своего начальника и видел, как Черчилль начинает закипать. Ещё когда ехали в Кремль он сказал тихо:
– Ход за ними. В дебюте мы выиграли, но они обязательно придумают что-то. Это игра, Арчи. Как шахматы. Дядюшка Джо почувствовал, что такое фланговый удар «Английского начала». А дальше посмотрим, кто кого…
Дождавшись перевода, английский премьер сказал сквозь зубы, не глядя на Сталина:
– Советская сторона получит письменный ответ. Но хотел бы добавить, что Великобритания и Соединённые Штаты уже приняли решение о курсе своих действий, так что все высказанные упрёки напрасны.
Сталин ответил тут же:
– Вы, британцы, боитесь воевать. Не следует думать, что немцы – супермены. Рано или поздно вам придётся воевать. Нельзя выиграть войну, не сражаясь!
Вот тут Черчилль взорвался. Постепенно форсируя голос и яростно жестикулируя левой рукой, он обиженно и громко выразил разочарованность тем, что Сталин не верит в искренность союзников. Затем он заменил лёгкую словесную кавалерию стратегическими резервами и перечислил огромные затраты в финансах и людях, которые уже понесли союзные державы в борьбе с гитлеризмом. Были упомянуты и стёртый с земли немецкими бомбардировками Ковентри, и беспримерный героизм погибших в Северной Атлантике английских моряков, и гениальные планы двух генштабов по уничтожению фашизма на планете.
Позже Керр напишет в дневнике об этой речи своего патрона: «Я позавидовал его способности менять лицо. Из румяного, счастливого, смеющегося, с ямочками на щеках лица озорной малышки оно мгновенно превратилось в грозный лик разгневанного и возмущенного быка. Какие бы я ни испытывал эмоции, моё лицо остаётся, как у барана».
Черчилль в своей речи так увлёкся, что не делал обычных пауз для перевода. Но… Сталин неожиданно рассмеялся и, лёгким движением руки остановив переводчика, громко сказал:
– Ваши слова не важны, ваш боевой дух – вот что главное!
Ход был за Черчиллем, и он, не теряя своего настроя, заявил:
– То, что я сказал по поводу второго фронта, очень болезненно воспринято нашими русскими друзьями. Понимая это, я счёл своим долгом лично приехать сюда для встречи с вами, премьер Сталин, хотя мог бы передать это решение через нашего посла или телеграммой. Мой приезд был дружеским жестом и подтвердил искренность моих чувств. А некоторые ваши слова я прощаю только по причине храбрости, продемонстрированной русскими войсками.
Сталин отреагировал тут же:
– С последними вашими словами насчёт храбрости я полностью согласен.
Как и вчера, у машины Черчилль шепнул Керру:
– Дебют и миттельшпиль, похоже, – за нами.
Английский премьер был уверен, что советский лидер будет назавтра изображать из себя обиженного и предлагать новый вариант меморандума. Однако он ошибся. Делегации пригласили в Кремль снова вечером. И не было никаких дискуссий. Был стол на сто персон. С изысканными блюдами: молочные поросята, икра, белая и красная рыба, салаты, пельмени, шашлыки. Всё это изобилие в своих многотомных воспоминаниях английский премьер-министр назовёт потом «тоталитарной расточительностью».
Молотов провозгласил тост за здоровье Черчилля. Английский премьер ответил тостом за здоровье Сталина, а тот поднял бокал за здоровье Рузвельта и Гарримана. Арчибальд отметил про себя, что усатый хозяин никого не подзывает к своему столу и даже не смотрит в сторону лидера британских тори.
Лишь после полуночи Сталин пригласил глав делегаций в соседнюю комнату на кофе и ликёр. Но и там деловых разговоров не было. Курили, фотографировались. Сталин предложил союзникам посмотреть кино, но они отказались. Сталин провожал гостей через залы Кремля до самой двери.
