чтобы организовать для детей какие-нибудь занятия по основам веры, и ты знаешь, он мне решительно отказал.
— И что же ты собираешься делать дальше, сидеть в своем доме и смотреть, как все гибнет?
— Я решил молиться. Служу каждый день молебен. Года три назад мне удалось заполучить в храм великую святыню — частицу мощей святителя Николая. Мне думается, что настало время для сокровенного внутреннего подвига, и я уединился и отгородился от всех.
— Сейчас время решительных действий, отец! — Строго сказала баб Маша и порывисто встала.
Отец Венедикт, глядя на нее, удивлялся, откуда вдруг у семидесятилетней старухи, еще вчера лежащей чуть не при смерти, появилось столько энергии.
— Давеча я отдала записи моего жениха, но не все рассказала, думала, не пришло время, теперь вижу, что ошибалась.
Она подошла к двери, прикрыла ее поплотнее, заговорщицки посмотрела на священника:
— Ты ведь Веня в детстве любил сказки?
Отец Венедикт утвердительно кивнул.
— А мне мой Миша много их рассказывал, некоторые он и записывал.
— И что мне неизвестно?
— Ни оличи ни Гандель никуда не делись. Их жрец не может умереть. По преданию в древние времена, когда племя оличей кочевало с места на место, они и встретили это существо, которое назвалось служителем древнего божества. Он привел племя сюда, к нам. Они поселились среди местной мордвы и постепенно переманили на свою сторону их всех. Тяпка, он же бывший лакинский князь Георгий Святославич, решил послужить Христу мечом, надеясь искупить свою вину кровью язычников, но заслужил только проклятие.
— А с чего ты решила, что Гандель жив?
— За свою жизнь в Сыравели я видела его уже дважды, когда была маленькой девочкой лет в восемь и после войны.
Отец Венедикт присел на диван напротив баб Маши, которая сидела на стуле взял ее руки в свои и спросил:
— Может тебе это все привиделось?
Мария отрицательно покачала головой. Священник встал и направился к двери, он еще не успел ее открыть как услышал:
— Но самое главное, Веня, каждый раз, когда появлялся Гандель, в селе видели тех, кто давно умер и тех, кто умер недавно. А некоторые могилы на кладбище были разрыты, а гробы в них пусты.
Отец Венедикт выслушал это и молча вышел из дома.
* * *
Вблизи Ново Чемодановский Никольский мужской монастырь оказался не так внушителен, как виделось это издалека. Невысокие кирпичные стены окружали его. В плане он представлял из себя прямоугольник, по углам которого располагались круглые башни. Внутри этого прямоугольника находилось два храма и несколько корпусов.
Путешественники прошли через святые врата и остановились у единственного действующего монастырского храма — Казанского. Он был двухэтажный, с одним куполком над крышей и портиком в греческом стиле при входе. К дверям храма вела высокая каменная лестница. У самой двери стояла крышка гроба, прислоненная к стене, рядом, на ступеньках сидел молодой человек и наблюдал за друзьями. У него было чуть вытянутое лицо, узковатые глаза, большой некрасивый нос и совсем уродливый кривой рот. Одет он был в видавшие виды джинсы и старый облезлый свитер. На ногах кеды, лысую голову прикрывала зеленая панама.
— Как нам найти настоятеля? — спросил Андрей.
— А вам он на что?
Парень спустился вниз, поздоровался с каждым за руку, назвал свое имя — Трофим. Потом объяснил, что настоятель, игумен Филипп, сейчас служит панихиду по единственному иеромонаху в монастыре, который вчера попал под машину на каркашанском шоссе, и что надо подождать минут двадцать. Путникам ничего не оставалось делать, как сесть на лавку стоявшей рядом с трапезной, Трофим между тем, занял свое прежнее место у крышки гроба.
