получить требуемую сумму.
Кстати, о презренных деньгах! По прибытии я нашел в кармашке ручной клади, спортивной сумки, которую нес провожатый - мой верный оруженосец, пачечку зеленых банкнотов. Харя отдал долг.
Лори не вылазила из футболки, подарка Рината, дешевой подделки под «фирму», кажется, даже спала в ней. Ринат был для нее напоминанием о детстве, о милых убогих бараках, глотком чистого воздуха Захолустья.
Но и бездумное валяние на диване, пусть в обнимку с любимой женщиной, пресыщало. Слишком много сладкого statim, stat, на языке реаниматологов «немедленно, одномоментно», может девальвировать любую идею. Счастье, реанимируя, надобно дозировать, натягивать на серую глыбу будней, как наволочку. «До чего люблю эти серенькие дни..» Ах, он умница Антон Павлович!
После двухнедельного ничегонеделания, обжорства и зырканья в телевизор я начал кружить по квартире, словно волк в вольере. В клетке самоедства.
Два раза приезжал Борис-два с отчетом по НОК «Белый квадрат». В присутствии Лори главный инженер избегал жаловаться на здоровье жены. У обеих наших половин хворь на три буквы, ту и другую далеко не пошлешь... Борис-два, сгорбившись на кухне, печально смотрел на хозяйку дома и что-то шептал под нос. Я угощал коллегу вином, стряпней от Лори; потом Алдар увозил его.
Я тянул с визитом в СПИД-Центр. Стыдно было предъявлять командировочное удостоверение с отметкой Минздрава РФ, тем более, получать какие-то ни было командировочные деньги.
Шпион, вернувшийся с холода. С нейтралки холодной войны. В отличие от фабулы нашумевшего бестселлера моя разведывательная миссия оказалась провальной. Хотя герою романа Джона Ле Карре в реалиях холода Пограничья так и не удалось одолеть Стену.
Мою разрушительную рефлексию прервал звонок от главного врача Бузиной. Она поинтересовалась, почему я прислал отчет о командировке, но не получил остаточную сумму на командировочные расходы. И поблагодарила.
- За что? – буркнул я в трубку.
- Что – за что, Борис Артамонович?
- Деньги и прочее.
Шумный вздох.
- Конечно, еще рано строить радужные планы… - медленно сказала главврач. – Недавно мой начмед, ну… зам по лечебной, ездила в Москву на семинар. Видела там Фильшина, вы же знаете его? Ну, так вот, этот Фильшин передавал вам, Борис Артамонович, привет. А он ключевая фигура в департаменте фармакологии, и просто так приветы передавать не будет… Ну? Придете в Центр? Бухгалтер нервничает, ей ведомость закрывать надо. Ждем вас.
Я долго стоял в прихожей, прижав трубку к уху. Лишь длинные гудки вывели меня из глубокой задумчивости.
Чудны дела твои, Создатель! Нет худа без чуда. А я-то казнился, идиот! Развязал мешок с кулаками. Как в сказке. Наломал дров. И костей. Больше своих, чем чужих.
Обычно в триллерах и детективах хэппи-энд неизбежен. Герой в результате изматывающей погони за преступником, нехорошим человеком, или за истиной, впрочем, неважно за кем или чем, хотя бы за чудо-средством, ценой потерь одерживает победу, разбивает Стену по кирпичику. Таков закон жанра. Это правило вдвойне, втройне обязательно, когда в фабулу вплетена любовная интрига. В жизни, мягко говоря, не так. Тем поразительней, что в финале романа Ле Карре герой бежит от погони на пару с возлюбленной. Но. Парочка гибнет у подножия Стены в перекрестии лучей прожекторов. На пороге свободы, ободрав локти о колючую проволоку, герой возвращается к бездыханному телу любимой и находит свою смерть. Что есть нарушение жанра. Причем, это вам не любовный роман, а детектив, да еще детектив шпионский!
