Несколько недель я провёл в клинике под наблюдением докторов. Все как один, они советовали отцу изменить для меня обстановку: на время переехать и пожить, допустим, в другом городе или хотя бы в другом доме. Но этому не суждено было осуществиться.
Вернувшись из больницы, я ещё острее стал ощущать на себе ненависть Питера и Сэма. Они перестали скрывать свою неприязнь ко мне, стали смелее, языкастее: вместо привычного прозвища «ботаник» они теперь называли меня «шизиком» и «психом»; а кличка «придурок» отныне стала привычным для меня именем в семейном кругу. О мачехе и не говорю: мало того, что она ни разу не навестила меня в больнице, так она с тех пор перестала замечать меня вообще. Ко всему прочему, я стал объектом для насмешек не только в родных стенах, но и в школе. И это было дело рук братцев, — они повсеместно, кому не попадя рассказывали о моём, якобы, сумасшествии, и о том, что я лежал в психушке.
При отце, естественно, братцы не позволяли себе грубостей, но в его отсутствие их насмешки лились на меня Ниагарским водопадом. Мне было, естественно, обидно. Но я верил, что наступит такое время, когда всё изменится. Успокаивал тот факт, что всё равно я когда-то вырасту и навсегда уеду учиться и жить в другой город или даже штат. Жаль только, что в этом случае придётся расставаться с отцом. Мне же и в мыслях не хотелось без него никуда уезжать в будущем. И не скрою: меня согревала одна потаённая надежда на то, что рано или поздно отец расстанется с Эльзой.
Прошёл примерно месяц после моего падения с лестницы. Отец всё так же работал, в перерывах между основными заказами отшлифовывая «Селестию». Тему моего недавнего нервного срыва мы с ним больше не обсуждали. Про игру он тоже не упоминал. Но я был уверен, что он сдержит своё обещание и мне первому покажет программу. Про мои нерадостные отношения в семье он, наверняка, тоже всё знал и понимал, но этот щекотливый и болезненный вопрос мы с ним тоже никогда не обсуждали.
И вот наступил день, когда жизнь моя изменилась кардинально, хотя совсем не по задуманному судьбой сценарию.
В тот день, три года назад, я пришёл из школы немного уставшим: как будто предчувствовал — дома непорядок. И точно: они снова ругались. Визгливый голос Эльзы слышался за квартал от нашего дома. Мачеха сбавила пыл, когда я вошёл в дом (теперь она опасалась моих обмороков, боялась остаться виноватой). Отец вместо приветствия виновато мне кивнул, давая понять: мол, прости, брат, что мы тут опять скандалим. Такое его лицо, унылое и бледное, с наполненными влагой глазами, запечатлелось в моей памяти навсегда.
Больше отца я не видел.
Расстроенный их ссорой, я молча прошёл между ними и поднялся в свою комнату, лёг на кровать — хотелось спастись сном, уйти от всего этого кошмара. Ругаться они перестали, благодаря моему присутствию. Чуть погодя внизу хлопнула дверь спальни — мачеха пошла к себе; потом входная — отец, скорее всего, ушёл в табачную лавку. Наконец стихли все звуки в доме, и в наступившей тишине я вскоре задремал. Спал недолго, минут пятнадцать, но мне хватило этого, чтобы немного взбодриться. Вскоре послышались визгливые голоса братцев, которые вернулись из школы. Я продолжал неподвижно лежать, прислушиваясь к их голосам на кухне, пока они обедали. Эльзы слышно не было, по-видимому, она всё ещё находилась в спальне. Только после того как братцы насытились и ушли в свою комнату, громко смеясь и обсуждая кого-то из своих одноклассников, я поднялся с кровати и бесшумно спустился на первый этаж. Я всегда старался избегать встречи как с ними, так и с их мамашей; и если надо, мог часами сидеть на месте, выжидая момент, когда смогу выйти из комнаты и преодолеть путь до двери, ведущей в подвал, не пересекаясь ни с одним из них.
Так случилось и в тот день. Я торопливо спустился на первый этаж, пересёк холл и исчез, никем не замеченный, в подвале. Отца в мастерской не оказалось, хотя я думал, что он давно уже вернулся, пока я спал. Один из компьютеров работал, на экране монитора лагала какая-то программа. На проводе свисал, касаясь пола, геймпад; на стуле лежал шлем, на полу, рядом со стулом — перчатки. Аксессуары были подключёнными: похоже, отец прервал работу из-за ссоры с Эльзой, а потом ушёл за сигаретами. Но возможно, он и не за ними ушёл вовсе, потому как на полке лежали несколько запечатанных пачек «Мальборо».
Не смея дотрагиваться ни до чего на столе, я устроился за своим столиком, расположенным у противоположной стены, и включил ноутбук — решил скоротать время, ожидая возвращения отца. Немного погуляв по интернету, бездумно листая ни чем не примечательные страницы каких-то сайтов, я выключил ноут и предался мечтам о скорой счастливой жизни. Отец, должно быть, заканчивает работу над симулятором, и скоро откроет миру «Селестию». Но, естественно, — сперва мне.
И тут меня «разбудили» голоса наверху: Эльза опять кричала на своих отпрысков. Отца вроде не было слышно.
