и встал.
- Погоди, земляк, не гоношись. Не добазарили…
Я сел.
Сивер продолжил беседу в горизонтальном положении, покряхтывая от удовольствия.
- Меня, старого пердуна, они шибко слушать не станут. - «Они» это солнцевские, сообразил я. – Но там у них есть один, авторитетный, типа советника, он мой должник, я его на зоне отмазал. Он сейчас у них за Европу отвечает, образованный, типа… И в эту, как ее… в Швецию… нет, типа того…
- Швейцарию? – привстал я. Ладони вспотели.
- Ага, вот туда мотается. Мутит дела. Бизнес, япона вошь. И заодно лекарства возит, редкие такие… Слыхал, для больших людей, тебе, блин, не снилось, каких больших! Но это между нами. Туенка не в счет. Погодь, наколку дам.
Хозяин подземного царства встал, натянул тельняшку, потянулся, аж хрустнули суставы.
- Ох, спасибо, доча.
Сменщица внесла на подносе бутылочку настойки со змейкой на дне и двумя фарфоровыми чашечками.
- Туенка! – воскликнул пожилой зек. – Да убери ты свое пойло! Не видишь,
земляк приехал из Сибири. Сибирь, слыхала?
Девушка пропела под нос и улыбнулась мне.
- Значит, тащи водяру и пожрать чего.
Пропустив сто грамм «Столичной», дядя Паша развалился на нарах и обвел руками свое подполье.
- А вьетнамцев я уважаю. Ты не смотри, что росточком не вышли. Как они америкосов раком-то нагнули - и бамбук в очко! Америкосы це ж чисто фраера! Петухи через одного. – Ткнул пальцем во флаг на стене. – Ты знаешь, чей? Это тебе не флаг какой-то там братвы. Это, сука, знамя Вьетконга, усек? У них дисциплина как в армии, в натуре. Тут по коридору один ветеран живет, седой, маленький. Я с ним иногда в шашки играю… Дык он у них в войну командиром разведбата был, майор, прикинь? Семь амбалов-языков, вдвое ширше и выше себя, приволок. Живет тут в почете. А на вид старикашка… - разорялся Сивер.
В комнату на шум, проверяя, осторожно заглянул телохранитель.
- Во, Пинг, иди сюды. Или ты Понг? Короче, смерть америкосам, так?
Охранник подошел к флагу, встал под желтую звезду, и выкрикнул, задрав голову:
- Амеликана – писец! – и ногтем большого пальца провел по горлу.
Сивер, собрав на лице морщины, засмеялся, как мальчишка.
Охранник был нестандартно высок, с европейскими чертами. Видно, метис; вспомнил, янки в годы войны порядком разбавили кровь аборигенок в Сайгоне.
Захмелевший дядя Паша внезапно оборвал монолог:
- Теперь уходи. Пыхнуть хочу. «Звезда, фея…» После водочки пыхнуть «планчика» самое то… А кому надо, я отзвоню. Учти, я это ради Фары, за ради старого засранца делаю!
Сивер на глазах трезвел.
- А Володьке передай: в Москву его перетащат, пусть масло не гоняет. Не сразу - как токо наладит бизнес этот гребаный… Манагеры, падлы! – сплюнул в сторону. - Сюда больше не приходи. Звони на крайняк. Все.
Он подтолкнул меня в плечо.
Стальная дверь за спиной скрипнула, заскрежетал засов, похолодило затылок.
Пленка 17d. Бассаров. Читать между строк
Уже на подходе к станции метро «Автозаводская» я сунул руку в карман за мелочью и нащупал бумажку. На клочке вырванной из книги страницы между строк было печатными буквами выведено: «Игорь Харитонович». И номер телефона.
Однако, как эта бумаженция очутилась в моем кармане? Я вспомнил, что тот же высокий вьетнамец в черном нежданно обнял на прощание и долго махал с крыльца общежития. Никакой лирики: проверял, не привел ли я «хвоста» или прикрытие.
