тезке моего старшего сына, и невозможность немедленно ему набрать отдалась тупой болью в сердце. Тут же без перехода я вспомнил Лену. Я здорово заблуждался в последнее время, а неспособность к трезвой жизни не могла не быть одной из причин этому. Никто мне в жизни не нужен, никакие Алиски. Я любил и люблю только одну женщину. И сейчас мне ее не хватало, как никогда.
Я закрыл холодильник и вернулся в зал. Я обнаружил, что мои руки дрожат.
Через минуту перезвонил Карат.
- Должен будешь,- заявил он с легким апломбом.- Пришлось задействовать связи. Короче, тебя ищут в связи с гибелью какой-то Риммы Лентяйкиной. Знаешь такую?
- Знаю! А что с ней?
- Нашли дома задушенной.
- Римму?!- Я не верил в то, что услышал.- Римму нельзя задушить!
- В смысле?
- Погоди… Римму задушили?
- Я так и сказал. Ты в норме?
-Да…- У меня в очередной раз онемела щека, и я явно не справлялся с потоком информации. Мне требовалась передышка, чтобы увязать в голове два этих слова – Римма и задушили,- но Карат вряд ли был намерен мне ее предоставлять.
- А я тут при чем?- только и мог промямлить я.
- А вот тут интересно,- хмыкнул Карат.- После того, как завели дело, в полицию поступило заявление от родственников этой Риммы по поводу тебя. Я так понял, что у вас с убитой какие-то родственные связи. Так?
- Так. Отдаленные связи. Но когда я ее видел в последний раз, она была жива-здорова, только бухой. А от кого заявление?
Ну, я и так знал, от кого. Анна Витальевна сиречь Кандибобер, собственной персоной.
- Без понятия. Да и какая разница. Тут ежу понятно, что против тебя крысят свои же. Ты – на зону. Они – на твое место. Недвижка, небось, на жену переписана?
- Не… На меня.
- Тогда не понимаю. Но по-любому какие-то родственные терки, так что тебе лучше знать, откуда вонь. Не бухаешь сейчас, говорят?
Я не стал изображать ложное удивление.
- Несколько месяцев в завязке!
Мы помолчали.
- Сам-то что думаешь?- спросил я Альберта напрямую.
- Тут как карты лягут, братан. Гарантию никто не даст. Ты можешь прийти к ментам, перетереть за жизнь, выйти целым и забыть. А можешь зайти в кабинет – и уже не выйти. Закроют сначала в СИЗО, потом пойдешь по этапу. Смотря что у них на тебя есть. Сейчас ты подозреваемый, но после допроса можешь стать свидетелем, или вообще с тебя слезут и больше не дернут ни разу.
Он помолчал.
- Короче, братан, ищи адвоката. Я тебе скину сейчас на ватсап контакт человечка, нормальный адвокат, наш, салаватский. Со всеми ментами в корефанах. Подставляться ради тебя не будет, но дело делает. Хочешь, ему набирай, или своего ищи. И идите вдвоем к ментам на поклон. Или вали в Казахстан. Но недвижку твою отожмут тогда полюбас, и будешь ты пахать на казахов таксистом до конца жизни. Если не депортируют. По мне, лучше уж отсидеть на зоне, тем более если на тебе особого беспредела нет. Нет ведь?
После разговора с Альбертом я долгое время сидел в незнакомой комнате, наполненной пылью чужих сапог и непривычными запахами чужих подмышек. Тупо пялился в темный экран неработающего телека, машинально потирая щеку, которая стремительно немела. Ранее таких сильных приступов онемения я не припоминал и даже взволновался, что боженька может опять стукнуть меня по кочанчику, и откину я хвост в чужой квартире, о которой не знает ни одна живая душа. Кроме лже-риэлтора Гузели, которая выдвинет свои сисяндры из-за горизонта не раньше, чем через месяц.
Щека немела, мысли путались, пот продолжал течь по загривку, однако я уже знал, что надлежит делать. Потому что если в мире и существуют сигналы свыше, если в нашем уголке безразлично-ледяного космоса и есть отголосок Высшей Силы, то что, как не его отзвук, услышал я десятью минутами ранее перед разговором с Каратом?
