этим ледяным ужасом от звуков позади. Это был стон и кашель, женский кашель.
Не сработало? Не смогли? Гайя жива? Тени здесь? яд не подействовал? Не та доза?
Тысяча и одна мыслей пронеслись в голове Филиппа, а он всё не мог заставить себя обернуться и увидеть позади себя свидетельство провала – живую Гайю.
Смотреть на Игоря, пытающегося встать на ноги, было увлекательнее, а главное – безопаснее. В голове роились мысли, и только когда Филипп увидел, что губы Игоря шевелятся, он вынырнул из мыслей:
–Что?
–Баба, говорю, другая же была, нет?
Филипп обернулся. Фразу о «другой бабе» он не понимал следующие два томительных мгновения, ровно как и оцепенение Зельмана, но всё сошлось. В снегу, на том месте, где только что было тело Гайи, где оно и должно было оставаться, шевелилась, откашливаясь и отфыркиваясь от снега, Софья Ружинская.
Вполне себе живая Софья Ружинская. Да, одетая не по погоде, а в том, в чём её и похоронили, но шевелящаяся.
–Какого…– у Филиппа пропал голос. Он ко многому был готов, и даже если бы сейчас обнаружилось, что Гайя не померла, это было бы куда меньшим шоком, чем это явление мертвеца.
–Ну-ка…– Игорь вспомнил профессионализм и приблизился к Софье. У Филиппа мелькнула смутная надежда, что он обознался, но Игорь поднял её голову из снега, и сомнений не осталось – это было её лицо, её черты. – Девушка, вы как себя чувствуете?
Софья мотнула головой, затем открыла глаза, взглянула на него, медленно перевела взгляд на Филиппа, на Зельмана и оглушительно заорала. В её горле было странное бульканье, и поскрипывание, но крик, крик из застывшего в смерти горла, был вполне живым.
Справедливости ради следует сказать, что Филипп искренне полагал, что орать надо ему, а не ей. Но горло предало его, и он только прошептал:
–Софа?
Её крик оборвался. Она глянула на него, в её взгляде проявилась осмысленность, смывая незрячую серую пелену.
–Филипп? – не поверила она. – Зельман?
–Нет, это слишком! Слишком! – Зельмана прорвало. Истерика, копившаяся в нём последние сутки, превысила всякое благоразумие. Он рывком поднялся с земли. Он был готов увидеть мёртвую Гайю, да и весь мёртвый мир, но не возвращение Софьи Ружинской из мира мёртвых! Такого не должно было быть, такого не существовало!
–Зельман! – Филипп поднялся, но тотчас вынужденно осел в снег. Ему досталось больше, а может в нём было меньше истерики, что побеждала бы всякую слабость и сама вела шаги?
Всё это было невовремя. Надо было всё выяснить – это понятно, но истерящий, приговаривающий о невозможности происходящего Зельман не помогал ему.
–Возьми себя в руки! – попросил Филипп. – Мы разберемся.
–Это слишком, слишком…– Зельман даже не слышал. Он пятился в лесную чащу.
–Ты куда? Эй! – Игорь попытался его остановить, по-своему, по-людски, и даже оставил Софью без внимания, но Зельман, при первой попытке Игоря приблизиться, дёрнулся и мгновенно скрылся в ветвях.
Долго ещё звучал треск ломающихся от его напуганного бега сучьев. Игорь смотрел ему в след:
–Ну и придурок!
–Ага, – согласился Филипп слабым голосом. Он не мог отвести взгляда от Софьи. Она смотрела на него, она имела плоть – снег прогнулся под её весом! Разве это не чудо? Хотя нет, это как раз и не чудо. Это что-то диаметрально противоположное, но это было нереально.
–Девушка, вы откуда вообще? Что произошло? – Игорь коснулся её шеи, прямо на глаза Филиппа коснулся, пощупал пульс, затем коснулся лба. – Вам надо в тепло, понимаете?
У него было много вопросов, но спасение людей было в приоритете. Конечно, ему хотелось бы знать откуда выпала эта девка, куда делась та, другая, что вообще произошло в перерыве между этими двумя появлениями-исчезновениями и что напугало того, малахольного?
