фильма Михалкова. Сама Нина Ивановна носила вычурный парик и была одета вовсе не по-совковому: свободные слаксы и коричневая кофта на молнии.
По пути я успел заскочить в магазин и набрал съестного, чтобы не интересничать на пороге с пустыми руками. Прихватил также одноразовые пакетики кофе «три в одном» и небольшую пачку чая. Я полагал, что мы, как во всех лучших домах, усядемся на кухне, однако Нина Ивановна отправила меня в гостиную, а сама осталась возиться с припасами.
В гостиной я нырнул в одно из двух кресел, разделенных чайным столиком, и оттуда стал озираться. Основательная «стенка», заполненная дедовским барахлом. Фарфоровые статуэтки из далекого прошлого как символ позабытого наследия. Куча книг – по корешкам я отметил, что в основном книги медицинского характера. На потолке – массивная допотопная люстра, которые у меня всегда ассоциировались с корабельными. На чайном столике рядом со мной стояла ваза, в которой я разглядел знакомые медальки: такие раздают членам организации АА по случаю юбилея трезвости.
Нина Ивановна вошла с подносом, поставила его на столик, а сама уселась напротив. Несмотря на долгую поездку, я не хотел есть, но за кофе благодарно схватился. Нина Ивановна почти ни к чему не притронулась.
- Давно в содружестве?- спросил я, кивая на медальки.
- Я, молодой человек, присутствовала на открытии группы «Московские Начинающие» в 87-м году,- чуть надменно и с толикой удовольствия проговорила Нина Ивановна.- К тому времени я не пила уже два года. Это сейчас я в Уфе проживаю, а раньше жила в Москве. Долгое время была спонсором, потом, когда переехала в Уфу, стала председателем местной ячейки. Это не мои медальки, с группы еще остались.
Она обследовала меня прицельным директорским взглядом, из чего я заключил, что она либо педагог, либо медик. Судя по ассортименту книг - второе.
- Сам давно трезвый?
- Меньше года. Несколько месяцев.
- Дерзай! Ты еще молодой, хоть и потрепанный уже. Зубы по пьяной лавочке потерял?
Я запоздало прикрыл дырокол, вновь обругав себя за рассеянность, и кивнул.
- Я сама из бывших. Завязала в 85-м, когда мне стукнуло тридцать пять. И трезвая уже почти 40 лет. Притом что я медик, терапевт. А мать моя – научный сотрудник и исследователь в области генетики. Но и она, и я были алкоголиками. И муж мой пил. Он был знаменитым хирургом, даже публиковал научные статьи в СССР. Имел льготы, был знаком с высокими чинами и вхож в благородные дома. Но каждый свободный вечер мы начинали с того, что открывали бутылку вина или водки. Муж был намного старше меня и умер, когда мне не было еще и 30-ти. Ушел утром на работу с похмелья и умер по дороге от инсульта. Детей мы не успели нарожать, да и не с нашим образом жизни было об этом думать. Во вдовстве я совсем скатилась, запила наравне с мамой. В тот мрачный, запойный период она и поведала мне и про свои исследования в Озерске, и про светящихся, и про жертвенных деток. Позже она попыталась меня отравить, подсунула метанол. Чудом меня что-то торкнуло в ту ночь, я не стала употреблять, как обычно, с налету, а сперва удостоверилась, что передо мной яд. Возможно, вся эта история с Озерском на меня подействовала, и я перестала доверять родной матери, или же просто удача. А потом мама внезапно пропала без следа. Мне, судя по всему, был уготован тот же печальный итог. Но я вдруг осознала, что не хочу продолжать эту гибельную эстафету, этот порочный круг. И пить больше не могу. Даже если во мне и присутствуют мутированные гены, я не хочу, чтобы они проклюнулись. Живу обычным человеком и умру, как все, своей смертью.
Я уже сидел как на иголках от переполнявших меня вопросов, поскольку по-прежнему ни черта не понимал. Нина Ивановна заметила мое состояние и хмыкнула.
- Ну да я забегаю вперед,- попеняла она себе самой.- Давай начну с самого начала.
