Русский мир 4. Рубежи русской истории

годах, норманисты полагают бесспорным доказательством норманнского происхождения руси. После смерти господина, одна из его служанок добровольно согласилась быть удушенной, чтобы войти в загробный мир в качестве жены покойного (Ибн Фадлан “Рисала” // “Древняя Русь в свете зарубежных источников”, т. III. “Восточные источники”, М., 2009, с. 71-76).
    Немецкий историк Иоахим Херрман восторженно перепевает: “Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились на реке Атиль. И я не видел людей с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, румяны, красны…” (Иоахим Херрман “Славяне и норманны в ранней истории балтийского региона” // “Как была крещена Русь”, М., 1989, с. 249). Автор даже не сомневается, что это рассказ про скандинавов. Мало ли, что в тексте названы русы, такое восторженное описание непременно следует прихватить для любимцев. И доказывать тут нечего.
    Датчанин Томсен безапелляционно заявил, что, поскольку русы в описании Ибн Фадлана мужественные, стройные и красивые, то это могут быть только норманны (В. Томсен “Начало русского государства” // ЧИОИДР, М., 1891, кн. 1(156), с. 46-47; там же // “Из истории русской культуры”, т. II, кн. 1. “Киевская и Московская Русь”, М., 2002, с. 170-171). В своей дубовой упёртости он и не заметил, как перешёл все мыслимые границы элементарной порядочности и скатился к животному расизму. Ненавистные ему славяне не могут быть мужественными, стройными и красивыми, согласится с этим означает и признать их активную роль в истории. Нет фактов, так хоть свои амбиции ублажит.
    Но сравним русский погребальный обряд, в сочинении Ибн Фадлана и соответствующий славянский обряд в изложении византийского императора Маврикия (539-602): “Жены же их целомудренны сверх всякой человеческой природы, так что многие из них кончину своих мужей почитают собственной смертью и добровольно удушают себя, не считая жизнью существование во вдовстве” (Маврикий “Стратегикон” // “Древняя Русь в свете зарубежных источников”, т. II. “Византийские источники”, М., 2010, с. 98).
    И ещё одно описание славянского погребального обычая, о котором сообщил Ибн Русте: “Если умерший имел трех жен, и одна из них утверждает, что была его любимой, то устанавливает она около умершего два деревянных столба, укрепляют их в земле, затем кладут на их вершины другой [столб], подвешивают в центре веревку, один конец которой привязывается к шее, и она становится на подставку. Когда она это сделает, подставку выбивают из-под нее, и она остается повешенной, пока не задохнется и не умрет. Когда же умрет, то ее бросают в огонь и сжигают” (Ибн Русте “Книга дорогих ценностей” // “Древняя Русь в свете зарубежных источников”, т. III. “Восточные источники”, М., 2009, с. 45).
    Святой Бонифаций (672/73-754), христианский миссионер, в своём письме от 4 ноября 751 года к английскому королю Этибальду аналогичные сведения сообщал о балтийских славянах: “И винеды, гнуснейший и наихудший род людей, со столь великим усердием блюдут взаимную супружескую любовь, что жена после смерти своего мужа отказывается жить. И достойной похвалы считается у них жена, когда она собственной рукой предает себя смерти и сгорает на одном костре со своим мужем” (Бонифаций “Письмо № 73” // “Свод древнейших письменных известий о славянах”, том II (VII-IX в.), М., 1995, с. 417; А.А. Котляревский “Погребальные обычаи языческих славян”, М., 2019, с. 61).
      Титмар из Мерзебурга, немецкий хронист, отметил похожий обычай в Польше, рассказывая о времени Болеслава I (1018 г.): “Во времена его отца, когда тот был ещё язычником, всякой женщине после похорон её мужа – труп его сжигался на костре – отрубали голову, чтобы она могла последовать за ним” (Титмар Мерзебургский “Хроника”, кн. VIII.3, М., 2009, с. 166).
    Ал-Масуди, арабский географ (X в.): “Славяне и русы <…> Женщины их желают своего сожжения для того, чтоб войти с ними (мужьями) в рай” (А.Я. Гаркави “Сказания мусульманских писателей о славянах и русских (с половины VII века до конца X века по Р.Х.)”, СПб, 1870, с. 129).
