встретился со своим начальником лишь в середине мая в Лондоне. Премьер пригласил его на обед. Присутствовал также посол Советского Союза в Великобритании Гусев. Несмотря на праздничное настроение, разговор получился очень нелицеприятный.
Когда троица перешла в соседнюю комнату пить кофе и ликёры, Черчилль с неизменной сигарой в зубах вдруг ополчился на Гусева.
– Мы понесли такие большие потери, а ваш лидер по-прежнему имеет претензии. Мы сравняли с землёй весь остров Пенемюнде. Если б не это, тысячи ракет «фау» уже летели бы на Москву! А сейчас он готов набросить на всю Европу железное коммунистическое покрывало!..
Когда советский посол ушёл, Черчилль спросил Керра:
– Дорогой мой Арчи, что вы знаете об «оружии возмездия»?
– Почти ничего, – улыбнулся Арчибальд. – Только слышал, что есть такое. Это «фау»?
– Не совсем. Но немцы вплотную подошли к созданию сверхмощной бомбы. И американцы здесь опередили нас. Теперь мы должны опередить русских…
Великобритания многое сделала, чтобы выполнить эту задачу. Английская разведка первая выяснила, что запасная стартовая площадка для «крылатых ракет» оборудована в Польше. Но там уже русские войска. Сэр Черчилль тут же отбил телеграмму Сталину.
«Лично и строго секретно. Имеются достоверные сведения о том, что в течение значительного времени немцы проводили испытания летающих ракет с экспериментальной станции в Дебице в Польше. Согласно нашей информации этот снаряд имеет заряд взрывчатого вещества весом около двенадцати тысяч фунтов, и действенность наших контрмер в значительной степени зависит от того, как много мы сможем узнать об этом оружии…»
Сталин отозвался мгновенно, словно ждал такую телеграмму.
«Просьба уточнить, о каком именно Дебице идёт речь, так как в Польше, говорят, есть несколько пунктов под этим названием…»
Получив точные координаты, советский вождь тут же вызвал Берию.
– Лаврентий, вот тебе подарок. Наверняка там много чего полезного твои специалисты найдут. Пусть вывозят как можно скорее. Только чтобы никаких следов не оставили…
Керр потом встречался в Москве с английскими спецами. Их колотило от негодования.
– Мы почти две недели просидели в Тегеране, ожидая визы. У русских всё время находились какие-то отговорки. Наконец прилетели в Польшу, добрались в этот Дебице. Там – ничего! Нич нема, как они говорят. Какие-то тыловые части Красной Армии стоят, бани, кухни, никаких следов аэродрома или чего-то похожего. Местных рабочих опросили: «Русские что-нибудь вывозили отсюда?» Отвечают как один: «Нич ни разумием». Что теперь докладывать? Мы землю рыли, а нашли лишь остатки каких-то деталей…
Ящики с этими найденными частями перед отправкой в Лондон были советской разведкой аккуратно вскрыты и осмотрены. Керр об этом не узнал, но в этом-то и есть разница между работой дипломата и разведчика. Хорошая разведка – та, о которой никто ничего не знает…
Тем временем завершались приготовления к конференции «большой тройки» в Потсдаме, на которой планировалось принять окончательное решение о послевоенной карте Европы. Керр вылетел туда раньше, он успел до Потсдама ещё раз побывать в Польше.
В перерыве между заседаниями Арчибальд Керр увидел близко Сталина. Советский вождь первым подошёл. Он был всё в том же маршальском мундире, хотя недавно стал генералиссимусом.
– Вот так, господин посол, – тепло поздоровавшись, сказал маршал. – Из всех участников предыдущих конференций остались только мы с вами да господин Гарриман.
Это было сказано с какой-то лёгкой грустью. Скорее всего оттого, что новый президент США Гарри Трумэн уже успел жёстко определить Молотову новый уровень отношений:
– Соединённые Штаты больше ни на какие уступки не пойдут! Никаких улиц с односторонним движением!
Молотов был ошарашен и заявил, что никто и никогда в жизни с ним так бесцеремонно не разговаривал.
– Выполняйте наши требования, и с вами не будут так разговаривать, – ответил ему Трумэн.
Черчилль со своим «железным коммунистическим покрывалом» наверняка поддержал бы коллегу. Но он вместе с Иденом улетел в Лондон на оглашение результатов выборов. В своей победе премьер был уверен. Но обратно в Потсдам ни он, ни министр Иден не вернулись: проиграли выборы. В сорок пятом году быстро менялись не только декорации, но и актёры.
За обедом Керр не утерпел и сообщил итоги выборов молчаливому Молотову.
– Ваших коммунистов можно поздравить: они удвоили число мест в нашем парламенте.
– Вот это хорошая новость! – просиял Молотов. – И сколько теперь у них мандатов?
– Два, – невозмутимо ответил Керр.
Наверное, самым важным событием Потсдамской конференции было откровение Трумэна об успешном испытании атомной бомбы. Керру не довелось услышать это лично. Новый президент США сказал это Сталину тихо, как бы между прочим, походя:
– Теперь у моей страны есть оружие чудовищной разрушительной силы! Такого нет ни у кого!
Керр узнал об этой фразе от Гарримана.
– И что Сталин ответил твоему президенту?
– Ты представляешь – ничего! Похоже, генералиссимус уже мало понимает, о чём речь…
Да, тогда мало кто понимал, что это за штука – ядерное оружие. В СССР одним из немногих понимающих был Курчатов. Ему и позвонил Сталин немедленно после той краткой реплики Трумэна. А Лаврентию Берии официальным документом от 24 июля 1945 года приказал максимально ускорить работы по советскому атомному проекту.