Я отправился на кухню и открыл холодильник.
Чувствуя, как блокируются мысли, потеет спина и сотрясаются чресла, я взирал на нее, изящную бутылку, присутствовавшую здесь в силу чьей-то милостивой забывчивости. Бутылку с темно-янтарным содержимым, по свойствам далеким от янтаря настолько, насколько от меня самого далеки такие понятия, как радость, спокойствие или счастье. А к чему на самом деле была близка жидкость внутри – всем нам ведомо, почти каждому человеку на планете Земля, ведь как правильно заметил Леха Агопов по кличке Агопа – в мире почти нет человека, который бы хоть сколько-нибудь не попробовал алкоголя.
И он мерцал там, как тайное послание от светящихся сестер и самого Бахуса, переливался в отблесках, играющих на белых внутренностях холодильника. Плескался и манил, сорокоградусный коньяк «Российский» пятилетней выдержки. Он нашептывал мне о заблудших душах, о победе разума над чувствами, о жизненных ошибках. Он шептал мне о потерях, о гибели любимых, о пожарах, травмах и похищениях, об измене и предательстве, о равнодушии Бога-Громовержца. Которого однажды попытался сместить с Олимпа великолепный Бахус. Сместить и вернуть людям теплоту и чувственность, заменить лед огнем, а уныние - игрищами. Но, как достойный зачинатель мировой алкодинастии, был он слишком обезбашен, безумен и неистов, чтобы суметь разглядеть грань, отделяющую любовь от ненависти, а благо от зверств.
Холодильное нутро окутывало меня морозом, и я, больше не раздумывая, нырнул в него.
18.
«Норма». Винченцо Беллини. Сигарета нудно плавится в пальцах и наводняет дымом пространство чужой лоджии. Подо мной – продавленное древнее кресло, предназначенное на выброс, но служащее, тем не менее, прекрасным седлом. Тихие звуки оперы, переплетаясь с сигаретным дымом, обволакивают меня целиком. Ворчание работающей микроволновки на кухне – разогревается быстро-еда, на которой я сижу уже неделю. За стеной неслышно работает телевизор – чисто для фона. Солнце нескромно заглядывает внутрь и ласкает мою поврежденную руку.
Снаружи бурлит незнакомый город, столица башкирского края, где мне не знаком ни единый человек. У меня не возникает ассоциаций, нет памятных мест и дат, я полностью оторван от прошлого. Вдарим за прошлое! Что я и делаю, наполняя арендованную вместе с жильем хозяйскую кружку, теперь уже быстро-водкой, и заливаю за гланды. Привычный огонь вскипает в венах, но уже не крушит тормоза и не тащит меня на улицу. Похоже, я свое отбегал.
Где-то тут жила в детстве Алиска М., моя случайная подруга, в которую, как я думал, я влюбился. Пока не осознал, что любил и люблю только Лену, и это навеки. Алиска же говорила, что тоже обитала в девятиэтажке. Именно в Черниковке, я потому и выбрал этот район. Было бы забавно вляпаться в еще одно совпадение и оказаться на одной площадке с поникшим Андроном, которому уже никогда не суждено сыграть на «П», ибо в наше суровое время за такие игры сразу же оборвут причиндалы.
Мне не видно, что учиняют бухарики в доме напротив. Хлебают «дошик», лопают шавуху, или же очередной хорек, нализавшись с утра, лупит свою благоверную почем зря. Первомайская улица довольно широка, вдоль нее высажен ряд деревьев, так что соседние дома наполовину скрыты. Может, и нет здесь никаких бухариков. Достойные жители столицы, уфимская интеллигенция и все такое; я совершенно одинок, теперь уже сферически и в вакууме. Да и хрен с ней, с частной жизнью незнакомых уфимцев, я не приспособился бы к здешнему социуму и за тысячу лет.
