хозяин кабинета смотрит в основном на Уэнделла Уилки. И говорит не о продуктах питания, а о танках и самолётах, пулемётах и боеприпасах, которых так не хватает защитникам Сталинграда.
Уилки молчал. Тогда Сталин повернулся к американскому послу.
– А вы, господин адмирал, почему не переезжаете сюда из Куйбышева? Может, вы боитесь немецких бомбёжек? Так Москву уже не бомбят…
– Я лично готов переехать, – отвечал Стэндли. – Но ведь там остаётся посольство Японии. Не будет ли у СССР осложнений из-за этого?
Сталин хмыкнул. Он знал все приёмы уклонистов.
– Ничего, месяца через два-три все дипломатические представительства вернутся в Москву.
В этом прогнозе он ошибся: иностранным дипломатам пришлось жить в Куйбышеве ещё почти год. Продукты питания начнут поступать из Соединённых Штатов, а вот военной помощи от союзников русские не дождутся, пока Красная Армия не разобьёт немцев на Курской дуге. Так что тушёнка американская получит ироничное прозвище – «второй фронт».
Потом Уилки будет утверждать, что коммунисты пытались споить его, но это им не удалось: он выдержал больше пятидесяти тостов и потом дошёл до машины без посторонней помощи.
На обеде в честь представителя американского президента Керр успел поблагодарить Сталина на посланный в Куйбышев подарок и вручил ему в ответ упаковку английского трубочного табака. Пытался сказать что-то остроумное, но тот сделал вид, что не понял. А вот Молотов, стоявший рядом, потом позвал его в свой кабинет.
Разговор шёл о делах. Керр попытался шутливо заметить:
– Хоть я и не выгляжу честным человеком, но на самом деле именно таким являюсь.
Советский нарком смотрел на него спокойно и серьёзно.
– Видимо, господин посол хочет, чтобы я говорил ему комплименты. Боюсь, что на это я не способен. Я их вообще говорю очень редко.
Это был щелчок по носу. И в дневнике Керр написал: «Со Сталиным у нас гармония: каждый видит мошенничество другого. Мы посмеиваемся друг над другом, особенно в присутствии его гувернантки – этого “сапога” Молотова».
Послы вернулись в Куйбышев. Сводки Советского информбюро становились всё тревожнее. Еженедельный журнал «Британский союзник», который не без помощи Керра стал выходить здесь на русском языке, теперь расхватывали во всех посольствах.
Ещё раз в то лето Керр вылетал в Москву по вызову Наркомата иностранных дел СССР. Здание находилось на Кузнецком мосту, но теперь в нём было не так многолюдно – там оставались хозяйственный отдел, часть архива, столовая и ещё кое-какие службы. В Куйбышеве ему было уже как-то привычнее: общение с коллегами, вкусная еда, качественные спиртные напитки, здание в стиле итальянского ренессанса, старинная мебель, вечерние массажи…
Лето выдалось сухим и жарким. Стояли душные дни, и Арчибальд с огромным удовольствием выезжал по вечерам на берег Волги, плавал, загорал, читал своего любимого Марселя Пруста. Там собирались дипломаты со своими семьями. Там, если и обсуждали ситуацию на фронте, первым делом спрашивали друг у друга: «Сводку слушали? Держится Сталинград?»
Однажды кто-то из группы отдыхающих на берегу по-немецки процитировал Гитлера: «Вот убедительный пример слабости большевистской системы: эти кремлёвские дикари годами не могут освоить производство зубных щёток. И я полностью уверен в том, что им никогда не наладить конвейерный выпуск танков!»
Керр увидел, что все с некоторым удивлением посмотрели на того, кто это повторил. Спорить с ним никто не стал, но как-то даже отодвинулись от него. Арчи тоже отошёл, стал бродить вдоль берега. Ему было грустно. Уже много месяцев Керр ничего не знал о жене, она не отвечала на его письма.
Осень пришла со своими золотистыми красками. Потом неожиданно, за ночь выпал первый снег. Камин в посольстве растапливался каждый вечер. Всё затихло, замерло. Казалось, что весь мир ждёт, куда качнётся маятник в яростном противостоянии двух гигантов, схлестнувшихся в смертельной схватке.
Вечером шестого ноября его позвал адмирал Стэндли – слушать по радио доклад Сталина, посвященный двадцать пятой годовщине революции в Советском Союзе:
– Это прямая трансляция, так что везите своего переводчика…
Голос хозяина Кремля звучал глухо. Но странное дело, Керр не услышал в его модуляциях никакой тревоги. Доклад скорее походил на лекцию академика перед студентами-первокурсниками – просто, доступно и логично.
– Это была труднейшая и сложнейшая организационная работа большого масштаба, – говорил Сталин. – Но нам удалось преодолеть все трудности первого года войны. И теперь наши заводы снабжают Красную Армию необходимым вооружением, а колхозы и совхозы также честно и аккуратно снабжают население и армию продовольствием, а промышленность – сырьём. Наша страна никогда ещё не имела такого крепкого и организованного тыла. В результате всей этой сложной организаторской и строительной работы преобразилась не только наша страна, но и сами люди в тылу…
Дальше советский лидер говорил о ситуации на фронте. Когда он назвал планы Гитлера взять Сталинград в конце июля, а в Куйбышев войти пятнадцатого августа, Керр и Стэндли молча переглянулись. И что бы тогда они, послы двух великих держав, слушали вместо симфонии Шостаковича?
Словно услышав этот немой вопрос, советский вождь заговорил о втором фронте.