Интересная деталь: после этого распоряжения группа Курчатова отказалась от собственного варианта и взяла за основу американскую атомную бомбу. Где достали чертежи? Большой секрет.
Очень скоро Америка испытала две американские бомбы «чудовищной разрушительной силы», сбросив их на мирные японские города и убив треть миллиона человек. Удовлетворённый президент США Гарри Трумэн напишет: «В самой крупной в истории азартной игре мы поставили на карту два миллиарда долларов – и выиграли».
…Второго августа Арчибальд вернулся в Москву. Начался последний акт драмы под названием «Вторая мировая война». Смена локации – теперь Дальний Восток. После бомбардировки Хиросимы Керра и Гарримана вызвали поздно ночью в Кремль, чтобы рассказать об объявлении войны с Японией. Через несколько дней японцы сдались.
Обратно послы возвращались вместе. Но уже давно между ними не было той душевности и взаимопонимания, что раньше. Особенно разошлись приятели из-за Польши. Аверелл переживал из-за своих заводов, шахт и фабрик на территории этого государства. И всё больше его раздражала внешняя политика Советского Союза.
– У меня есть доказательства того, что они поняли наше великодушное к ним отношение как признак слабости, как признание и принятие их политического курса, – писал он в Вашингтон. – Настало время, когда мы должны разъяснить, чего мы ожидаем от них в качестве платы за нашу добрую волю. Если мы не проявим твёрдости и не вступим в конфронтацию с их нынешней политикой, то есть основания ожидать, что Советский Союз может представлять собой угрозу для мира и будет запугивать мир во всех случаях, когда речь идет о его интересах…
Именно так – слово в слово – Гарриман писал в своих телеграммах.
Эти «твёрдость и вступление в конфронтацию с СССР» Соединённые Штаты и Великобритания проявили на первой сессии Совета министров иностранных дел, которая открылась в Лондоне 11 сентября. Бывшие союзники явно стремились пересмотреть решения Потсдамской конференции и предыдущих встреч «большой тройки». Американский представитель позднее написал с неподражаемой откровенностью: «Главное было – добиться того, чего так безуспешно мы добивались в период перемирия, а именно – поставить ногу в дверь, ведущую в Восточную Европу».
Это совещание министров оказалось знаменательным – и только тем, что впервые на таком крупном межправительственном мероприятии не было подписано никакого документа. А для Керра конференцию можно назвать довольно успешной: его энергия и разумные советы произвели впечатление на нового министра Эрнеста Бевина. Арчибальд был отправлен в заслуженный отпуск с выездом в родной Инверчепел, и вернулся он в Москву лишь шестого ноября.
Советское правительство от всех угроз и ультиматумов вчерашних союзников отбивалось словесно. В праздничном номере от 7 ноября газета «Правда» писала: «В настоящее время не может быть никаких технических секретов большого масштаба, которые могли бы остаться достоянием какой-либо одной страны или какой-либо одной узкой группы стран».
Парад на Красной площади в тот день прошёл без Сталина. В Кремле утверждали, что вождь на отдыхе. А слухи ходили, что его разбил удар. Без него начался и суд Международного военного трибунала в Нюрнберге. А потом – и Московское совещание министров иностранных дел. Советский вождь стал появляться на рабочем месте лишь во второй половине декабря.
А Керру вместо праздничного новогоднего стола ждали ещё тяжелые переговоры в Бухаресте, куда он вылетел вместе с Гарриманом. Советский Союз представлял Вышинский.
Бывший прокурор вёл себя так, словно король Румынии служит у него на побегушках. Гарриман больше молчал, а тихая логика Керра очень раздражала советского представителя. Вышинский орал и топал ногами на английского посла, пока тот не стукнул кулаком по столу:
– Не смейте на меня кричать! Я вам не Троцкий!
Наверное, ещё никто и никогда не давал такого отпора Вышинскому. Он просто потерял дар речи. И намёк на то, что живёт в квартире Троцкого, он понял. Долго пил воду. Потом с трудом выговорил:
– Я, наверное, погорячился. Давайте продолжим спокойнее…
Из Бухареста сэр Керр улетел в Лондон, где министр Бевин объявил ему о новом назначении – Вашингтон. С автоматическим повышением до лорда. Начинался новый этап его жизни. Осталось только попрощаться с Москвой и с руководством Советского Союза. Сталин смог принять посла Арчибальда Керра только ближе к концу января.
Глава 13. Прощание славянки, или Русский раб
Мороз и солнце! Какое чудесное утро! И запоздалое счастье. Впрочем, лучше поздно, чем никогда. Ему присвоен титул барона. Ура! Арчибальд Керр стал лордом!
Он валялся в кровати, напевая про себя невесть откуда всплывшую песенку с дурацкими словами:
You don't understand, Lord, I don't want to go to your bed.
I just wanted to tell you something tet-a-tet...
Повар Евгений вчера вечером накрыл праздничный стол. Они посидели за бутылочкой доброго шотландского скотча. И даже под гитару спели вместе на радостях:
…And he'd come back in a brand Car Ford’s,
And he'd sew suits more elegant than the Lord's.
Пора собираться в Кремль. Пора прощаться с этой необъятной, так до конца и не познанной страной, покидать этих добрых и странных славян и ещё более странных, но симпатичных славянок. Прощайте! Арчибальд Керр едет в Вашингтон. Он едет работать.
Молотов первым делом поздравил его с присвоением титула лорда. Керр поблагодарил и сказал с грустью:
– Сегодня не только радостный, но и печальный день для меня. Я в последний раз вижу вас и этот кабинет, в котором провёл столь много приятных и неприятных часов.
Он рассказал советскому наркому, что министр иностранных дел Великобритании поручил ему стать посредником в переговорах о будущем Индонезии. А
