Артезиан

Опять этот хроник. "Хранитель", что ли? Он с опаской покосился на обруч. Тот стоял смирно, не выказывая никаких агрессивных намерений, но кто знает, что там, в его электронных "мозгах"? Или не электронных. Или не в "мозгах", а в каком-то силовом поле. Да, какая разница - машина есть машина! Среагирует на какой-то жест, который покажется ему опасным, возьмет, да долбанет каким-нибудь... бластером.

Вадим решил высказаться конкретней:

- Ну вот та змея, например. Если бы она тебя укусила. Ты знаешь, что тогда было бы?

- Знаю, - Тея вдруг посерьезнела, и Вадим внезапно понял, что да, знает.

Знает так же хорошо, как и он, и даже лучше, и именно поэтому он сидит сейчас здесь, а не валяется под "Челитой", скорченный и страшный. Дыхание перехватила острая волна жалости, когда он подумал, что ей пришлось перенести. Она же ребенок. Шесть годиков. Почти.

- Только зачем ей было меня кусать? Я же сказала, что мы подружились. Она бы и тебя не тронула, если бы ты не напал! - глаза ее наполнились слезами отчаяния и гнева. - Зачем ты ее убил?! Так убил, что даже мама не смогла бы вылечить.

- Но ведь я не знал, Тея... Я же не знал, - растерянно повторял Вадим.

Она отчужденно отвернулась в черноту за стеклом.

- Прости меня, слышишь? Я же ведь ничего не знал.

Вадим беспомощно замолчал.

Тея тоже молчала и лишь изредка всхлипывала. Потом вытерла кулачком слезы и повернулась:

- Ладно. Ты и вправду не знал.

Вадим облегченно вздохнул. Попытался привести в порядок мысли. Перед ним вырисовывалась вся парадоксальность ситуации. Тея. Вот она, сидит перед ним. Факт, от которого не уйдешь. То, что его укусила гюрза, тоже факт. И то, что он живой и, в общем-то, здоровый, если не считать разбитого плеча, - по-видимому, тоже можно принять как факт. Но Меркурий - безжизненная планета. Это-то, черт побери, тоже факт! А может, не факт? Какая-нибудь там кремний-органика... Нет, ерунда. Не могут же "они" до такой степени походить на нас. А почему, собственно, не могут? Вдруг ему пришла в голову мысль, от которой по спине побежали мурашки. Лем, "Солярис". Тея - нейтринный фантом? "Гость"!? Тыльной стороной ладони Вадим вытер разом покрывшийся холодной испариной лоб. Может, он теперь тоже фантом?! Ведь он же умер. Умер! Нет, так нельзя. Уж он-то, во всяком случае, живой. Так можно черт-те до чего додуматься.

А если это контакт?.. Ну конечно, это же самый настоящий контакт! Мы слишком разные, возможно, "они" это вообще не вещественные, а какие-то полевые структуры, и их... "ученые" создали "Тею", как... Как оптимальный для нашего восприятия коммутатор? Дети, по их мнению, не должны вызывать опасений. И нет у нее никаких мамы-папы-бабушки, это у нас они должны быть. Да какая разница? Одно ясно - не просто же так она здесь "гуляет"! Кто "они"? Лучше спросить прямо:

- Тея... Это контакт, да?

- Какой контакт?

Кретин. Откуда пятилетнему ребенку знать про какие-то "контакты"? Хорошо, попробуем с другого конца:

- Тея, скажи, там, на Меркурии, вас много? Ну вот ты, мама, папа... А еще кто?

- Еще два братика есть. Они уже большие. Как ты.

Так. Братики. Не густо. Тея смотрела на него выжидательно. Потом провела пальчиком по покрытому сеточкой трещин лобовому стеклу и добавила:

- А бабушка здесь, на Земле живет. Я у нее утром была, она меня блинами угощала. Со сметаной и клубничным вареньем, - Тея сглотнула и облизнулась. - А потом мы с Гошей малину собирали. Гоша, это лемурчик, он у бабушки живет. Смешной такой! Он еще совсем маленький. Мы с бабушкой собирали в корзинку, а Гоша просто кушал, а потом уснул. А после обеда бабушка меня домой отправила, а я...

- Что!? Бабушка?.. Твоя бабушка? На Земле? И где же она здесь живет?

Невероятная, но внутренне непротиворечивая гипотеза, которую он успел построить, разваливалась на глазах, логика вновь становилась с ног на голову.

- Ну, да! А живет она там же, где мы с тобой встретились, только не сейчас, - Тея подняла глаза и пошевелила губами, что-то подсчитывая, - через шестьсот лет. Бабушка сказала, что раньше здесь пустыня была, а мне захотелось посмотреть, и... Ну, дальше ты знаешь.

"Сейчас я сойду с ума", - проплыла четкая мысль. Чуть ли не с надеждой Вадим подумал: "Может это, все-таки, сон?"

Хватит. Всему есть предел. Но это же невозможно, колотилось в голове. Абсолютно невозможно! Ученые доказали, что машина времени невозможна в ПРИНЦИПЕ. Он посмотрел на "хула-хуп". Тот стоял все так же, чуть накренясь, ни на что не реагируя, и не сдвинувшись ни на сантиметр. Значит, возможна. А как же пресловутый "парадокс причинности"? Значит, нет никакого парадокса. Парадоксален не мир, а наши представления о нем. Что такое время, никто не знает, даже само понятие толком не определено, где уж тут что-то "доказывать"!
Хроник. Хроник... Балда, это же ХРОНИК! Время - хронос по-гречески! Или это на латыни? Да ладно, какая разница! Хронометр, синхронизация... Мог бы догадаться, чучело, - "хроник".