Похоже, что в монастыре кроме отца Филиппа и Трофима больше никого и не было: келейные корпуса казались нежилыми, а один из них больше походил на сарай. Территория монастыря сильно захламлена — там и сям лежали кучи строительного мусора, обрезки железа, доски, кирпичи. Второй Никольский храм, походивший на огромный куб с пятью главками, не действовал: на его двери висел большой замок. Наконец из Казанского храма вышел игумен Филипп. Высокий, здоровенный, он напоминал Илью Муромца, дополняла эту схожесть широкая черная борода, скуфейка, больше походившая на шлем, да подрясник напоминавший длинную кольчугу. Заметив путешественников, отец Филипп издали поклонился им и жестом пригласил их пройти в трапезную. В длинной светлой комнате, стены которой были обложены кафельной плиткой белого цвета, стоял дубовый стол. На стене, перед столом, висел большой портрет Уильяма Бэкфорда. Стол заставлен кастрюлями: одна из них наполнена похлебкой в народе именуемой «казацкой», другая тушенной картошкой с петрушкой и укропом, а в третьей малиновый кисель, здесь же стояла тарелка с жаренными карасями и солонки с какими-то приправами.
Ели молча, не смотрели по сторонам, беззвучно жевали. Когда все тарелки были пусты, кисель выпит, настоятель отложил в сторону ложку и спросил:
— Куда путь держите?
Андрей объяснил, кто они такие и зачем идут в Сыравель. Упомянул и о сиреневой книге. Игумен заинтересовался, попросил показать книгу, Юра достал ее из своей сумки и положил перед игуменом на стол. Таня, все это время наблюдавшая за Трофимом, заметила, как он весь напрягся при виде книги и подался вперед, как будто собираясь тотчас завладеть ею. Ей показалось это подозрительным, да и сам Трофим ей не нравился, а игумен Филипп полистав книгу, произнес:
— Вот что я вам скажу, братия, книга сия без сомнения содержит в себе дьявольские письмена и ее следовало бы сжечь, а вы поди ее читали, но, впрочем, отец Венедикт и вправду вам что-нибудь скажет о ней, он человек местный и в этих делах мыслит.
— Это скорее Пакину надо показать — вставил свое слово Трофим.
Отец Филипп метнул на него суровый взгляд, а Юра спросил:
— А кто это Пакин?
— Да краевед местный. Когда-то из нашего монастыря музей хотел сделать. — Ответил Трофим
— Колдун он. — Мрачно заметил игумен.
Настоятель встал и все, кроме Трофима, который стал убирать со стола, вышли на улицу.
— Значит так, — сказал отец Филипп, обращаясь, к Андрею. — Вы с Юрой переночуете в рабочем корпусе, а девушку Трофим отведет к Пакину, у него для нее место найдется. Потому что не подобает женщине ночевать в мужском монастыре.
Игумен велел Тане ждать Трофима, а с Андреем и Юрой направился к корпусу, который располагался за Казанским храмом прямо около монастырской стены. В корпусе была только одна большая комната. В ней стояли железные кровати с матрасами одеялами и грязными подушками.
— Переночуете здесь, — объяснил игумен и хотел было уйти, но Орфеев остановил его:
— А может, мы все же дойдем до Сыравели? — робко замолвил он. Отец — игумен остановился на пороге, окинул друзей суровым взглядом и сказал:
— Опасно у нас нынче ночами ходить. В Сыравели за последнюю неделю четыре убийства было, говорят какой-то маньяк объявился, да и у нас неспокойно, всякой нечисти полно. Мой вам совет: ложитесь спать.
И не ожидая никаких возражений, он ушел, плотно прикрыв за собой дверь.
* * *
Таня ждала недолго, как только игумен с ребятами скрылся в рабочем корпусе из трапезной вышел Трофим, он жестом пригласил девушку следовать за ним. Она окинула монастырь прощальным взором, сердце ее тоскливо заныло как-будто предчувствуя беду, но невеселые мысли Таня быстро прогнала и уверенно пошла за Трофимом.