Я убежден, мои дорогие друзья и собутыльники, что Лена давным-давно передала мне свой дар. Мне и нашим ребятам. Ведь это происходит элементарно через кровь, так удостоверила Олеся Колышева, которая не была облученной, однако засветилась после исчезновения матери. Лена намекала мне однажды, заявив, что перебросила на нас свой грех. Все это умещается в парадигму, и чтобы обозреть всю картину целиком, мне не хватило в свое время одного-единственного стакана.
Во мне этот дар, или феномен, вдруг мутировал и запустил черные процессы. Разбудил глубочайшие гены – над-зеро. Те, которые не засвидетельствовала группа ученых в прошлом, хотя именно их они и искали, о них шушукались в кулуарах, боясь собственных смелых идей. Гены, которые не выявились ни у одного подопытного, ни у одного светящегося. Над-зеро, Человек Советский, или, вернее – Человек Российский.
Вот только то, что задумано природой для развития, метаморфоз и просветления, изуродовалось вирусом пьянок, безумием Бахуса и Алкогольным Кодексом. У женщин эта инфекция вызывала свечение, агрессию к детям и растворение физической оболочки. У меня же мутировало в нечто куда более страшное.
С чего я вдруг выдумал изначально, будто кто-то рассказывал мне про смерть Димы Ваняткина? Якобы перед тем, как мне сообщила Лена, я осознал, что в курсе событий. Типа я вышел на улицу, повстречал кого-то – это же бред! Никого я не встречал, и никто мне ничего не рассказывал. А помнить я мог единственно потому, что повстречал самого Ваняткина-старшего. Вероятно, челдобрек телепался за пивом. Или шагал вместе с Димой, которому отвесил очередной подзатыльник за просто так. Или растопырил локти, как в детском саду, и на сей раз меня задел.
А потом последовала расплата. Неконтролируемая черная энергия, разбуженная алкоголем и радиационной инфекцией, хлынула в сторону дома Ваняткиных. Только вместо того, чтобы ударить целенаправленно по старшему и сделать мир чище, бесконтрольный поток содеял страшное. Моя экстрасенсорная способность утратила разницу между добром и злом. Именно поэтому какая-то моя часть точно знала, что случилось с Димой. Именно поэтому я всегда считал, что виновен.
С чего я вдруг твержу направо-налево, что на бульваре Космонавтов вдруг возник неведомый маньяк и похитил моего Лешку? Пора признать то, что в глубине души знают все вокруг: в той слепой от камер зоне оставалось всего два человека. Я и Лешка. Мы ступили туда с ним вдвоем. Я пешкодрапом, он на самокате. А вышел всего один. Вот и весь сказ, и это единственная истина, которую надлежит принять. И какая-то моя часть, от которой я сначала мечтал спрятаться в тюряге, а потом хоронился в алкашке, точно помнит все детали.
Что произошло с детским домом-интернатом имени Чкалова? Почему здание, прошедшее капремонт и успевшее выдержать срок гарантии, за время которого вскрываются все рабочие косяки, внезапно запылало на пустом месте? Быть может, не в ротозействе дело? А в бесконтрольной ненависти, которой был охвачен ваш покорный слуга? И отсутствие конкретного виновника, отсутствие имени и фамилии, позволило этой ненависти вновь убивать бесконтрольно? Разве это менее вероятно, чем совпадение, что мой младший сын был помещен в приют именно накануне пожара, как будто по чьему-то сценарию?
Почему я торопливо и ожесточенно разорвал в клочки прощальную записку от Лены, намертво пресекая любые мысленные поползновения в эту сторону позже? Насколько вообще реальна эта записка, учитывая, что исчезновение Лены пришлось на самый мрачный и запойный период? Что если ее письмо не более реально, чем преследовавший меня наряд милиции в день нашего знакомства, чем похищенные и заточенные в кафе «Алладин» дети, или чем команда киллеров, обязанная меня убить, если сержант тотчас не выпустит меня из «обезьянника»? Может, именно поэтому я никогда не пытался всерьез разыскать жену, а вместо этого расследовал