    Другой арабский географ ал-Истархи (849/50-943) писал о русах: “Русы – народ, [который] сжигает своих умерших, и сжигает вместе с имуществом близких для их блага. Часть их бреет подбородок, а часть закручивает [бороды] подобно лошадиным гривам” (Ал-Истархи “Книга путей и стран” // “Древняя Русь в свете зарубежных источников”, т. III. “Восточные источники”, М., 2009, с. 86).
    Обычай совершенно не известен в Скандинавии, но зато он был распространён у славян. А бритьё бород у русов полностью противоречит нормам жизни в Скандинавии и Германии. Русы Ибн Фадлана – это славянская русь, а норманны на Волге вообще не появлялись.
    — Мусульманские писатели сообщали о руси как о многочисленном народе. Ал-Марвази: “Что касается русов <…> Они многочисленны” (там же, с. 60); Ибн Ийас: “Они большой народ…” (там же, с. 63); ал-Мас’уди: “Русы – многочисленные народы, имеющие отдельные виды” (там же, с. 114). Мог ли такой многочисленный народ занимать мелкий клочок земли в Скандинавии, тем более что русь там никто никогда не видел? Большому народу нужна большая страна. Ибн Ийас помещал русов рядом со славянами, а, живший раньше его, ал-Мас’уди вообще объединял их – русы и славяне жили вместе, у них были общие обычаи и законы. Восточные авторы недвусмысленно сближали русов со славянами.
    И ведь все доказательства славянства руси – это не намёки, а самые что ни на есть прямые свидетельства. Русью именовалась вся территория восточных славян, все они звались русичами и говорили на древнерусском языке. Норманисты этого, конечно же, не признают, но для себя они не нашли ничего и близко похожего.
    Ещё одна проблема, в которую норманисты вцепились мёртвой хваткой – это древнерусские имена. Если удаётся найти малейшее сходство, то имя объявляется заимствованным из Скандинавии. А вот обратного заимствования не признают, это для них обидно. Но зачем русичам было заимствовать хоть что-то из отсталой Скандинавии? К тому же все скандинавские имена сами заимствованы с материка, так что собственно скандинавских имён на самом деле и нет. Нечего нам заимствовать.
    Начнём с имени Рюрик. Кроме первого новгородского князя, у нас известны ещё Рюрик (Василий) Ростиславич (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, Рязань, 2001, с. 332) и Рюрик (Константин) Ольгович (Р.Ф. Зотов “О черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время”, СПб, 1892, с. 57-63). Немного, но всё же на Руси это имя включалось в княжеский именослов, тогда как в Скандинавии оно напрочь отсутствует.
    Зафиксировано имя Рюрик и в Польше: “Въ лЪто 7044 (1536) <…> и Ририка воеводу убиша Ляцкого” (Псковская I летопись, ПСРЛ, т. IV, СПб, 1848, с. 301), и в Чехии имя Пётр Рериг сохранилось в горлицком дипломатическом акте 1490 года: “Peter Rerig der Stadschreiber” (С.А. Гедеонов “Варяги и Русь”, М., 2004, с. 173).
    Использовалось это имя у кельтов. В Уэльсе правил Рорик или Родри Великий (820-878), в древних Ирландии и Шотландии было популярно имя Рори (Rory). М.-Т. Морле приводит 12 Рориков во Франции IX-начала XII века (С.В. Цветков, И.И. Черников “Торговые пути, корабли кельтов и славян”, СПб, 2008, с. 25, 147-148). Во французском городе Лимож два епископа родом из галльской знати (V-VI вв.) носили имя Рюрик (Л.П. Грот “Имена летописных князей и корни древнерусского института княжеской власти” // “Варяги и русь”, М., 2015, с. 317-318).
    В Римской империи упомянут Рурик (Руриций) в качестве правителя африканской провинции Триполис в IV веке (Аммиан Марцеллин “Римская история”, кн. XXVIII, АБ, СПб, 2000, с. 429).
