Тот, кто был мной. Автопортрет (том 2)

воспоминания, благо последних было куда больше чем я ожидал. Однако ровно в шесть вечера началась рубрика Колыбельная. Она всегда начинается строго в шесть вечера, каждый день. И провожает меня в глубокий сон. И оттого я не знаю, как долго Колыбельная продолжает свое звучание. Но я не слышу ее, просыпаясь ночью. И так же незаметно и внезапно Колыбельная начинает свое вещание.
И все, что я могу сказать о ней, это то, что я слышу смерть перед сном. Колыбельная - это записи последних мгновений чьих-то жизней, сопровождаемых воплями ужаса свидетелей, физическими муками и предсмертной агонией жертв, голосами убийц, получающих удовольствие от своих деяний или пребывающих в неадекватном состоянии. И больше того, я вижу образы, навязанные мне эти жуткими, но невероятно завораживающими звуками, постепенно погружающими меня в сон. Как будто изображение записано в звуке. И странным образом эти образы не преследуют меня во сне. Ни разу не могу вспомнить, чтобы я просыпался в холодном поту после кошмара на их основе.
Тем не менее я видел и продолжаю видеть и слышать самые жестокие проявления людского безумия: поножовщина в доме, устроенная пьяным мужем, пустившем кровь сначала своей жене, а потом и ее побелевшей в ужасе матери, изнасилование молодой женщины несколькими преступниками с последующим выпусканием ей кишок, убийство парня на глазах его подружки, и ее крики, от которых кожа покрывается мурашками по всему телу.  Я понимаю, что все это не постановка на камеру. Колыбельная переносит меня на места транслируемых трагедий, которые я наблюдаю без возможности что-либо сделать. Безвольный призрак в момент совершения преступления, блуждающий во времени и пространстве, я могу лишь расслабиться после трудового дня со всей его тягомотиной, от которой просто начинает болеть голова.
И как будто мне не хватает той чернухи, что сливается в Сеть тоннами каждый день для развращения человеческого ума уже с юных лет. Как будто приходя домой с работы и предвкушая долгожданный отдых после нескольких рутинных часов буднего дня, я недостаточно расслабляюсь, отыскав в Интернете какую-нибудь бессмыслицу, яркое мельтешение с дешевой стрельбой и пафосными, но пустыми по смыслу диалогами главных героев. И киношный кетчуп, призванный изображать кровь, не дает мне того жуткого эффекта, что я хочу испытать, мысленно оказавшись на месте главного злодея, желающего как можно больше жертв его деяний.
Да, я получаю удовольствие от Колыбельной, моральное удовлетворение звуками и творимыми ими в моей голове образами. Хотя, конечно, проходит всего несколько минут между началом Колыбельной и моим полным погружением в сон. Но за это время я будто выхожу, наконец-то, из своего уставшего тела, и отправляюсь в далекие невесомые путешествия. И наблюдаемые мною убийства служат неким проводником к началу этих перемещений. Оттого я жду Колыбельную, едва лишь продрав глаза при пробуждении. Я знаю, что в реальном мире у меня не хватит духу совершить что-либо подобное из тех жутких образов. У меня нет никакого права совершить что-либо подобное. И тот зверь внутри меня, что наслаждается очередным убийством, транслируемым на Аут ФМ, находится где-то по ту сторону физического мироздания.
Представления не имею кто и для чего запускает Колыбельную для меня. Для меня, ведь я спрашивал у людей, и никто не смог сказать, что слышал то, что слышал я. Больше того, никто из них не слышал даже об Аут ФМ, и на той частоте с самого начала, денно и нощно вещала совсем другая радиостанция, о чем я очень хорошо знал. Я даже отыскал ее плейлист в Интернете, и ожидаемо не обнаружил никакой Колыбельной во временном промежутке между шестью часами вечера и полуночью. Потом я воспользовался другими наушниками, про себя понимая, что дело совсем не в них. Лишь низких частот прибавилось, и стал насыщеннее звук. В один из последующих разов я намеренно улегся в кровать позднее шести. Ровно в 18.00 Колыбельная заняла свое место в эфире, вгоняя меня в дремоту. Я чувствовал физическое давление на меня, происходившее у меня в голове. Но снятые наушники лишь участили мою зевоту, а глаза так и слипались. Физическая усталость навалилась на меня всем своим могучим весом, принуждая тело ко сну. И он долго не приходил, едва я лег и натянул на себя одеяло. Лишь усталость никуда не делась, наполнив мои ноги свинцов и полностью их обездвижив. Я быстро сообразил, что впал в зависимость от звуков и визуальных образов Колыбельной, и так хотели те, кто вывел радио Аут ФМ в эфир. И сколько еще человек могли услышать эту приятную чертовщину?
Но при всей необычности, происходящего со мной, я не ищу причин. Я знаю, что этим смертям уже много лет, что это не прямой эфир. Я слышу и русскую речь и чужеродную, но это голоса из прошлого, двадцати, тридцатилетней давности, а то и еще раньше. Я знаю это на интуитивном уровне, возможно, из уст того существа внутри меня, получающего удовольствие от лицезрения совершаемых актов насилия над беззащитными жертвами. Я вижу лица всех участников той или иной трагедии, но странным образом не могу описать их по памяти. Такое чувство, будто я настолько знаю их, что мне не нужно держать их в своей голове. И в мох образах больше убиенных женщин, чем мужчин.
Я видел как отрезают голову живому человеку, слышал его крики, переходящие в бульканье, из перерезаемого горла; я видел обряд жертвоприношения Сатане с обилием крови на жертвеннике; я видел как людей травили собаками, как несчастного живьем рвали на части; и никакая пьяная поножовщина не смогла бы сравниться с видом разрубленного пополам человека, наблюдающего свои внутренности со всей ясностью ума. Думаю, меня бы просто вывернуло наизнанку, случись мне увидеть подобные зверства на экране ТВ или в Интернете. Но во время Колыбельной я пребывал в неестественном для реального мира упокоении, наблюдая за тем, как двое молодчиков длинными хлыстами нещадно секли до смерти молодую женщину, привязанную к столбу. А ведь это была чья-то дочь, сестра, жена, мать. Я не хотел открывать глаз, чтобы выйти из состояния дремоты, считая ужасные кровоточащие рубцы на ее голой спине после каждого удара хлыстом. И будто одним из ее палачей был я сам. И будто я пребывал в диком восторге, делая все новый и новый удар, вкладывая в него как можно больше силы. Ведь эта несчастная зависела от меня, и она ничего не могла сделать, лишь кричать от боли покуда у нее не кончились силы, а впереди была только смерть.
Я видел жен, до смерти поколоченных своими мужьями, будто одержимыми какой-то безумной силой, из хватки которой невозможно выбраться. Фееричные потрахушки сменялись кулаками и переломанными костями и увечьями, несовместимыми с жизнью. Мне был знаком этот негласный лозунг, с которым я познакомился в Сети – ББПЕ (бей бабу по е…у), и все во мне переворачивалось и кипело от гнева. Один мой знакомый рассказывал как без раздумий заехал с ноги в нос одному мудаку за то, что тот отвесил затрещину своей жене на его глазах. «-Ты, сука, ее е...ь, она мать твоих детей. Еще раз увижу, башку снесу, черт дикий». Что бы в такой ситуации сделал я? То же самое, наверное. И такая реакция была бы физиологически нормальной для каждого разумного человека.
Интересно, этот мой знакомый слышит Колыбельную так же как и я? Однозначно он ложится спать куда позже шести вечера, так что вполне возможно для него она звучит в другое время. Он старше меня, и взгляды его на жизнь вполне адекватны. Тем не менее этот зверь, питающийся ужасом и болью других людей, подобный моему собственному, так же есть в нем. Зверя не может не быть, это нечто природное, неотделимое от человеческого существа. Не знаю, какого результата добивалось радио Аут ФМ в моем случае, но кровь, боль и ужас, происходящий лишь в моем воображении, только стимулирует мой сон. Я люблю поспать, особенно после нудного рабочего дня, люблю проснуться в начале ночи полностью выспавшимся, бодрым и готовым встретить новые трудовые будни. И для меня Колыбельная на Аут ФМ полностью оправдывает свое название, превосходно выполняя функцию снотворного. Я знаю, что дури во мне хватит лишь на громкий скандал (ну, по крайней мере, я пока еще не попадал в такие случаи как тот мой знакомый, физически наказавший мужа, который посмел дать волю рукам в отношении своей жены), и здравый смысл постоянно спешит одержать верх над моей вспыльчивостью. Можно так сказать, здравый смысл присутствует в ней, и потому я всегда помню о последствиях моей возможной физической агрессии.
А еще кто-то может предположить, что все дело в моей сексуальной неудовлетворенности, раз я наблюдаю образы жестокого физического насилия над женщинами, ложась спать. Все возможно. Потому что я так и не получил конкретных ответов этим визуальным страстям, насыщенным соответствующими эмоциями. По правде говоря, я не хочу никаких ответов, которые могли бы разрушить всю ту уверенность, что живет во мне последние несколько месяцев. Я знаю, что и в мыслях не держу никаких планов устроить резню в реальном мире, зомбированный Колыбельной на Аут ФМ. Повторюсь: у меня нет объяснений по поводу этой трансляции и образов в моей голове, сформированных ею. И я склонен думать, что это со мной что-то не так. Но мне хорошо от этого, хорошо видеть это в своем воображении и чувствовать как затягивает в сон, о котором так долго мечтаешь после его окончания. И я хочу, чтобы Колыбельная еще долго играла у меня в голове…