Ни она ни Почепов с Орфеевым, не видели, как тот, кто назвал себя игуменом Филиппом остановился перед Никольским храмом и облик его изменился: исчез подрясник, скуфейка, борода на лице и теперь это уже было существо в сером плаще и фетровой шляпе — Рагнар Гандель.
* * *
Проснулся Андрей Орфеев рано утром от вороньего карканья. Огромный ворон сидел на подоконнике и внимательно разглядывал Орфеева. Сам Андрей лежал на разваленной кровати в большой комнате рабочего корпуса заваленной мусором и нечистотами. Кучи дерьма лежали там и сям, как будто в этом здании на протяжении столетий только и делали, что срали, и не было в селе больше места, где это можно было делать так педантично и регулярно. В углу комнаты, на куче гнилой ветоши, свернувшись калачиком все, еще спал Юра. Орфеев выбежал из корпуса и с ужасом увидел, что все вокруг совсем не так как было вчера: оба храма без окон и дверей, с проваленным крышами и покосившимися главами, стены во многих местах обрушены или держаться непонятно на чем, корпуса выглядят абсолютно не жилыми, а то что вчера казалось трапезной и где с таким аппетитом ужинали, всего лишь убогая лачуга. Вся территория заросла бурьяном и завалена таким количеством мусора, что казалось его, свозили сюда со всего района и не один год. События вчерашнего вечера или сон, или мираж, но постепенно мысли Андрея прояснились, и до него стало доходить, что в этом сне они потеряли реального человека — Таню Кунину.
* * *
Кроме Серова в Сыравели были убиты фельдшер Роман Григорьевич Кавалеров и агроном Семен Негодяев. Убиты также, как и директор школы: кто-то перерезал им горло, будто ставя себе целью — напитать землю кровью. Всего за три дня было убито три человека, и Немиров регулярно сообщал об этом в район, требуя помощи. Но в Сыравель никакой следственной группы не присылали. Еще больше осложнилась ситуация, когда на четвертый день все трупы исчезли, а потом произошло то, чего вряд ли кто и ожидал. На следующий день после таинственной пропажи мертвецов, Григорий Петрович, находясь у себя в кабинете, (а было где — то около девяти часов вечера) изучал дневниковые записи своего предшественника на посту участкового лейтенанта милиции Артема Юрьевича Кавалерова. Они, эти записи, были вполне официальны, т. е не личные. Артем Кавалеров имел такую привычку записывать информацию обо всех мало мальски важных событиях, произошедших в течение дня. Правда записи эти были очень краткие и однообразные.
Немиров перелистывал страницы дневника, не находил ничего интересного для себя. События в нем следовали одно за другим, и изо дня в день мало что менялось, но вот одна запись привлекла его внимание. Собственно, она была последней в дневнике, и на ней все записи обрывались, причем она была не помечена никаким днем и как бы выпадала из общего контекста: «…Это как эпидемия. Приходит Серый (как бы он не называл себя Гандель или Верховный вождь), который долго лежал в земле. Ест шестидневного мертвеца, получает силу. Потом в селах находит потомков тех, кто был в его клане и возвращает к прежней жизни через смерть. Те в свою очередь превращают других жителей села в некое подобие зомби и вот уже все в их руках. Но нам так и не удалось выяснить 1) почему Гандель проснулся, что послужило причиной, 2) какова его цель, 3) не вернется ли он снова. Выяснять все эти обстоятельства нет времени. Ганделя надо уничтожить и мы знаем, где его логово….»
В конце тетради имелись какие-то рисунки и схема, посмотреть их Григорий Петрович не успел — он услышал какие-то странные звуки, доносившиеся с улицы, как-будто кто-то очень аккуратно отдирал штапики держащие стекла в рамах. Окно было расположено рядом со столом, за которым сидел Немиров, но в наступившей темноте он не видел кто там на улице. Другой звук