Но что-то ему подсказывало, что есть вопросы, на которые лучше не искать ответов до поры до времени. А может и вообще никогда. Да и надо было позаботиться об этой…странной.
Игорь вспомнил про рюкзаки. На его счастье, в рюкзаке, принадлежащем Гайе, была упакована ещё одна кофта, видимо, Гайя боялась замёрзнуть, помня свой несчастный прошлый опыт пребывания здесь. Кофта была слабым утешением, но всё-таки лучше, чем ничего.
–Подожди, – очнулся Филипп. Пальцы не слушались его, но он всё-таки расстегнулся, и стащил с себя тёплый свитер. – Кажется, здесь есть кафе…да, точно.
Его потряхивало, в голове пульсировало.
–Пойдём, – распорядился Игорь, стянув с шеи тёплый шарф и передавая его девушке, – обмотай пояс, иди осторожно, старайся не упасть в снег. Куда идти?
Игорь обернулся на Филиппа. Идти было надо, но куда? В лесах Игорь не ориентировался.
–Зельман? – Филипп без особенной надежды позвал соратника.
Лесная чаща не дрогнула, не отозвалась, не отдала Зельмана.
–Надо идти, ей плохо! – напомнил Игорь. – Если этому оленю нравится зимний лес…
–Мне не плохо, – тихо прошелестела Софья и Филипп с Игорем обернулись к ней. Странно звучал её голос, мягко, совершенно беззлобно, спокойно и даже как-то…радостно?
–Она уже бредит! – Игорь был возмущён медлительностью Филиппа. – Слышишь?
–Мне не плохо, – повторила Софья, – мне наконец-то холодно.
Она улыбалась. Улыбалась как сумасшедшая. Или как мёртвая, вновь выброшенная в жизнь. И пусть выброшена она была на кару, пусть Уходящий знал о её предательстве, пусть она потеряла Гайю, близкую подругу по факту, она была счастлива от жизни, от снега, от холода… всё это было важнее смертей и боли, всё это было важнее безысходного страха Зельмана, который не выдержал и куда-то исчез.
Она улыбалась им, улыбалась миру, снегу, холоду, ветру, следам на дорожке, своему состоянию. А затем она повернулась и пошла, помня по их смутной встрече в этом лесу, дорогу.
–Филипп, засунь свои деньги в задницу и не звони мне никогда! – потребовал Игорь, когда и Филипп последовал за нею, последовал как за видением, за сном, веря и не веря. – Вот чем хочешь клянусь – никогда больше не буду тебе помогать, ну тебя к чёрту!
«Софья это или не Софья? что случилось? Спятил я или нет? куда направился Зельман?..» – у Филиппа было множество теней и вопросов в голове, но не было и одного, даже самого слабого, захудалого ответа. Оставалось только идти в надежде на то, что дорога когда-нибудь кончится.
Конец второй части
Часть третья. Из ничего.
1.
Дверь в собственную квартиру Филипп открывал осторожно, стараясь производить как можно меньше шума и надеясь, что то, что поселилось в его квартире, имея облик Софьи Ружинской, не заметит его сразу.
Нет, с одной стороны, он, конечно, был очень рад тому обстоятельству, что Софья здесь, в мире живых. С другой – он был в ужасе. Он начал смиряться с её смертью, готовился к принесению жертвы, пусть и в лице Гайи, но, может, и её отдать ему было тяжело, а получил возвращение той, что была похоронена.
Она была из плоти и крови, мёрзла и много ела. С той самой минуты, как она выпала из серой пустоты прямо посреди зимнего леса под общий шок, прошло уже две недели, и все эти две недели она была ужасно слаба. Софья не выходила за пределы его квартиры. Откровенно говоря, это обоих устраивало – Филипп имел возможность получить иллюзию стабильности, а Софья боялась…наверное. Как знать – она стала молчаливее и, хотя Филипп неустанно задавал ей вопросы, отвечала уклончиво, неохотно или непонятно.