    Это далеко не все европейские Рюрики, но становится понятно, что имя – широко распространённое и древнее. Славяне имеют на него право ничуть не меньше прочих европейских народов.
    Имена Олег и Ольга. Томсен без раздумий переделал их в Helgi и Helga (В. Томсен “Начало русского государства” // ЧИОИДР, М., 1891, кн. 1(156), с. 125-126; там же // “Из истории русской культуры”, т. II, кн. 1. “Киевская и Московская Русь”, М., 2002, с. 223). А чего раздумывать? Главное – делянку застолбить. Авторы статьи “Русь и варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени)” // “Славяне и скандинавы”, М., 1986, с. 189-297 (Г.С. Лебедев, А.Н. Кирпичников, И.В. Дубов) тоже не раздумывали. Рюрик для них Рёрек или даже Hroerekr, вместо Олега – Helgi, вместо Ладоги – “Альдейгьюборг и то ярлство, которое к нему принадлежит”. При том, что ни один древнерусский документ не удостоверяет такого словопроизводства.
    Нам предлагают верить в пустые заявления, в сотрясение воздуха. Если человек назвался учёным историком, то он должен отвечать за свои слова. Пусть нам предоставят свидетельства, что подобные выражения действительно звучали в наших краях. Но это не для норманистов. Они никогда не признаются, что дурят народ, вместо этого они бесчисленное множество раз повторяют свои заклинания, пока люди не привыкнут к ним и не поверят в них. А потом можно будет сказать, что это и так всем известно.
    Но в скандинавских источниках имя Ольга произносилось в форме Аллогия и это не скандинавское имя (“Сага об Олаве Трюггвасоне монаха Одда”// Рыдзевская E. А. “Древняя Русь и Скандинавия IX-XIV вв.”, М. 1978, с. 30); “Сага об Олаве сыне Трюггви”// Снорри Стурлусон “Круг земной”, М., 1980, с. 101). А вот Хельгой её вовсе не называли, то есть жители Скандинавии не видели никакой родственной связи между именами Хельга и Ольга. В старое время слова чаще воспринимали на слух и вот в звучании хорошо различалось отличие в произношении имён.
    На Руси никогда не писали имена Хельги или Хельга, значит их так не произносили и не слышали. А писали, как слышали: Олег (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, Рязань, 2001, с. 22-38) либо Вольг – под 1196 годом упомянуто отчество Волгович (Ипатьевская летопись, РЛ, т. XI, Рязань, 2001, с. 466) и Ольга (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, Рязань, 2001, с. 28, 45, 54) либо Вольга (там же, с. 58). Варианты произношения только сильнее отдаляют русские имена от скандинавских. У чехов использовалось личное имя Olek, а в сборнике Палацкого есть древнечешское имя Olha (С.А. Гедеонов “Варяги и Русь”, М., 2004, с. 181, 185). Это наши Олег и Ольга, только произношение помягче. То есть, эти имена не известны скандинавам, но были в употреблении у славян. Гедеонов привёл в пример сербский город Ольгун (там же, с. 180) и личное имя Ольгост, сокращением которого он считал имя Олег (там же, с. 182).
    Если бы русский князь носил имя Хельги, то и в летописи оно было бы указано, потому что туда заносили подлинные имена, а не прозвища. А своих имён князья не забывали. Не было никакого научного исследования, Томсен всего лишь высказал свои домыслы, да М. Фасмер потом их бездумно скопировал. А домыслы покоятся только на отдалённом сходстве имён Олег и Хельги. Но сходство нередко бывает случайным, к тому же сходные имена можно обнаружить и в других языках. Например, литовское имя Ольгерд (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, Рязань, 2001, с. 505-507), осетинское Alæg (В.И. Абаев “Историко-этимологический словарь осетинского языка”, т. I, М.-Л., 1958, с. 44-45), иранское Халег (А.Г. Кузьмин “Начало Руси. Тайны рождения русского народа”, М., 2003, с. 319), гуннское Эллак (Иордан “О происхождении и деяниях гетов”, ВБ, СПб, 1997, с. 111). Все они по звучанию ближе к имени Олег, нежели