Во всем виновато Захолустье, оно же Пограничье в первоисточнике. Если на пороге нового тысячелетия западным улусом, форпостом Заахн Улс, огромной империи, вновь стала Москва, то на пороге ядерного противостоянии ее границы раздвинулись и уткнулись в Берлинскую стену.
Сломать стену даже в старом здании, того же СПИД-Центра, к примеру, стоит чиханья и прочих неудобств. И чем старее помещение, тем больше пыли и грязи от многих слоев обоев и известки, тем больше шороха от разбегающихся крыс и полчищ тараканов, прочей нечисти. Нельзя строить здание будущего на прогнившем фундаменте, не протравив его, желательно огнеметом. В противном случае, как только осядет пыль эйфории, начнет свой отсчет эрозия и коррозия – почвы и менталитета. Локти от колючки будут обдирать не только вы, но и ваши дети.
Любая мелочь способна повлиять на завязь истории. При этом первые плоды на возделываемом древе могут появиться не в текущем цикле.
Шпион, вернувшийся с холода, погиб, обнимая еще теплое тело возлюбленной. Говорят, их кровь просочилась сквозь асфальт и оросила семена. Ростки красных цветов из года в год расширяли трещину в Стене…
Капля камень точит. И она же запускает коррозию. Капли ошибок и слепых тыканий повлияли на ржавый маховик - он провернулся не сразу. Криминал, свободный от бюрократии, сделал ход первым. Пинг-Понг. Сперва Виссарионыч вышел на связь со старинным дружком Сивером. Тот, продрав глаза сквозь дымок «дури», послал гонца к своему должнику Игорю Харитоновичу. «Манагер» Игорь Харитонович, топ-менеджер банковской структуры, крышуемой «солнцевскими», насилу вспомнил о просьбе старого зека и запросил «добро» у своего куратора из братвы. Куратор справился у бухгалтера ОПГ, не имеет ли вьетнамская братва, пардон, младший партнер, долгов перед группировкой. Получив отрицательный ответ, куратор известил бригадира о просьбе динозавра лагерного режима с резюме: «Старикан чудит». Тем не менее, деятельность этнической группировки за отчетный период была признана удовлетворительной. Пинг-Понг. Мячик перелетел через сетку игрового стола. Был сделан соответствующий звонок прикормленному заместителю министра. Зам позвонил руководителю соответствующего Департамента Минздрава РФ. Список (в двух вариантах) предполагаемых регионов пилотного проекта с демографическим и политико-экономическим обоснованием и федеральными индикаторами предоставили в срок. Секретарша Марина отложила копию отпечатанного варианта в архив и отнесла на стол руководства Департамента первый экземпляр. Заведующему сектором клинической фармакологии Фильшину И. А. за оперативность объявили благодарность в приказе. Пинг-Понг.
Пленка 05е. Бассаров. Не основной инстинкт-2
Вспомнил. Во время пьяного трепа в мастерской скульптора-монументалиста Костика услышал байку: Леонардо да Винчи, де, лицезрея обнаженную натурщицу, изрек, что человечество вымерло бы, кабы могло увидеть себя во время любовного акта. Это не акт творчества. Нет ничего красивого в подпрыгивающих ягодицах и распяленных ляжках. Это не предмет искусства.
Правда, собеседник, разгоряченный то ли ударной дозой сорокоградусной, то ли самой темой застолья, тряся бородой, возражал…
И в самом деле, секс прекрасен только для его непосредственных участников. И в том его опасность.
Мое бегство из родного Захолустья и погружение в сладкую пучину БПС, случайных связей, тоже было бегством. В тщетной попытке забыть видение девочки, тянущей ко мне обуглившиеся ручонки… Хотя, говорили, руки пострадали менее всего, ожоги получили не более трети кожных покровов, в основном со спины и на правом предплечье.
