наших мужиков начала 20-го века. Только те носились на конях.
Спрятаться стае в тундре сложно, а уйти от вертушки не возможно вовсе: летит машина ровно с такой скоростью с какой бежит измученная стая. Охотники, открыв дверцу, стреляют как в тире, по очереди. Рассказывали, что доведенный до отчаяния зверь, иной раз, падает на спину, скалится, показывая страшные клыки, и страшными когтями пытается разодрать брюхо проклятой машине. И жалеть кровожадного хищника глупо, и жалко до слез; потому это просто убийство беззащитного существа.
Аборигены
По контактам с местным населением мы имели конкретные инструкции, сводившиеся к одному - помогать всем чем возможно. Мы и помогали. Но народ на буровых был разный, со всего необъятного союза, и жадные людишки приучили ненцев с пустыми руками на буровые не приезжать. Если спрашивает у меня заезжий туземец – оленевод: «Мозно набрать маленько солярки и дроф? - Я отвечаю - Набирай сколько надо, - и помогу, и схожу с ним покажу где взять. Надо ему не много - какую-нибудь мазутную доску на дрова, и 10-ти литровую канистру диз.топлива. Доску он превратит в целую кучу чудесных лучинок, на которых недели две будет кипятить чай. А солярка нужна на растопку. Что такое для нас 10 литров если у нас суточный расход топлива достигал двух с половиной кубов, т.е. 2500 литров. Ну, еще пойдет в столовую, наберет хлеба, чаю, сахара, соли, конфет. Так это уже за свои кровные. Нет, найдутся всегда предприимчивые людишки, которые встретят ненца на подходе, до мастера не допустят; помогут и с дровами, и в столовой наберут, и чаем напоят, и водкой. Но хотя бы одну шкурку песца обязательно вытянут.
Я не грешен перед этим народом, ни чего не выгадывал, ни когда. Приехали как - то ко мне ненцы целой делегацией, человек 5-6. «Вертолета нато, зоотехник заболел. – Чувствуется, что переживают, беспокоятся о человеке. Вертолет у нас должен быть буквально в течении часа. Потому успокоил я их, попили чаю.
Зоотехник их оказался совсем молодым человеком - лет двадцати пяти. По - русски говорит чисто, без акцента. У них ребятишек собирали по тундре вертолетами, когда и ловить приходилось, как оленят, и отправляли в интернаты в Салехард и Лабытнанги. Первое время маленькие дикари не могут ни мыться, ни спать в постелях, ни есть нашу пищу. Но постепенно, с помощью старших сородичей привыкают, растут цивилизованными людьми. И только лето, каникулы проводили в родной тундре. Таким манером получали образование, кончали техникумы и институты. Известно, для представителей малых народов в то разумное, справедливое время существовали льготы; проще говоря, принимали их в учебные заведения без конкурса, абы на троечки сдал вступительные экзамены. Вот и этот молодец отслужил в армии, окончил техникум; и, надо же, вернулся в тундру к кочевой жизни. Очень меня заинтересовал тогда, я и спросил напрямую: «Что ты не мог что ли устроиться где-то в поселке, в городе ли, жить по - человечески? - Ответ был коротким и исчерпывающим - Родина. -
Да, в чужом краю теплей, но родина милей. Не ласкова их родина: зимой морозы до 50-ти градусов и ниже, а при оттепелях такие пурги приходят с Карского моря, что свету белого не видно, ветер гудит и валит с ног. Понятно ветру задержаться негде - голый полуостров. У несчастных оленеводов часто нет даже пучка щепок что бы закипятить чайник, чумы отапливаются теплом их же дыхания. Ни согреться, ни помыться, ни поесть по - человечески. А летом гнус: столько комара и мошки нет больше ни где на земле. В тундру без накомарника и «Дэты» выйти нельзя: съедят за десять минут, без шуток. А вот поди-ж ты - родина, нет ее милее.
Ненцы - народ простой, бесхитростный, как дети. По крайней мере те, которых не успели еще испортить представители цивилизованных народов великого Союза. Живущие в поселках, в контакте с «русскими, татарами ,хохлами» пообтерлись, испортились, да многие и спились. Ежели стоит например водка, так ее-же надо пить, думать тут не о чем. Психология простая.
