Кого выбирает жизнь?

своим существом, переполнялись этим безумным чувством, насыщая им всё вокруг себя!
*
Мне всё наше былое представилось столь же четко, будто вершится оно теперь, и я явственно ощутил прежнее счастье, наше с тобой чистое как слеза счастье, и неосознанно улыбался тому далекому прошлому, той умчавшейся от нас жизни, уже неизвестной и ненужной никому, кроме нас двоих. Пусть даже так! Но для нас до сих пор нет ничего милее и слаще, чем то наше давнее прошлое!
Никогда не веривший в благоразумие любви, я вдруг потерял присущий мне разум и сам окунулся в сладкий безоблачный мир, превратившийся для нас обоих в нечто общее, прекрасное и единое. Выныривая иногда на поверхность океана грёз и, обретая на короткое время разум, я всё равно не хотел следовать столь важным для себя ранее принципам, и даже не пытался прекращать это бессмысленное барахтанье в бурном течении нашей любви. Я безотчетно сдался в твой плен, забывая подчас обо всём на свете. Я любил слепо, доверившись чувствам, не размышляя о том, куда меня заведет это безумие! Я органически слился с тобой и не хотел иной жизни – только вот так, всегда крепко обнявшись и не расставаясь ни на секунду!

Как часто наша жизнь меняется под воздействием непредвиденных обстоятельств! Но, удивительное дело, насколько же мы бываем слепы по отношению к тем обстоятельствам, которые по случайным причинам не возымели над нами своего негативного воздействия, пощадили нас, обойдя стороной. Впрочем, эти обстоятельства, не коснувшись нас, бесследно растворяются в прошедшем времени и перестают существовать. Так что, и благодарить за милосердие к нам, по большому счету, некого!
Но потом наступает миг, мы вспоминаем былое и догадываемся о чем-то давнем, по счастью нас не коснувшемся, и содрогаемся от запоздалого предчувствия проскочившей мимо беды, от того ужаса, мощный заряд которого она пронесла мимо нас.
Вот и я ощутил наше безоблачное счастье, а заодно испугался, как же просто оно могло разрушиться самыми незначительными обстоятельствами, которые я тогда не то чтобы не предусмотрел, но более того, я о них даже не догадывался. Из-за моей близорукости могло случиться много всяких бед – с тобой, а, значит, и со мной. И как прекрасно, что судьба не наказала мою глупость, как говорится, не отходя от кассы.
А может, я напрасно завожусь по столь давнему поводу? Ведь всё обошлось! Беды, которые мне теперь мерещатся, в действительности на нас не навалились. Стало быть, – пустое дело! Зачем голове болеть об этом?
Так бы я и сам подумал тогда по свежим следам, но теперь мой жизненный опыт заставляет меня пугаться даже мысли, что всё могло быть иначе, а я… Чтобы было! Мне страшно даже представить…
А я только теперь сознаю, что совсем не был готов к тому, чтобы не подпустить к тебе столь близкую беду.
Но всё ведь обошлось.
Мои усилия тогда не пригодились совершенно случайно, точно так же, как случайно они могли тогда понадобиться! Даже странно, настолько я был беспечен, настолько самонадеян, настолько ориентирован только на лучшие события, а потому не являлся для тебя надежной опорой. Я лишь казался таковой, поскольку ситуация, словно сжалившись надо мной, так и не потребовала моего решительного вмешательства.
И вот теперь меня сверлит самая важная мысль моего самоедства. Если я тогда не соответствовал ситуации, так, может, не соответствовал ей и недавно? Когда без медицинской помощи у тебя развивался тяжелый инфаркт, а я всё ждал и ждал, не сворачивая, как требовалось от меня, какие-то горы! Вот я о чём! Вот я о ком! Вполне возможно, окажись я решительнее, твоё нынешнее положение не стало бы столь тяжелым!
Во всём моя вина! Безусловно, моя!