Так что послание от Сивера надо читать между строк. А по прочтении сжечь, усмехнулся я. Что-то устал я от этих шпионских игр. Явки, звонки, пароли…
Холодно-вежливый голос вышколенной офисной дивы на том конце трубки ответил, что Игорь Харитонович на планерке. Таким голосом объявляют в аэропорту Шереметьево прибытие рейса из Копенгагена. И предложила перезвонить через полчаса во время кофе-брейка. «Игорь Харитонович, планерка, кофе-брейк…» Никаких тебе кличек-погонял, приблатненного базара. Никакого запаха криминала – один запах кофе. Манагеры, вашу мать. (Только тут я догнал, что под ними старик Сивер имел ввиду «менеджеров»).
Спустя полчаса тем же ровным голосом загадочный Игорь Харитонович, не выказав удивления, предложил встретиться в ближайшее воскресенье в Лужниках.
Ровные гудки отбоя.
Ровно в час дня я торчал у южного сектора Лужников. То и дело толкали – и не извинялись.
- Па-аберегись!.. – прокричали над ухом. Мимо пронесли тяжелый, размером с малолитражку, баул.
Гомон, разноголосица, толкотня. Главная спортивная арена страны была превращена в вещевую барахолку, уступающую в размерах лишь Черкизону. К подтрибунным помещениям, как к центру гигантского муравейника, тянулись фигурки – поодиночке и группами.
Торговля начиналась уже на аллеях, радиально расходящихся в разных направлениях. Торговали как «с земли», разложив на грязном утоптанном насте ходовой товар, тряпки и галантерею, так и с распахнутых зевов микроавтобусов. К южному входу лепились вагончики. Чернела толпа. Торгаши, «челноки», потенциальные покупатели.
Внутрь Лужников – современного Колизея – и заходить-то было страшновато. Могли затоптать в узких проходах, по обеим сторонам коих висели, на уровне глаз и выше, лежали на нескончаемых прилавках столь же бесконечные гирлянды товара - кожаные куртки, джинсы, футболки, прочие китайские, турецкие подделки под «фирму»… Глаза разбегались, голова кружилась. Пожалуй, комфортно здесь чувствовали лишь воры-карманники.
Я едва протолкнулся к лоткам подтрибунных помещений Лужников и развешанной под бездонным потолком пестрой гирлянде китайских шмоток. Предлагая товар, вывезенный челноками из Турции, Польши и Маньчжурии, продавщица орудовала вешалом, похожим на швабру. Стоял гул. Пахло потом, ноздри щекотала пыль. В толпе с бегающими глазками шныряли щуплые тени, одетые в униформу фаворитов Луны – скользкие болоневые курточки.
Выбравшись из сего вселенского толковища ценой потери пуговицы, поневоле почувствовал зов природы. И узрел вагончик платного туалета. Но заходить туда было еще страшнее. Впрочем, удалившись от трибуны, к жидким кустикам аллей, я последовал народному примеру – облегчился за статуей гипсового футболиста.
Там и сям бродили, словно неприкаянные, людишки. Притаившись за другой статуей, классическая троица распивала водку. Ближе ко мне меняли рубли на доллары. Еще дальше шла вялая драка, с места ристалища доносились маты. Цыганки хватали за руки идущих от станции метро людей, на глаз мгновенно определяя провинциалов.
На соседней аллее на суету страстей человеческих равнодушно взирал поверх голов конный милиционер. Лошадь была упитанной, с раздутыми боками.
Я вернулся к южному входу и снова встал там, где было велено – у вагончика с надписью «М/Ж». Всего я честно отстоял на всеобщем обозрении часа два.
Единственный, кто честно обеспечил явку, был Харя. С ним мы уговорились встретиться через два часа после проваленной явки с Игорем Харитоновичем. Харя давно хотел сходить на барахолку, купить матери мохеровый шарф, неведомой девушке – наряды, а себе – джинсы. Ринат и ранее пытался увязаться за мной. Он уже хорошо ориентировался в Москве и мог сделать покупки сам, но считал, что у меня вкус лучше, скорее, побаивался, что его обманут с «фирменной» вещью.