В начале января у них праздник солнца. Съезжаются со всей тундры в поселки. Праздничные мероприятия, спортивные состязания: перетягивание каната, борьба, прыжки через, установленные в ряд нарты, кто больше штук перепрыгнет, гонки на оленях; и конечно пьянка.
Как - то раз заехал к нам на буровую ночью пьяный ненец, и лезет наверх к ротору; я в ту пору работал еще пом.буром. Бурила командует: «Уведите его в баню, пусть проспится». Вот берем мы его с Сашей Депаняном под белые ручки и, где уговорами, где волоком, доставляем в баню. «Во, смотри – тепло, вода есть, если пить захочешь; ложись, спи». Не успели подняться на верх, а он уж следом прется. Заходит, ложится пузом на мокрый, грязный ротор, заглядывает в скважину: смотрит долго, пытаясь рассмотреть видимо где там дно; вопрошает: «Зачем моя земля вертишь?- Бурила начинает материться, - уведите вы его отсюда. Не даст работать. Вахта скоро кончится. Что мастеру буду докладывать». И мы прем его обратно в баню, и так несколько раз, пока не угомонился. Тундру его родную испоганили мы, конечно, сильно: изорвали гусеницами тяжелой техники, залили соляркой и нефтью, понакидали разного хлама. Долго убираться кому - то придется.
Отпуск
В отпуск отправлялись мы один раз в два года, зато на все лето. Летели самолетом (АН-24, ЯК-40 ) до Тюмени через Салехард. (Сале, Тале, Таль и Село - слова однокоренные). В Тюмени иной раз ночевали у тети Сюни (Вассы, Васюни), старой нашей хозяйки, у которой снимали квартиру еще студентами. Затем какое-то время жили в Омутинке, затем ехали в Баево, где столько долгих дней ждали нас мои родители. Время в отпуске летит быстро. Надо было помочь тем - сем. Затем рыбалка с бредешком на Кулунде, ягоды - грибы. Опять же пьянка по случаю приездов, отъездов, праздников, дней рождения ит.д., куда без нее. «Вот и лето прошло будто и не бывало». И мы повторяем путь в обратном порядке - Омутинка, Тюмень, Салехард, Мыс Каменный. Ну, вот мы и дома. Встретины с друзьями, работа - жизнь возвращалась в привычную колею.
Несчастье
Пришла зима, на Губе окреп лед. Колонна АТСов и УРАЛов пошла бить зимник. Да случилась беда. Колонна шла по неокрепшему льду над пропастью глубиной от 20-ти до 50-ти метров. Попали на тонкий лед, запорошенный снегом. Первая ГАЗушка с начальником колонны благополучно проскочила, а шедший следом АТС ушел под лед, за ним сходу второй; и только после этого машины колонны встали, поднялась тревога. Вынырнул помнится только один человек, а трое, или даже четверо, погибли. Конечно, следствие, то да сё, почему нарушены такие-то и такие-то инструкции. В общем, кто виноват и что делать. Затаскали начальника колонны, задергали. А дома говорят жена пилила постоянно: погубил мол людей. Ну, он забрался на чердак дома своего и застрелился из охотничьего ружья. После этого все успокоились. Всех собак на погибших свешали, и виноватых искать перестали…
Работа
Работа наша шла своим чередом. Придумали умные люди вместо дизелей ставить на буровые вертолетные турбины. Вот это дело не то, что авантюра с газоконденсатом. Турбина - двигатель мощный, приемистый; прет инструмент из скважины мягко и плавно без рывков и надсады - красота. В течение 2-3 месяцев переучили нескольких дизелистов на турбинистов и дело пошло. Вместо привозного диз.топлива дармовой газ из соседних скважин. Буровые переименовали. Была, скажем УРАЛМАШ- 125 -5Д ( пять дизелей стало быть), а стала УРАЛМАШ -125-ГТП (газотурбинный привод!)