– Отсутствие второго фронта в Европе дало возможность немецко-фашистским захватчикам бросить против Красной Армии все свободные резервы и создать большой перевес своих сил на юго-западном направлении. Сегодня против нас стоит вдвое больше, – Сталин повторил с усилением, – вдвое больше войск, чем в первую мировую войну. Немцев в уходящем году спасло отсутствие второго фронта. Если б он был, Гитлер сегодня стоял бы перед своей катастрофой…
Интересно, что Керр не услышал никаких просительных нот в этой праздничной речи. Хрипловатый голос не дрожал, Сталин был на сто процентов уверен в своей правоте. Арчибальд вдруг подумал: «А ведь он знает, что второго фронта не будет ни сейчас, ни в сорок третьем году! Он разгадал все наши игры!»
– Будет ли всё же второй фронт в Европе? – Сталин словно сам с собой разговаривал. – Да, будет. Рано или поздно, но будет. И он будет, прежде всего, потому, что нужен нашим союзникам не меньше, чем нам. Отсутствие второго фронта против фашистской Германии может кончиться плохо для всех свободолюбивых стран, в том числе для самих союзников…
Оба посла внимательно прислушивались к каждому слову советского премьера. И от внимания обоих не ускользнуло, что антигитлеровский союз оратор назвал «англо-советско-американской коалицией». Именно в таком порядке: один союзник – первый, второй – в конце.
Почти часовая речь заканчивалась. Сталин перешёл к основным задачам:
– Людоед Гитлер говорит: “Мы уничтожим Россию, чтобы она больше никогда не смогла подняться”. Кажется, ясно, хотя и глуповато. У нас нет такой задачи, чтобы уничтожить Германию, ибо любой грамотный человек поймёт, что это невозможно, как невозможно это и в отношении российского государства. Но уничтожить фашистскую армию, “новый порядок” в Европе – можно и должно. Хочу повторить: Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ и Германия остаются…
Такая постановка вопроса была для обоих послов удивительна. Они снова молча переглянулись: «Похоже, русские действительно выиграют в этой войне, раз они так уверены в будущей победе».
В мире многое начало меняться. Контрнаступление Красной Армии под Сталинградом уже через два дня закончилось окружением колоссальной группировки фашистских войск, и началось её планомерное уничтожение. Это было главной новостью.
Американский посол Уильям Стэндли пригласил Керра на ужин по поводу своего семидесятилетия. Когда гости разошлись, юбиляр решил поделиться с Керром сверхсекретной информацией. Придвинувшись к самому уху соседа, он прошептал:
– Наши учёные из Чикагского университета впервые показали контролируемую ядерную реакцию.
Адмирала переполняла гордость за свою страну.
– Арчи, мы будем самыми сильными в мире! Ни у кого нет, и долго ещё не будет такого мощного оружия!
Керр от души поздравил коллегу. Хотя у него были все основания не согласиться с американцем.
Глава 7. Время «золотой молодёжи»
Керр страстно мечтал об отпуске. «Прошло почти пять лет с тех пор, как я в последний раз дышал своим родным воздухом и имел счастливую возможность говорить с близкими мне людьми...» И мечта его, наконец, исполнилась. Рождество и Новый год Керр встретил в Лондоне. Была масса встреч со старыми друзьями. С Гарольдом Николсоном они не расставались несколько дней. Тот вырос уже до депутата парламента и члена совета директоров Би-би-си. Он и познакомил Арчибальда с молодыми дипломатами. Это было новое поколение, начинавшее с тех же двухместных комнат в студенческих кампусах элитных колледжей, с того же, с чего когда-то начинал и Арчибальд.
Керр показал Гарольду текст итогового отчёта о жизни в СССР, который собирался представить в Форин офис. Старый друг был просто потрясён.
– Об этом тебе надо обязательно сказать по радио! Всей нации!
Когда Арчибальд узнал, что его отчёт стал предметом многочисленных дебатов в министерстве иностранных дел, особенно в отношении личности и послевоенных целей Сталина, он тут же согласился выступить по радио.
Именно в студии Би-би-си английский дипломат Арчибальд Керр познакомился и подружился с красавчиком-радиоведущим Гаем Бёрджессом, его близким другом искусствоведом Энтони Блантом и другими представителями «золотой молодёжи», которые в дальнейшей жизни Керра сыграют немаловажную роль.
Он целый день репетировал свою пятнадцатиминутную речь. Его выступление было записано на английском, французском и немецком языках.
– Британский народ должен игнорировать все попытки нарисовать Советский Союз как идеологического врага, – на всю Европу звучал голос Керра. – Немецкая пропаганда делает всё возможное, чтобы вбить клин в антифашистский альянс. Мы сильны, только когда мы все вместе. Альянс – это не формальный договор, это человеческая связь между двумя народами... Мы должны сделать всё возможное, чтобы нормализовать наши отношения с Советами, которые сегодня ведут яростную борьбу, защищая Европу от фашизма. Мы должны помочь им в этом от души и всего сердца...
Это была бомба.
Через два дня Керр улетел в Куйбышев, не слушая никаких откликов, не отвечая на телефонные звонки. Он сказал всё, что думал. И сказал честно.
В самолёте Арчи не раз повторял про себя слова, которые сказал ему на прощание Черчилль: «Вы были мне постоянным помощником и мудрым советчиком. Надеюсь, что эта оценка поможет вам и теперь в дальнейшем исполнении трудных обязанностей, с которыми вы справляетесь так успешно».
Это как-то успокаивало…
Февраль сорок третьего года отметился диким холодом и пронизывающим ветром. Но Керр по-прежнему каждое утро обливался в посольском дворике холодной водой, одетый только в чёрные купальные трусы. Однажды за спиной кто-то из обслуги сказал негромко:
– М-да, с такими трусоватыми союзниками можно спать спокойно…
Может, он неправильно понял, конечно, но для себя решил,