Но все это лепет труса и грешника, чьим адвокатом на суде выступает дьявол. Не случайно на фреске, изображающей ад, его владыка Вельзевул с головой грифона и красными глазами, что габаритные огни «тойоты», удерживает на конце своего длинного, как у крысы, хвоста обнаженную женщину, заостренный кончик хвоста уходит в разверстое ослепительно розового влагалища. Она кричит от боли. Или от наслаждения.
Эту полустертую фреску я увидел в старой церковке в турпоездке по итальянской провинции, на стене с облупившейся штукатуркой. Стереть ее невозможно даже с отсыревшей стены. Ибо что такое ад, как не современный мир, растленный и залитый потоками лицемерия?
Отвращение к сексу совпало с появлением в моей жизни Лори. И мое влечение к ней, - будем честны хотя бы в пьяном виде (запершись в туалете, я хлебнул водки из горла и запил водичкой из-под крана), - и благое намерение в итоге заключить с избранницей законный брак не столь бескорыстно, как кажется со стороны. Лори чувствовала лицемерную тщету моих порывов и отказывались следовать им. Все это вкупе - попытка доказать, что в то время, когда девочка в соседней комнатке тянула ручки к печке, мы не занимались грешным делом.
А чем же, игрой в «папу-маму»?
Пленка 06е. Лори. Бабочки летят к пожарному выходу
Избитое выражение: бабочки летят на огонь. Даже не избитое, а изрядно пригоревшее. Все чуше… чешуекрылые, и даже рыбы стремятся к свету. Не с этим ли связано, что рыбы иногда выпрыгивают из воды? Почему мотыльки летят на огонь?
И сгорают, безмозглые. Не закодирована ли моя участь в собственном имени? Лориго - бабочка. Получается, бабочка была всегда рядом с оленеводами и охотниками. На протяжении столетий мои предки, аборигены Захолустья, наблюдали, как у очага чума или возле костра вьются мошка и мотылки. Если они так любят свет, почему не летают в дневное время? Странно, но бабочки, как люди, тоже могут впасть в спячку. Оно и верно. Помаши-ка крылышками день-деньской! Очнувшись ото сна, мотылек обнаруживает себя в окружении темноты, которую он воспринимает как замкнутое помещение.
Когда Боря ушел по делам, - ему надо было быть в Центре, а потом весь день на фирме, - я случайно застряла в Музее Природы. Позвонила Нюра сказала, что вместе с детьми идет в музей – им в школе дали задание по природоведению, - и предложила сходить за компанию. Я обрадовалась: не знала, куда себя девать в огромной квартире. Пока мальчики торчали возле чучел волка и медведя, я вернулась к стенду с гербариями бабочек, который зацепила взглядом. Остро пожалела о собственной коллекции, брошенной дома, прилипла к стенду. Стекло испускало блики, было плохо видно. Я спросила, нельзя ли взять в руки гербарии. Смотритель, седая тетенька, позвала научного сотрудника.
Хмурая девушка, поправив падающие с короткого носа очки, нехотя обронила, что вообще-то она работает в музее на полставки, занимается каталогами и не справочная служба. Я торопливо, с заискивающими нотками, - неожиданно для себя! – пролепетала вопрос: зачем бабочки летят на свет? Ведь это же чистое самоубийство! Девушка усмехнулась: почему-то все спрашивают об этом. И нехотя пояснила, что свет является универсальным индикатором открытого пространства. И чушуекрылые летят к выходу, часто сгорая в огне мнимой свободы.
- К свободе? – пораженная, переспросила я. Перед глазами всплыла картинка, как глухарка, залетевшая в барачный подъезд, вновь и вновь бьется о стекло.
Научный сотрудник взглянула на часики на запястье, узком, холеном, и тоном учительницы биологии, созерцая маникюр, пояснила, что насекомое тоже боится темноты и, испуганное, бросается к свету, как к спасительному выходу.
- Потому мотыльки и кружатся вокруг