Но вернусь к тому памятному случаю в нашей с тобой судьбе. Дело было так.
Я тогда проходил месячную практику в небольшом городе Воткинск, упрятанном в целях секретности в удмуртской тайге. Практика была организована для группы большой студентов на тамошнем старинном и весьма солидном машиностроительном заводе, где мы углубленно изучали современные технологии обработки металлов, изготовления деталей и узлов, сборки и заводских испытаний сложной техники. И всё это – лишь для того, чтобы лучше понимать и чувствовать свои ракеты, которым в скорости мы и должны были служить.
То была интересная и очень нужная для меня практика, да еще перед самым дипломом. Именно в то время (помнишь?) ты окончила четвертый курс своего политеха и рванула на каникулы ко мне, в таинственный поначалу городок Воткинск, будто случайно затерявшийся в удмуртской тайге.
Дорога из Ашхабада оказалась долгой и с множеством пересадок. Ты перескакивала с одного самолета на другой, потом на поезд, ещё раз на другой, со сложностями добывала билеты, стало быть, время приезда в Воткинск было неизвестно даже приблизительно. По этой причине я никак не мог тебя встретить. Но ты стремилась ко мне изо всех сил и махнула рукой на все препятствия, неопределенности и неожиданности!
Уже недалеко от цели, в Ижевске, тебя ждала последняя пересадка, на узкоколейку. Местные пассажиры ей, конечно, не удивлялись, но людей прочих она, случалось, потрясала своей допотопностью! Ну, где еще сохранились столь архиерейские железные дороги, крохотные деревянные вагончики и почти игрушечный паровозик! Хорошо, хоть билеты на тот странный маршрут продавали без специальных пропусков, как бывает с закрытыми городами.
А если бы вышло иначе? Что стало бы с тобой, если бы потребовался пропуск? Где его получать? Какие основания – одно лишь твоё желание? Наверняка, пришлось бы возвращаться домой. И это после того, как ты уже преодолела непростые три с половиной тысячи км? И это, когда нас с тобой разделяли всего-то полтора часа пути?! В каком же сложном положении ты бы оказалась.
Но тебе повезло! Собственно говоря, разве под парусами счастья могло быть иначе? Ведь ты не ехала, пристроившись, как и все, на одной из странных скамеек, искусно собранных из плотно подогнанных между собой деревянных реечек, ты летела ко мне на крыльях любви. И это путешествие твоя душа расценивала, как последнее препятствие на пути к нашей встрече после полугодовой разлуки – мы учились ужасно далеко друг от друга! Я представляю, как колотилось твоё сердечко в предчувствии желанной встречи, потому что точно также выскакивало из груди и моё!
Очень хорошо помню, насколько ты была красивой. Стройная, в летнем платьице, играющем на легком ветру, с длинными распущенными каштановыми волосами, обворожительно вьющимися на концах, с косой челкой, с милыми родными веснушками, с радостной и доверчивой улыбкой, предназначенной только мне…
Сколько месяцев подряд я, днем и особенно ночью, вспоминал тебя именно такой, но теперь, когда ты оказалось столь близко, я, ничего не ведая, продолжал постигать технологии производства в одном из заводских цехов, вместо того, чтобы встречать тебя!
Я не знал! Я совсем не чувствовал твоего приближения! Я не чувствовал и беды, которая, вполне возможно, бродила рядом с тобой. Рядом с нашим счастьем.

Пассажиры в твоём вагоне оказались очень разными. Впрочем, как всегда и везде. Кто-то ехал парами, кто-то втроем, но многие в одиночку. Было ясно, что и маршрут, и всё с ним связанное, им давно известно и тяготит вынужденной потерей времени. Потому кто-то читал книгу, кто-то шелестел газетами, кто-то перекусывал или дремал.