Ну хорошо, уже легче. Значит она, все-таки, не фантом, а наша, земная девочка. Просто они там, в этом своем будущем, живут во времени, как мы в пространстве. "Гуляют". Взяла, значит, свой хроник, вроде как трехколесный велосипед, и пошла гулять. Однако, если у "них" пятилетняя детвора так запросто шастает между веками, сколько же здесь, в нашем настоящем, взрослых... э-э-э... гостей из будущего? И чем они тут занимаются? Корректируют развитие цивилизации? Ловят, так сказать, детишек, бегающих "над пропастью во ржи"? И уж, наверное, не только здесь, а в каждом из десятков веков человеческой истории. Впрочем, вплоть до середины нашего века, скорее всего, просто наблюдают, исследуют, а вмешиваются вряд ли. Реальная возможность самоуничтожения человечества возникла только сейчас.

Вадим чувствовал, что катастрофически тупеет. В голове был сумбур и хаос, привычное мироздание рушилось, как карточный домик, чехардой скакали обрывки мыслей... Потом вдруг все стало безразлично, и страшно захотелось спать. У всякой информационной системы есть свой предел восприятия, и человеческий мозг не исключение. "Реакция" - вяло подумал Вадим и зевнул.

- Ладно. Ты иди, Тея, - он открыл дверцу и в кабину вместе с холодом пахнул терпкий полынный дух. - Иди. И прости меня, тебе уже давно кушать пора. И спать. И за змейку тоже прости. И... И вообще.

Она кивнула и поежилась. Ночью температура еще опустилась, и было уже не прохладно, а просто холодно.

- Ты не простудишься? Иди, а то заболеешь.

- Что такое "заболеешь"? Это когда больно, да?

- Да, это когда больно. До свиданья, воробышек.

- А ты откуда знаешь, что я воробышек? - Тея изумленно распахнула глаза, - это только мама знает.

- И я тоже знаю.

Они помолчали. Залитая лунным светом, лежала вокруг степь. Склоны дальних бурунов казались нереальными, сотканными из тонкой полупрозрачной паутинки и терялись во мраке. Призрачными блестками мерцали на них редкие кустики ковыля, серебряные слитки шаров перекати-поля. Зыбкие контуры таяли и плыли неуловимыми бликами бледно-зеленоватого и голубого. Все пронизывал тот особый степной аромат, который невозможно передать, но который сразу узнает человек, хоть раз увидевший это чудо. Молчаливый и недвижный саксаул протягивал свои скрюченные, изломанные, как на японских гравюрах, ветви, словно сказочный страж, неведомо когда и кем поставленный охранять все это таинство.

- Красивая у нас Земля, правда, Вадим?

- Правда. Но ты ведь родилась на Меркурии. Для тебя он должен быть лучше.

- Все равно Земля красивее. Я пойду?

- Иди. Слушай, Тея, а мне нельзя с тобой? Интересно посмотреть, как вы там.

- Нет, тебе нельзя. Это же мой хроник. И он детский. Ты слишком большой.

- Ну, ладно. Иди, воробышек. До свиданья.

- До свиданья, Вадим.

 

Она ступила на подножку и спрыгнула на песок.

"Хула-хуп" тут же подкатился и встал рядом. Впрочем, не подкатился, нет. Вадим только сейчас заметал, что обруч двигался не вращаясь, а просто плыл в воздухе, не касаясь почвы, однако следуя всем ее неровностям.

"Интересно, как это будет происходить?" - подумал Вадим. В голове шевельнулась смутная мысль. Она была настолько важной, что еще не осознав ее до конца, и толком не сформулировав, он крикнул:

- Тея! Тея, подожди... Скажи там, - в горле вдруг пересохло, - передай своим, что... Маме, маме скажи. Скажи, что я здесь постараюсь, чтобы у вас все было так, как оно есть, ладно? Ты передашь?

- Как это, "как оно есть"? А разве может быть не так? Ведь это уже есть!

- Нет, ты не понимаешь. Этого еще нет. То есть для тебя-то оно, конечно, есть, только... - Он запутался. - Ну, в общем, ты передай.

- Нет. Тогда мама обязательно догадается, что я от бабушки не домой пошла.

- Ладно, не надо. Только сама помни, хорошо?

- Хорошо, - она взялась рукой за обруч, и тот неуловимо изменил окраску.

А может, это показалось. Степь позади нее и сама Тея озарились вдруг ярким дневным светом. Она отвернулась и прикрыла глаза ладошкой.

- Ага, заявилась! Ну, заходи, заходи. Ты у бабушки пообедала?

Вадим услышал мелодичный женский голос и замер, раскрыв рот. Он ничего не понимал. Тея, прищурившись, посмотрела в его сторону, но как будто мимо, и неуверенно произнесла:

- Нет, только позавтракала. Мы с Гошей блинчики ели, потом все вместе малину собирали, а потом...

- Ну-ка, постой... А где это ты гуляешь? Что это еще за степь? Ты же у бабушки была! И что это там - ночь? Почему ночь? Ну-ка иди сюда, сейчас разбираться будем, что ты со своим хроником намудрила. Ах ты, "механик"!

Тея поняла, что прокололась, и обреченно сказала:

- До свиданья, Вадим, - шифроваться было уже бесполезно.

- До свиданья, - машинально ответил он, и осекся.

- Ты с кем это там разговариваешь?! Марш домой, быстро!

Тея зажмурилась и шагнула сквозь обруч ему навстречу. И исчезла. Вместе со своим "хула-хупом". Ни радужного сияния, ни прочих экзотических атрибутов фантастики, только легкий хлопок. "Воздух. Воздух заполнил место, где она была, - догадался Вадим, - а от мамы ей, похоже, все-таки попадет". Краем глаза он заметил вспыхнувший над бурунами метеорит, хотел загадать желание... И провалился в сон.