зачем отягощать его вдруг правдой?
–Ты, – беспощадно напомнил Филипп, – ты скрыла.
Он до последнего подтверждал образ подлеца. Он играл, и Гайя мрачно улыбнулась, хваля себя за правильное решение:
–Я. Хорошо, это была я.
–Но мы задумали жребий! – Филипп всё ещё изображал недоумение. – Если ты хочешь провернуть это…ну то есть, если ты хочешь сделать это по своей воле, тебе всё равно придётся сказать Зельману.
–Я не знаю, – теперь растерялась Гайя.
Филипп поколебался и пришёл-таки ей на помощь, поняв, что Гайя слишком нежна и непонятлива для этого грязного мира.
–С другой стороны, он действительно начнёт тебя отговаривать. Если уж я с трудом держусь от этого, чтобы не скандалить, чтобы…я тебя уважаю, понимаешь?
Гайя взглянула на него с надеждой. Разговоров, именно таких, где её будут отговаривать, где её будут просить жить, она боялась. Боялась, что не выстоит и сдастся и тогда будет жива и смешна.
–Я даже не знаю, – Филипп развёл руками, – хоть до конца ему лги!
–А это…– Гайя смущённо кашлянула,– это возможно?
Филипп застыл, вроде как поражённый её готовностью сделать даже это! Несколько секунд он не смотрел на неё, затем опять завёл своё:
–Слушай, Гайя, в последний раз говорю, что если это всё одна шутка…я не знаю твоих мотивов, но если ты не тверда, то нам надо перестать говорить об этом сейчас же и…
–Тверда, – заверила Гайя тихо. – Это должна быть я, Филипп. Чем больше я об этом думаю, тем отчётливее понимаю. Зельман не знает правды. Не знает, что на самом деле будет. Значит, давать ему такой выбор – подло. Остаёмся мы. Ты жил…понимаешь? ты жил, Филипп. А я нет. И если я сейчас умру, я обрету жизнь. Вернее, я обрету хоть какой-то смысл. Я не чувствовала ничего, Филипп. Ты прав.
–Послушай, я сожалею о том, что я там сказал!
Фраза была нарочито неловкой, но перед Гайей редко извинялись, и она едва ли могла почувствовать фальшь. Тем более сейчас, в её-то решимости? Нет, исключено.
–Да ты прав, – повторила она. – Прав, Филипп. У меня даже…нет, не буду. Это слишком личное. Но я и в самом деле бесполая какая-то вышла. Никакая.
–Гайя!
–Не надо! – твёрдо возразила она. – Не надо этого, Филипп! Если Софья могла принять решение и следовать туда, куда хочет, то я и подавно могу! Понял? Лучше скажи другое…как нам обойти Зельмана? Не надо ему знать. Он не поймёт.
–Надо сохранить видимость жребия! – Филипп уже знал даже как это сделает. – Но, чтобы выглядело неподозрительно, завтра, то есть сегодня, будут и врач, и лже-инструкция. Хорошо? Врач мой человек, надёжный.
–Хорошо, но жребий?
–Да. Зельман мне не доверяет. Значит, способ выбирать будешь ты! – Филипп уже обдумал это давно. Надо было довести инструкцию до покладистого пластилина имени Гайи.
–Я?
–Он мне не доверяет. Мы сейчас с тобой решим как мы сделаем…нужный. Ты выберешь. Что вот ты выберешь? Бумажки?
Гайя пожала плечами. Такие мелочи были ей непонятны.
–Ты скажешь, что будет три бумажки. Одинаковых. Вон, у Софьи есть отрывной блокнот на холодильнике. На одном из них ты нарисуешь…ну, крестик. Или нолик. Короче, любой знак. Две другие будут чистыми. Затем ты свернешь каждую на глазах Зельмана. Я ещё на стадии знака выйду из комнаты. Ты положишь все три в сахарницу, позовешь меня.
–А вдруг ты случайно возьмешь не то?
–Ты должна сложить нужную как-то по-особенному, скрути её плотнее, что ли. Но чтобы Зельман не понял, конечно. Затем каждый из нас возьмет. Но не развернет. Ты возьмешь первая. Потом Зельман, потом я. Развернем все вместе. Подойдёт? Сможешь сделать какую-нибудь незаметную отметку для себя?