Как - то раз при переброске с одной точки на другую нас - человек 10 забыли. А вернее не могли долго вывезти из-за погоды или из-за нехватки вертолетов. И торчали мы на старой опустевшей площадке недели две. Кончилось курево, кончился хлеб, питаемся одной свиной тушенкой. Как вы думаете, ежели есть разогретую на сковороде тушенку на завтрак, обед и ужин, через сколько времени она вам надоест. Долго потом я на нее смотреть даже не мог. Лежали целыми днями, разговаривали ни о чем, играли в шешь-бэшь(нарды), вырезали из дерева игрушки. Я сделал Буратино, сидящего на листе кувшинки, с золотым ключиком в руках; в последствии Леночка называла его «майчиком – Баятинчиком». Друг мой Эдик Адигамов рассказывал про родную Киргизию.
При рождении отец дал ему прекрасное имя Ильнур, в переводе луч света. Но все представители малых народов подсознательно испытывают чувство неполноценности; глупо конечно, но это так. Комплекс этот часто является одной из причин агрессивности, проявлений национализма и т.д. Желание самоутвердиться, повысить свой статус - чувство естественное, свойственное любому человеку, в любом коллективе, от двора до государства. Так вот, руководствуясь подсознательным этим чувством, Эдик, достигнув совершеннолетия, потребовал вписать в свой новенький паспорт не какой-то там Ильнур, а «русское» имя Эдуард. Был он смесью татар, киргизов и еще кого-то, так что с моей точки зрения вполне мог именоваться русским. А ежели не хотел, так мог чинно писаться татарином, а это уже не малый народ.
От нечего делать пытался он научить меня нескольким киргизским фразам . Запомнил я только «шерпе бэр-инь» - спички дай-ка, и «Джелдошь кыргыздар» - дорогие товарищи киргизский народ (это у них в Бишкеке радио начинало работу с такого приветствия.) Друг был хороший, пытались даже дружить семьями. Где он теперь?
Слушали «пленочки» с записями Высоцкого, Челентано (Андрей Челентанов), Аллы конечно, «Японские гитары», «Чингизхан» и др.; местная романтика опять же.
Ямал - земля белым бела, в торосах терема.
Едва морошка зацвела, глядишь опять зима.
В семи шагах полярный круг, края его видны.
Ведь на Ямале даже юг на севере страны.
Но вот над белою пургой, у кромки стылых вод,
Мелькнул, как мельница в пургу, винтами вертолет.
И будто потеплело вдруг , но долго до весны,
Ведь на Ямале даже юг на севере страны.
В краю, что был не знаменит и к этому привык,
Уже нацелены в зенит ракеты буровых.
Куда ему без наших рук, мы так ему нужны,
Ведь на Ямале даже юг на севере страны.
Поясню, полярный круг проходит аккурат по основанию полуострова, так что весь он оказывается в заполярье. Города - же северные оказываются по отношению к нему на юге, по ту сторону пресловутого этого круга. Есть анекдот.
Ненца спрашивают: «Ну, рассказывай, как отпуск провел, куда ездил отдыхать? - Он отвечает - Да, на юг ездил. Салехард был, Лабытнанги был. -
Да вот еще песня, любимая мною в ту пору. Это моя переделка песни, придуманной где - на юге. Там были слова - «Стоит в пустыне словно часовой», я же стал петь - «Стоит над тундрой словно часовой», вот и все дела.
Стоит над тундрой словно часовой,
Под снегом, под дождем и на ветру,
Скелет огромный вышки буровой.
И ни кого на сотню миль вокруг.
И мы под вышкой словно мураши.
И УЩеэРом пахнет комбинзон (УЩР - хим.реагент такой, добавляется в буровой глинистый раствор.)
Ты мне сюда, любимая, пиши.
Опять уходят трубы сквозь карбон, КАРБОН!
Твое письмо доставит вертолет,
Иначе к нам ни как не попадешь.
Здесь ни олень ни трактор не пройдет, (в оригинале был верблюд)
Где бурят землю семь небритых рожь.
Ты ждешь меня, а может и не ждешь,
Ведь трудно ждать так много долгих дней.
Любовь здесь превратится в медный грош,
А может запылать еще сильней,
Помогли сайту Реклама Праздники |