Наутро Керр сразу увидел, что сэр Черчилль спал плохо. Выглядел он помятым и злым с похмелья. Цветной халат был ему явно не к лицу.
– Никаких больше встреч! Мы возвращаемся! – раздражённо орал он.
Керру пришлось два часа уговаривать своего начальника. И кто может сказать, как сложилась бы мировая история, если б он не уговорил его?
– Я считаю нужным сейчас поехать к Сталину, – пробурчал мрачный Черчилль, когда вся английская делегация собралась. – Наверное, он не хотел так сильно меня оскорбить, как я подумал вначале. Хочу его поблагодарить за проявленную выдержку и гостеприимство.
Все согласились, и он уехал в Кремль. Разговор был коротким, они просто обменялись любезностями. Сталин сказал:
– Сам факт этой встречи имеет очень большую ценность. Признавая наличие некоторых разногласий, нельзя не признать, что конференция подготовила прекрасную почву для соглашения в будущем.
И он позвал Черчилля в свою кремлёвскую квартиру.
– Просто немного выпьем…
Не согласиться было невозможно. И гость с удовольствием ходил по скромной квартире, которую потом описал как «четырехкомнатную, умеренных размеров, обставленную просто и с достоинством». Посмотрел на хозяйскую библиотеку со многими тысячами томов на стеллажах. Догадываясь, что «немного выпьем» обязательно перейдёт в обед, а потом и в ужин до полуночи, Черчилль пытался ограничить себя красным шампанским под неизменные сигары. Сталину же сказал, что армянский коньяк показался ему недостаточно крепким.
Зря он это сказал. Глава Советского Союза прикажет ереванским виноделам изготовить семидесятиградусный коньяк, и однажды так напоит им британского премьера, что свите придётся не раз пинать Черчилля под столом и дёргать его за рукав. Но сэр Уинстон всё равно выложит немало такого, о чём назавтра будет сильно жалеть…
Поздним вечером в Кремле появились остальные участники конференции. Ужин продолжался до половины третьего ночи. Как отмечал потом один из участников застолья, «все выглядели весёлыми, как на свадьбе». Видимо, каждый считал себя в выигрыше. Коммюнике было переделано.
В пять утра колонна чёрных легковых автомобилей прибыла на аэродром. Провожал гостей Молотов. Самолёт с англичанами сделал короткую остановку в Куйбышеве, где высадил Керра, и взял курс на Лондон, огибая Европу с юга.
Хотя особо тяжёлой работы в Москве не было, Арчи почему-то чувствовал себя усталым. Ему было совершенно непонятно, кто же выиграл в этой шахматной партии.
Он принял ванну, спустился вниз. Стол был уже накрыт. Когда повар принёс поднос с закусками, Керр раскупорил бутылку коньяка и пригласил Евгения присоединиться.
Солнце клонилось к закату. День угасал. Они пили грузинский коньяк, слушали лёгкую музыку, много смеялись. Разговор шёл легко и непринуждённо. Когда совсем стемнело, посол попросил Йоста разжечь камин и разлил в рюмки остатки грузинского коньяка…
Глава 6. ХХV годовщина Октября
Ещё до московской конференции жизнь дипломатов в Куйбышеве стала намного интереснее, насыщеннее. Замнаркома Вышинский помог наладить прямую радиотелефонную связь с Вашингтоном и Москвой. Теперь Керр чаще общался со своим американским коллегой Уильямом Стэндли. Порой они ужинали вдвоём, обсуждали новости, слушали радио. И вкусы, и взгляды у обоих послов во многом совпадали.
Адмиралу Стэндли очень понравилась Ленинградская симфония Шостаковича. Он не слышал её самое первое исполнение в Куйбышеве, был как раз на пути сюда. А в июле не мог оторваться от радиоприёмника, когда великий итальянец Артуро Тосканини дирижировал оркестром. Адмирал был знаком с маэстро ещё до войны, когда тот возглавлял Нью-Йоркский филармонический оркестр.