–Думаю да, – немного подумав, сказала Гайя. – Если бы не надо было лгать Зельману… но он и впрямь ведь начнёт отговаривать!
Тут надо сказать об одном важном факте. Дело в том, что Гайя была слишком хорошего мнения о Зельмане. Филипп был мнения о нём похуже, но тоже не предугадал кое-чего. А дело было в том, что Зельман всё прекрасно слышал. Он не спал. Нельзя уснуть накануне непонятно и страшного действа. Он просто не мог быть с ними, не мог продолжать слушать их обсуждения, он хотел побыть один на один с собою.
И, конечно, он слышал слова Гайи, слышал и её решение.
Ему хотелось встать и сказать, что он знает и не надо ради него заморачиваться. Он не возражает, нет. Но…
Порядочность и трусость были в нём тесно сплетены. Он не мог выйти к ним, не мог не отговаривать Гайю, хотя ему этого не хотелось. Его, как и Филиппа, очень даже устраивало то, что кто-то вызвался сам. Гайю было жаль, но себя было жаль ещё сильнее.
Поэтому Зельман изображал спящего и ещё соображал, что через несколько часов он заставит себя усиленно смотреть в сторону, пусть хоть молитву изображать он будет, но позволит Гайе пометить свою бумажку особенно. Потому что это её решение, и не надо здесь его отменять. Он хочет жить. Очень хочет.
9.
Филипп ощущал некоторую неловкость, глядя на Гайю. Он смутно опасался, что наутро, когда придёт солнечный свет, когда участь станет приближаться, она запаникует, станет его обвинять, испугается, смутится. Но что-то, не имеющее обратного действия, уже случилось с Гайей. Она походила на камень. Спокойное, нетронутое метанием и переживанием лицо, сосредоточенный холодный взгляд…
Гайя была готова умереть.
Филипп понемногу стал успокаиваться и совесть, начавшая, было, говорить с ним противным скрипучим голосом, стихла. Это было её решение, да, он здесь не имеет никакого влияния!
Зато Зельман был бледен и мрачен. Филипп сначала решил, что то от трусости и даже посочувствовал незадачливому соратнику – надо же настолько не иметь хребта! Но вскоре Зельман, воспользовавшись тем, что Гайя вызывала такси и не могла услышать его слова, сказал ему так:
–Ты ловко подбил её на подвиг, сам оставаясь в стороне!
Филипп удивился. Он не ожидал что Зельман знает. Вообще-то всё было сделано как раз для того, чтобы Зельман ничего не понял, и даже своего знакомого врача Филипп напряг именно для этой цели – они должны были захватить его по дороге в Бронницкий лес.
Тот, надо сказать, не был удивлён, когда Филипп ему позвонил, попросил поехать наутро с ним в лес и взять с собой всё необходимое для первой помощи.
–Только дело, друг мой, очень тайное, – заметил Филипп. – Игорь, ты же не подведёшь моей тайны?
–Мне на твои тайны наплевать. Если моя помощь нужна, то просто скажи сколько платишь.
–Золотой ты человек! – восхитился Филипп и теперь ожидал, когда Гайя вызовет такси до Игоря, чья роль была маскарадной, а, по-видимому, и вовсе ненужной.
Неужели Зельман знает?
–Ты хочешь о чём-то мне рассказать? – поинтересовался Филипп самым дружелюбным тоном. Он не собирался устраивать конфликт, так как это могло вызвать задержку в пути и ещё бунт от Гайи. Да, та не слышала, продолжая звонок из другой комнаты, но она могла вернуться. И ни к чему было колебать её решительность!
–Ты подло поступил с нею! – Зельман не возражал против решения Гайи, но ему очень не хотелось, чтобы Филипп торжествовал.
–Ты можешь занять её место, – предложил Филипп с лёгкостью.
Он знал Зельмана – очевидно, что никогда ему не хватило бы духу, чтобы хотя бы всерьёз задуматься о подобной замене. Даже если речь шла о Гайе. Зельман хорошо к ней относился, но к себе он относился куда лучше и не мог допустить провала предоставленного ему шанса.