Напротив тебя сидела, не находя дела по душе, любопытная егоза лет пяти-шести. Ей давно надоело смотреть в окно, ей надоело закутывать свою куколку в замусоленные одежонки, а ее озабоченную маму давно утомили приставания дочки, и девчушка переключила своё внимание на тебя. Вопросы последовали один за другим. «А как вас зовут? А куда вы едете? А к кому?» Она не тараторила многочисленные вопросы, а вполне серьезно, слегка смущаясь своей взрослостью, заинтересованно дожидалась ответа. Тебе казалось, будто девочка завидует тебе, поскольку мечтает поскорее стать такой же самостоятельной и красивой и чтобы ее, как и тебя, где-то ждал любимый человек.
А ты, чтобы как-то скоротать надоевшую дорогу, с удовольствием отвечала девочке, овладевшей инициативой в разговоре. Она слегка смутилась, узнав, что ты едешь к своему мужу, но скоро продолжила копать вглубь интересную ей тему взаимоотношения полов. «А как он к вам относится? А вы его очень любите? А эти сережки он вам подарил? Значит, сильно любит!» И так далее. Ты смеялась и отвечала в соответствии с возрастом любопытной козявки.
Вот тут и случилось то, что и тебя и нас спасло от многих неожиданностей. Сидевший рядом обладатель той интересной лысины, которая располагается между двумя долями еще густых волос, обратился к тебе совершенно с неожиданным вопросом:
– Вас, наверное, зовут Людмила Белянина?
– Да! – поразилась ты настолько, что больше ничего и сказать-то не смогла.
Ещё бы не удивиться, когда в трех тысячах верст от родного дома в каком-то странном поезде случайный попутчик начинает свой разговор с демонстрации полной о тебе осведомлённости!
– Не удивляйтесь! Я уже и билет вам купил на обратный путь, поскольку ваш супруг меня заранее предупредил о вашем приезде и возвращении вместе с нами в Казань. Так что теперь я обязан доставить вас к нему в целости и сохранности! – он усмехнулся как-то заботливо, по-отцовски, и твоя тревога улетучилась.
«Разве такое можно забыть, Людок? Такое и придумать не возможно – никто не поверит! А имя своего ангела-хранителя теперь помнишь? Ну, да! Большунов Рэм Петрович! Прекрасный был человек! Был, поскольку прошло с тех пор тридцать пять лет! Мало ли за это время чего случилось, а вот память сохранила о нем самое хорошее впечатление! Говорят, человек жив, пока о нем помнят, пока его вспоминают! Стало быть, и Рэм Петрович жив!»
Когда полуигрушечный поездок докатил до финиша, пассажиры из обоих вагончиков (больше их не было изначально!) шустро метнулись к автобусной остановке, обозначенной металлической трубой в роли столба с табличкой «А». Сей столб на краю пыльной площади напротив павильончика, считавшегося железнодорожным вокзалом, означал остановку автобуса.
Толпа пассажиров заранее заволновалась и стала перекатываться взад-вперёд по площади за небольшим автобусиком с именем «Пазик», который никак не хотел останавливаться там, где висела табличка «А», а ёрзал то взад, то вперёд. Наконец, он замер и распахнул узенькие гармошечные двери. Образовавшиеся при этом отверстия были немедленно атакованы обезумевшими пассажирами.
– Держитесь за меня и пробивайтесь в автобус! – приказал тебе Рэм Петрович, уже перехвативший твой чемоданчик и буром устремившийся вперед.
– Нет! Я подожду следующего! Я так не смогу! – взмолилась ты, понимая, что никакие силы не помогут тебе преодолеть мощное сопротивление ополоумевшей толпы, чтобы попасть вовнутрь крохотного, раскачивающегося под напором людей автобусика.
– Людмила! Да не будет следующего! – закричал тебе Рэм Петрович. – Он последний!
– Тогда я в зале ожидания подожду! Подожду, сколько надо! – ты, уже готовилась расплакаться и думала: «Так хорошо, так красиво и романтично всё начиналось, и вот теперь творится что-то неописуемое! Что делать? Я не смогу попасть в автобус и