– Я просто потрясён, – глядя Керру в глаза, говорил Стэндли и в начале августа, когда они вместе слушали радиотрансляцию симфонии, на этот раз из осаждённого Ленинграда. – Ну как можно вложить в музыку не только ужас войны, но и лирику мирной жизни, светлую память о павших и безграничную веру в победу? Вы знаете секрет русских?
Секрета загадочной русской души они не знали оба…
Двадцать третьего августа адмирал Стэндли позвонил Керру:
– Флаг со свастикой установлен на Эльбрусе! Даже представить невозможно, как быстро немцы прошли сотни километров на юге, захватили Кавказ и вышли к Волге. Не вижу, как можно их остановить…
Назавтра он снова позвонил:
– Коллега, сейчас по радио передали важное сообщение. Наверняка будут повторять. Приезжайте, жду вас.
У Керра не было такого мощного радиоприёмника, который ловил бы заокеанские станции, таких ни в одном посольстве больше не было. Поэтому он и ходил к адмиралу.
Уильям из уважения к Арчибальду настроил приёмник на волну внутренней службы Би-би-си. Закончилась какая-то бравурная музыка, и чёткий голос диктора стал рассказывать, какой разрушительной бомбардировке подвергся вчера советский город на Волге.
До шести часов вечера ничто не предвещало беды в Сталинграде. Работали заводы, магазины, поликлиники, детские сады. Народ не помышлял об эвакуации. Хотя канонаду на севере слышали все: на окраине города Красная Армия с огромным трудом отбивала танковый натиск противника. Даже зенитчикам приказано было не тратить снаряды на самолёты, а стрелять прямой наводкой по фашистским танкам.
С северной стороны и пошли самолёты. Прямо вдоль вытянутого по берегу Волги города. Группами по тридцать-сорок они пролетали низко над домами, сбрасывая бомбы. Вкруговую, вал за валом. Горели здания, горела земля, горела вода в реке от разрушенных нефтехранилищ. Горели люди. Погибло в первый день бомбардировки девяносто тысяч человек. От города остались одни развалины. Советы смогли сбить больше ста самолётов люфтваффе.
– Ну что, и второй фронт теперь не потребуется? Сталину конец? – глаза адмирала блеснули под очками.
– Не думаю, – честно ответил Арчибальд. – Похоже, что наоборот – нашим странам всё же придётся открыть второй фронт. Хотя бы потому, что такое может случиться и с нашими городами…
В середине сентября в Куйбышев прибыл Уэнделл Уилки, личный представитель президента Рузвельта. Встречали его по высшему разряду: этот лидер республиканской партии тогда считался наиболее вероятным кандидатом на президентский пост. Были приёмы и ужины, были экскурсии на заводы, куда раньше дипломатам и зарубежным журналистам вход был воспрещён. Главный американский республиканец разговаривал с простыми рабочими, а потом выразил желание встретиться со Сталиным. Кремль дал согласие, пригласив в Москву и всех глав дипломатических миссий. Так Керр снова оказался в кабинете вождя всех советских народов.
Опять поразился скромностью обстановки сталинского кабинета. Напротив входной двери – письменный стол с разноцветными телефонными аппаратами. Над столом висело увеличенное фото Ленина, читающего газету. На других стенах – портреты дореволюционных полководцев. Ещё маленький столик и два глубоких кресла, в одном из которых Керру довелось посидеть в прошлый раз. Напротив, у оконного проёма, укреплен ящик с картами, скатанными в рулоны. Длинный стол для заседаний, покрытый зелёным сукном. За этим столом и разместились гости.
– Немцы, – начал Сталин, когда все расселись, – захватили всю Украину, Северный Кавказ и большую часть чернозёмных областей, которые являются главными производителями пищевых продуктов в нашей стране. Советскому Союзу срочно требуется хотя бы два миллиона тонн пшеницы...
Керру казалось, что