без окончания

Глава 13. Нюхач
Он представился Никитой Андреевичем, без указания своей фамилии. Невысокого роста, возрастом - лет где-то под пятьдесят, с короткой стрижкой, и с приятной, какой-то домашней энергетикой, представлявшей его своим в доску. Одетый в штатское, Никита Андреевич сразу предупредил меня о том, что он не из милиции, но вместе с тем никакой служебной корочки мне не предъявил. Тем не менее, я понимал, что этот человек являлся сотрудником силовых структур, возможно, ФСБ или АНБ, черт знает откуда. Он рассказал мне, что я оставался единственным человеком в маршрутном такси, которое слетело с дороги в канаву на большой скорости. Все дело в том, что на момент аварии водитель за рулем отсутствовал, как отсутствовали и десять человек пассажиров, от которых осталась лишь одежда и личные вещи. И я оставался единственным свидетелем на месте происшествия, с переломанными конечностями и ушибами.
Я мало что помнил, придя в себя на больничной койке. Помнил, что рано ушел с работы из-за долбанной температуры и заложенного и сопливого носа. Помнил, как занял место спереди, чтобы не пробираться через весь салон, и старался сдержать рвущийся наружу кашель, периодически сглатывая слюну. И еще про себя нервничал, наблюдая весенние оживленные улицы. Как будто людям тесно было в четырех стенах, и их как нарочно тянуло на улицу, в одну и ту же маршрутку с гриппующим мной. Мысленно я обматерил водителя всеми известными мне эпитетами за то, что он специально тянул время на каждой остановке, чтобы набрать больше пассажиров и срубить больше бабла. Мне жутко хотелось есть и спать, голова гудела и тяжелела в предвкушении теплой постельки с одеялом. Меня обязательно будет знобить, но