Когда прошло ещё около часа, а отец так и не вернулся, я начал волноваться. Впервые в жизни мне по-настоящему стало страшно. Я испугался, что могу остаться совсем один. В голову полезли дурные мысли, представилась ужасная картина: отец лежит мёртвый на пороге табачной лавки, накрытый чёрным пакетом, а вокруг, в мигающем свете полицейских машин кишат копы; вдоль растянутой по периметру оградительной жёлтой ленты столпились зеваки. От мысли, что отныне я оставлен один на произвол судьбы, мне сделалось нехорошо, и даже стало подташнивать. Если бы не крик, донёсшийся с первого этажа, который вывел меня из транса: «Где этот придурок!?» — я бы вновь потерял сознание. Это Эльза громогласно спрашивала сыновей, по-видимому, про отца (так я сначала подумал). «Да не знаем мы. Ушёл, наверное», — гундося, ответил старший. Когда младший сыночек, хихикая, предположил: «Или в норе, как всегда, папенькин сынок», — мне стало понятно, кого имела она в виду, называя «придурком». «Ну-ка, сбегай, Сэм, проверь», — приказала мамаша. Знай заранее, что я в подвале, она бы попридержала свой язык.
Послышался слоновий топот, скрип открывающейся двери и спешные шаги по лестнице. Сэм, оставаясь на верхних ступенях лестницы, нагнулся и заглянул в мастерскую; дебильно улыбнулся и, не говоря ни слова, помчался обратно, докладывая мамаше обстановку. «А папаша где?» — переспросила она, на что тот повторил: «Я ж говорю, в норе один ботаник».
Пересилив себя, — а мне не видеть и не слышать не хотелось этих нелюдей, — я поднялся к ним. Эльза сразу набросилась на меня с вопросом: «Куда ушёл отец?» На что я коротко ответил «не знаю», и под беспричинное хихиканье братцев поднялся в свою комнату.
Отец и к вечеру не вернулся. Около десяти часов до полуночи Эльза с сыночками разошлись по своим комнатам и уснули, как ни в чём не бывало. Дом стих. Мне же не спалось. Ссора, уход отца, мысли об одиночестве — всё это мешало уснуть. Так и пролежал до утра с открытыми глазами, прислушиваясь к каждому звуку, доносящемуся с улицы, стараясь определить, не отец ли возвращается. Но, к своему разочарованию, это всегда были звуки чужих шагов мимо проходящих прохожих.
Не вернулся отец и утром. И на следующий день его не было. И не пришёл он больше домой никогда.
Вот так: ушёл и не вернулся. Исчез без следа.
С тех пор я остался один на один со своим горем и одиночеством.
Ходили слухи, что он, намаявшись с Эльзой, ушёл к другой женщине. А были и такие предположения: мой отец-неудачник, устав от всего, решил свести счёты с жизнью и ушёл в прерии, где и погиб; и лежат сейчас его кости где-то на пустынном поле, обглоданные койотами и грифами. Но во мне так и не прижилась ни одна из этих версий: я не в силах поверить, что отец мог так хладнокровно поступить со мной, запросто плюнуть на всё и уйти, бросив меня наедине с этими гадкими людьми. По прошествии столь долгого времени он теперь числится пропавшим без вести. И судя по тому, что он до сих пор молчит и никаким образом со мной не пытается связаться, — хотя бы тайно, — я постепенно мирюсь с мыслью, что отца и правда нет в живых.
Прошло уже три года после его исчезновения. Я, как прежде, живу там же, среди ненавистных мне людей. Не прошло и месяца после того печального события, как в доме появился мужчина по имени Джон, заменившей Эльзе моего отца. Мы так и не нашли с ним общего языка, да и не очень-то, если честно, к этому стремились. Со временем у него, как и у моей новоявленной опекунши, пропал всякий интерес ко мне. У них в семье, конечно же, теперь всё было хорошо, в доме стало спокойно: ни ссор, ни криков. Джон, в отличие от отца, не пропадает в подвале и даже не спускается туда без надобности (его отвращает любимое место бывшего мужа своей жены). Он всегда рядом с семьёй. При каждом удобном случае они напоминают мне, что я отныне здесь никто. И не скрывают своего нетерпения и эмоций, когда признаются, глядя мне прямо в глаза, что не могут дождаться моего совершеннолетия и того дня, когда навсегда распрощаются со мной. Я у них, как бельмо на глазу.
Как и раньше, я стараюсь не пересекаться с ними, и большую часть времени провожу в мастерской. В стенах подвала я чувствую защиту, как осаждённые жители чувствовали безопасность, находясь под прикрытием крепостных стен своих городов. Помимо того, что я здесь нахожу и уединение, и возможность пребывания вне досягаемости домочадцев, я также нахожу и успокоение в этих стенах, которые предоставляют возможность соприкоснуться с детством, с отцом. Здесь живёт память. А ещё одна из причин, по которой меня тянет сюда, как магнитом, — это мой компьютерный мир. Мастерская — это моё окно во вселенную. Я тут не одинок. Благодаря компьютеру рядом со мной все люди планеты, все миры, все книги, животные, многочисленные виртуальные друзья из разных континентов, с которыми у меня много общих интересов. С трудом представляю свою жизнь без всего этого. Как и отец, я увлечён компьютером и твёрдо решил посвятить программированию свою жизнь.
Больнее всего я переживал потерю отцовских компьютеров. В приступе злости, когда на третий день отец не вернулся, Эльза спустилась в подвал и битой разгромила мониторы и серверы. Один из блоков замкнул, и чуть не случился пожар. Благо, подоспели сыночки и Джон, и все вместе мы потушили очаг возгорания.
[justify]Со временем я навёл в мастерской порядок, починил и вернул жизнь одному из трёх компьютеров — именно тому, за которым отец работал в