- Алле, босс! – заорал Ринат с верхних ступенек широкой подтрибунной лестницы. На одном плече у него висел шарф, на другом джинсы-«бананы».
- Босс, слушай, обнову обмыть надоть, - победно взирая на толпу, хмыкнул Харя. Настроение у него было прекрасное, синяки сошли, раны зажили, как на росомахе.
- Куда прешь, козел! - закричал Ринат на кого-то, зацепившего его большой сумкой за плечо. – Чо вылупился?!
И столько напора и уверенности было в выкрике (плечо, видать, еше болело), что, помедлив, человек нехилой наружности двинулся дальше.
- Ну, Борька, как тебе мои обновы, скажи, супер? – сунул мне под нос свои покупки товарищ.
Я для приличия поцокал языком. Надо было уходить. Стало ясно, что резидент на связь не выйдет. Манагеры, блин, насмотрелись шпионских фильмов! Хотя пару раз ловил на себе оценивающий взгляд… Возможно, то было совпадением, а возможно, меня изучали. Да и само место встречи в людном месте наталкивало на мысль о легкости «отхода». Вспомнил, что в случае нестыковки незримый абонент просил перезвонить. Или читать надо было между строк?
«Игорь Харитонович». Никаких кличек. Сила всегда вежлива. Если это так, то ставки высоки. Официально препараты от ВИЧ британо-швейцарской фирмы еще не были утверждены для применения в РФ, но можно было предположить, что ими пользуются в узких кругах элиты. Наркотики – удовольствие дорогое, и тем же героином ширяется «золотая молодежь», «мажоры», детки высшей номенклатуры, а лечение вируса иммунодефицита еще дороже, еще дефицитней.
Только перекинувшись с друганом парой слов, я понял, что устал в дикой толчее и озяб в обувке не по сезону. Даже теплые стельки, купленные у тетки на выходе из метро «ВДНХ», не спасали. Думал, сгоняем в первопрестольную на недельку-другую и – назад. А затормозились внутри Садового кольца на месяц - и это кольцо все больше напоминало замкнутый круг…
По утрам в межрамье окошка мастерской, куда мы за неимением холодильника складывали продукты, пачка пельменей примерзала к стеклу, а молоко уже не скисало. Окно, наверное, не мыли с эпохи развитого социализма, но если б и отмыли, за стеклом все также нависало бы свинцовое небо поздней осени. На нем даже облаков не намечалось. А нет облаков, нет и светлых разрывов. Сплошное жестяное полотно, по которому размазали желток солнца…
Вот и сейчас большой бокастый дирижабль лениво тащил за собой остальные тучи. При этом небесный пилот забыл за юго-восточной трибуной «Лужников» солнышко, оно тщетно тянуло вослед свои тонкие бледно-розовые ручонки… Сквозь голые ветви тополей сыпал мелкий снежок. Одна снежинка-перчинка попала за шиворот. Пора валить из депрессивной столицы нашей Родины! Миссия не удалась. За попытку спасибо.
Не доходя до метро «Спортивная», мы взяли чекушку водки и по указке сочувствующего доброхота свернули в проулок. Пивнушка находилась в тупике. Он весь был отдан частному промыслу. В ряду киосков «Ремонт обуви», «Воды-соки», «Ключи. Копии» и тому подобным, взгляд механически зацепил вывеску «Овощи-Фрукты». Я замедлил шаг.
- Босс! Чего отстаешь?– донесся крик. Харя стоял у входа в пивнушку.- Сюда, Борман! – свистнул товарищ.
Пивная располагалась в каменушке размером с три киоска и согласно дислокации носила название «Офсайд». Преобладала красно-белая расцветка. На кирпичных стенах развешаны увеличенные фотографии футболистов, иллюстрации из спортивных журналов, портреты бомбардиров, а над бейсболкой патлатого бармена висела растяжка с надписью «Спартак – чемпион!», под ней – пара ржавых кубков. Белым по красному. Шея бармена, щекастого толстого парнишки, была замотана красным шарфом с буквой «С» в ромбике. Из-под