–Что? неужели не можешь? – деланно удивился Филипп и мгновенно посерьёзнел – с этим цирком пора было заканчивать. – Тогда слушай меня, Зельман! Мы не герои сегодня, мы просто люди, которые пытаемся остановить угрозу, про которую никто и не знает. И не узнает. Это её выбор. Сознательный или нет, подтасованный или честный, но её. Если ты не желаешь занять её место, то закрой рот и не пытайся здесь строить из себя ангела белокрылого. Ты трус, но тебе удобно меня обвинять. Тебе удобно сказать, что это я её подтолкнул, выразить мне своё презрение и ничего больше не предпринять.
Зельман испуганно молчал. Отповедь от Филиппа была редким явлением, тем более, отповедь, попадавшая каждым своим словом в цель.
–Имей уважение! Она очень не хотела, чтобы ты всё понял, так что имей уважение к чужой храбрости и не выдавай себя!
Зельман окончательно сник. Он-то думал, что вот сейчас укорит Филиппа, тот смутится, устыдится и…в будущее Зельман не смотрел. Будущее было абстрактным, там где-то всё разрешилось само собой, а он остался не замаранным. Но Филипп швырнул его в реальность, напомнив, что незамаранным остаться не выйдет, и молчание становилось соучастием. Но без молчания? Если выбирать эту дорогу, если кричать о подлости Филиппа, о том, что он подтолкнул Гайю на этот выбор, то надо было что-то предложить взамен.
А это было уже невыносимо страшно. Зельман сник, сдался, так было проще.
–Будет через шесть минут, – объявила Гайя, вернувшись к их обществу. – Диспетчер долго уточняла, точно ли нам надо в лес. Интересно, что они о нас подумают?
–Что мы психи, – ответствовал Филипп. – Психи или наркоманы. Или преступники. Или всё вместе, короче, едва ли что-то хорошее.
Зельман не ответил. У него тряслись руки мелкой дрожью, и он пытался унять свой страх, сложив их на коленях. Гайя взглянула на него с каким-то нежным сочувствием, она-то не знала, что за разговор тут произошёл и что он сделал с Зельманом. Она этого никогда и не узнает, на своё счастье. Это знание не отвратило бы её от задуманного, но разочаровало бы.
–Тебе не надо звонить тому…доктору? – спросила Гайя. Они втроём расположились в узком затхлом коридоре, в котором ничего уже не было. Ни жизни, ни надежды. Только они – безумная троица, желавшая противостоять возвращению мёртвых.
Доктор был уже не нужен. По логике-то! Если Зельман знает правду, то зачем тревожить человека? Но Филипп кивнул:
–Надо бы. В такси сядем – наберу.
Но логика определяет не всё. Филипп не захотел рассказывать Гайе про то, что Зельман всё знает. Не подал вида и Зельман. Они все продолжали играть друг перед другом, но только Филипп, пожалуй, видел вес спектакль целиком.
–Присядем на дорожку? – предложила Гайя. Она оставалась спокойной, словно не ей надо было через несколько часов принимать яд. Словно она не к последнему пути готовилась, а к поездке за город.
Филипп глянул на неё и будто бы впервые увидел. Она определённо изменилась за несколько часов. Филипп и не знал, что такое бывает, но это действительно произошло. Что-то стало с её чертами лица, что-то стало с её глазами…
Что-то поддерживало её изнутри и как будто бы освещало. Могло ли это быть на самом деле? Или Филиппу так рисовала совесть? Он не знал. Да и спросить было не у кого – Зельман боялся посмотреть на кого-либо, да даже вздохнуть глубоко боялся.
С минуту провели в молчании. Там, за стенами, их ждало неизвестное. Стужа, зима, Бронницкий лес. Где-то подъезжало такси, которое они сами нанимали для поездки чёрт знает в какую точку. А там идти, да всё по снегу, по зиме.
–Ну пора, что ли? – спросила Гайя и ничего не дрогнуло в её голосе.
Поднялись в молчании и дальше не проронили ни слова – ни по пути на улицу, ни в такси. Водитель пытался разговорить странную компанию, но наткнулся на холодную вежливость, которая убила всякое желание общаться с ними.
–Честному народу привет! – Игорь легко сел в машину. Он был бодр, несмотря на
