляется незаметно для нашего сознания. Последнее не акцентировано на факте его возникновения, а потому и выпускает его из виду. Так что само сознание, призванное все замечать, в немалой степени повинно в забвении бытия.
И вообще, сам вопрос, где прячется бытие, возник не столько потому, что бытие где-то от нас действительно прячется, и не столько потому, что мы его ищем не там, где оно находится на самом деле, сколько потому, – и в этом вся суть вопроса – что мы ищем не то, что нам следовало бы искать. А потому и не находим его и найти никогда не сможем, если будем искать призрак, названный нами бытием, но не само Бытие, то Бытие, которое нами и воспринимается, и понимается, и ощущается.
Можно сказать, что метафизика «промахнулась» мимо своей цели, той цели, которая была обозначена досократиками, но не конкретизирована ими в своих очертаниях. Так, наверное, заблудившийся в лесу грибник промахивается мимо той знакомой ему поляны, на которую он когда-то выходил и от которой ему известен путь из леса; и он чувствует, что эта поляна где-то близко, потому что он еще не успел от нее далеко уйти. И в то же время, в своих поисках он все больше и больше от нее отдаляется и, в конце концов, теряет последние ориентиры.
Вот это и случилось с метафизикой: потеря ориентиров, расставленных досократиками, но не четко ими обозначенных. В том и состоит величайшая заслуга Хайдеггера, что он понял это и вернулся к досократикам для того, чтобы от них пойти уже верно намеченным ими путем, но минуя (в обход) то не совсем верное направление, которым пошла метафизика, подпавшая под обаяние легко понимаемых платоново-аристотелевских представлений об истине и бытии.
Так в чем же все-таки «промахнулась» метафизика? А «промахнулась» она даже не в том, что не совсем конкретно определила, что такое бытие, и не в том, как и где его можно было бы обнаружить, а в том, каким именно образом возникает то, что должно было бы быть названо Бытием.
Именно способ явления новизны, явления Бытия оказался решающим фактором и в определении, что такое Бытие, и в понимании, где именно и почему оно прячется. Ведь только благодаря знанию методологии возникновения интеллектуальной новизны, мы можем в наиболее ярком свете увидеть
- и то, как возникает и проявляется Бытие само по себе,
- и то, как и в виде чего формируется «бытие» сущего,
- и то, что же все-таки является тем «Продуктом», который «взращивается» в процессе нашего Бытия.
Ведь не напрасно же этот процесс осуществляется в том мире, в котором мы призваны не только существовать, но и бытийствовать, то есть быть причастными к обновлению и окружающего нас мира и нас самих. Так что, если бы мы знали, как возникает Бытие (то есть возникает само возникновение Новизны), нам легче было бы определиться и с тем, что оно собой представляет, и с тем, как и где его можно найти, если оно, действительно, способно прятаться от нас. И как мы уже теперь понимаем, Бытие само по себе возникает в процессе явления интеллектуальной новизны в виде идеи и проявляет себя, обнаруживает себя на феноменальном уровне, на уровне ощущения и осознавания: то есть в виде понимания смысла этой новизны, возникновения чувства удовольствия от акта понимания и удивления от неожиданности явления новизны самого этого смысла. (См. P. S. 1 в конце раздела).
Что касается так называемого «бытия» сущего, то есть возникновения подручного средства, то здесь мы должны сказать следующее. Конечно же, упущением прежней метафизики было то, что она соединила в нерасторжимом союзе не совсем верно определяемое бытие с прибытием сути (при-сутствованием) единичного сущего как комплекса своих свойств в том виде, в котором мы его знали ранее, то есть знали как «старое» сущее. Иначе говоря, «есть» (бытие) сущего мало чем отличается от его существования и его присутствия. Не отсюда ли смешение и даже отождествление бытия с сущим? В то время как на самом деле «бытие» сущего необходимо было связать не с присутствованием сущего, а с возникновением интеллектуальной новизны в виде идеи, той идеи, раскрытие смысла которой являет нам и комплекс сущих, и внове образуемое искомое сущее, наделяемое нами сущностным свойством.
И все это помимо того, что сама внове рожденная идея – а это не менее главное – представляет собой абсолютно новую мысленную конструкцию, обладающую не только собственной духовной ценностью, но и, будучи внедренной в практику жизни, ценностью материальной. (Не забудем: все духовное непременным образом «переливается» в материальное). Но и это еще не все: как сама идея, так и внове образуемые сущие могут послужить возникновению все новых и новых идей. Как видим, приумножению многообразия, – а это и есть цель жизни, цель Бытия – способствуют и внове создаваемые сущие, и сами внове образуемые идеи. То есть, и то и другое является потенциально существующим «заделом» – на будущее, – на базе которого возможно приумножение, обновление и развитие мира. И все это стало возможным только благодаря Бытию как возникновению интеллектуальной новизны.
Так что если в мире (природе) ничто никуда бесследно не исчезает, то и новизна, явленная Бытием самим по себе, никуда бесследно не исчезает: от идеи она передается развернутой из нее Истине, а от Истины к тем идеальным объектам-сущим (главным из которых является искомое сущее), которые являются непосредственными фигурантами данной Истины. Но мало того что новизна Истины передается объектам-сущим, комплектующим идею, она еще и «переходит» от них к тем новым материальным, то есть подручным объектам, которые получаются в результате внедрения данной Истины в практику жизни человека и общества.
Вот почему вполне определенно можно сказать: тот «сгусток» интеллектуальной новизны, который принадлежал внове рожденной идее, в конце концов, распределяется – как поток воды в рукавах дельты реки – между теми