Впрочем, Филипп с тоской вспоминал время своей жизни, когда ему хоть что-то было понятно. Это было совсем недавно, когда в его мире существовали только привидения и полтергейсты, а не живая-ещё вчера мёртвая Софья, исчезнувшая Гайя, сваливший в дебри зимнего леса Зельман и пославший самого Филиппа Игорь. Последнего было не жаль, не всякий человек может выдержать столкновение с потусторонним миром, а Игорю пришлось не просто столкнуться с ним, а влететь в него мордой. И это он, на своё счастье, не знал еще, что выпавшая из пустоты девка так-то мёртвая по официальной версии этой жизни.
Филипп осторожно вполз в собственную прихожую и сразу учуял приятный аромат – смесь чеснока с жареным мясом! Что может быть лучше в отвратительно липкий зимний вечер?
Запах слегка успокоил Филиппа. Запах еды всегда невольно действует успокаивающе, особенно на нервный, беспощадно униженный бесконечным влиянием кофе и сухпайком желудок.
В коридор выскользнула Софья. Она привычно скользнула в тень, хоть какую-то, жалкую, оставленную безжалостной лампой в коридоре. От серости, долго сопровождавшей её, она отвыкла от яркости и цветов, так что, оставаясь одна, Софья плотно закрывала шторы…
–Привет! – поздоровался Филипп, стараясь быть бодрым. Вышло неубедительно, даже для него присутствие мёртвой, что стала вроде бы живой, было жутким. – Пахнет вкусно. Ты готовила?
–Не нахлебницей же мне быть, – отозвалась Софья. Голос свой она ещё тоже не контролировала и часто занижала его или переходила на едва различимый шёпот, но Филипп не настаивал – переспросить было проще. – Я не могу устроиться ведь…
Это было мелкой проблемой, с точки зрения Филиппа. Его связей в общем должно было хватить на то, чтобы скончавшаяся Софья Ружинская получила новые документы на какое-нибудь другое имя, но Филипп не спешил об этом заявлять. Во-первых, Софья, или то, что теперь было Софьей, была ещё слаба. Во-вторых, Филипп надеялся, что она всё-таки раскроет важную информацию, и принесёт ясность, она ведь была в мире мёртвых!
–На самом деле даже приятно, когда тебя ждут! – Филипп направился в кухню. Он намыливал руки, чувствуя на спине взгляд Софьи. Всё же это было слишком – её возвращение.
Но он всеми силами старался не подавать вида, благо, приготовленный ею ужин был очень хорошим помощником в этом деле.
–Надеюсь, тебе понравится, – Софья скользнула в угол уже накрытого стола.
Филипп оглядел приготовленное ею блюдо с мясом, золотистые ломтики картофеля, щедро сдобренные приправами и маслом, лёгкий овощной салат – всё было аппетитно, всё сверкало под электрическим светом лампочки, и Филипп только сев, сообразил, что Софье по-прежнему неприятен свет.
–Прости, – он встал со стула, – я выключу. Поедим при свечах, не против?
Простые вещи ускользали от его понимания, забывались, а она не напоминала ему о режущем свете, поэтому он чувствовал себя ужасно, каждый раз, когда ему приходилось самому вспоминать с явным запозданием.
–Нет.
Свечи нашлись быстро и весело полыхнули. Вышло очень даже симпатично.
–Так лучше, – одобрил Филипп. – Приятного аппетита.
А Софья только кивнула и принялась за еду.
Аппетита у неё явно прибавилось. С той самой минуты, как Филипп и Игорь вползли в жалкий обрубок кафешки на трассе, введя в неё Софью, Филипп убеждался в этом при каждой возможности – Софья, прежде не отличавшаяся хорошим аппетитом, поистине теперь не могла наесться. Казалось, что она очень голодна и голодна постоянно. Филипп помнил, ещё по временам Кафедры, их общей работы на ней, что Софья даже на работу брала контейнеры с самым простым обедом – суп или каша с котлетой, то, что можно приготовить быстро и растянуть на подольше. И никаких изысков. А завтракала она дома или на Кафедре – кофе и печеньем. Ей до обеда хватало, так уж была она устроена.
Но теперь всё изменилось. Филипп утром просыпался от вкусных запахов – Софья с самого раннего утра