После Великой Отечественной войны группа выдающихся ученых СССР – исследователей, медиков, психологов, генетиков,- собрались на неофициальный симпозиум, чтобы обсудить вставшую неожиданно остро социальную проблему. Народ, победивший фашизм, выстоявший в страшной, бесчеловечной мясорубке, вдруг начал проигрывать битву такому, на первый взгляд, мелкому, ничтожному и позорному врагу: алкоголизму. Народ-победитель спивался, и в авангарде закидывали бывшие фронтовики – те самые люди, которые освободили мир от фашистской чумы. Сильный, стойкий, непоколебимый физически и духовно солдат не смог противостоять обычной рюмке. И тогда ученые задали себе очень простой вопрос: что же кроется в алкоголе, почему он имеет над человеком такую небывалую власть? Почему советский человек, способный противостоять жаре, морозам, дикой усталости и жестоким пыткам, не в состоянии выдержать обычную тягу?
Оформленные тезисно, вопросы симпозиума положили начало исследованиям под официальной государственной резолюцией, и многолетний проект стартовал. На протяжении более чем десяти лет костяк группы оставался неизменным, но помимо них в проекте были задействованы десятки, может быть, сотни привлеченных специалистов по всей стране – терапевты, наркологи, кардиологи, психиатры. Вся статистика стекалась в единый штаб и структурировалась по папкам. Некоторые ученые оказывали разовые консультации, и им ничего не было известно о цели проекта. Некоторые сотрудничали на регулярной основе, и одним из таких сотрудников была мать Нины Ивановны. Так что ей был известен основной ход событий, но всю подноготную Нина Ивановна все же домысливала самостоятельно, потому как мать вела рассказ в таком состоянии, когда слова не сильно отличаются от мычания.
Работа в прошлом велась с фанатической отдачей, и не только в обозначенных рамках, а - повсеместно. Не по графику, как сейчас. Пращуры проигрывали в компьютеризации, но выигрывали в идеологии и вере. Цель имела общесоветское значение, даже общемировое, ведь алкоголизм – не болезнь народа, это болезнь планеты. Уже за первый год исследований удалось собрать прорву данных. Все последующие научные работы – классификация алкоголизма, стадии алкоголизма, фазы, степень зависимости, характер заболевания, этапы синдрома отмены и симптоматика «белой горячки» - все это было выведено на основе данных той первоначальной группы. Тем не менее годы шли, и исследователей начали охватывать сомнения, а некоторых – настоящий испуг. Потому что ответов на первоначально поставленный вопрос не находилось. Никто не мог понять, что же такого таится в алкоголе, чтобы он мог до такой степени поработить человека.
Весьма любопытными и парадоксальными, но в то же время и не менее тревожными, оказались исследования психиатров. Пациентов, что называется, вели на протяжении месяцев и даже лет, наблюдая за их состоянием и снимая показатели. И здесь изначальный парадокс подтверждался. Человек, допустим, едва выжил после годового запоя, долго лечился, прошел все муки абстиненции, долгий курс реабилитации, встал на ноги, вышел в общество. Его физические показатели однозначно улучшились по всему организму, человек смотрел на свою дальнейшую жизнь с высоким уровнем позитива и не допускал даже мысли о том, чтобы вернуться к рюмке. Однако дальнейшие наблюдения вдруг начинали показывать расхождение физических и психических показателей. В то время как самочувствие человека продолжало улучшаться, его психическое состояние подвергалось регрессу, а характер мыслей менялся в негативную сторону. Психиатры часто отмечали такой феномен, как подмену понятий, когда наблюдаемые вдруг неожиданно начинали давать своему алкоголизму совершенно неожиданные, даже странные, хотя на первый взгляд и логичные оправдания. Проскальзывали мысли о том, что «я, наверное, уже выздоровел», «мне, наверное, уже немножко можно», «я теперь точно сумею контролировать». Те, кто обладал достаточной эрудицией, изобретали целые теории себе в угоду. Некоторые вбивали себе в голову, что никогда не сделают карьеру, если не будут позволять себе «по чуть-чуть» с начальством. Или что не будут иметь успеха у женщин. Или что отсутствие алкогольного расслабления, напротив, приведет к излишней нервотрепке и ранней смерти. Это выглядело чудовищно: еще год назад пациент выл в мучениях, мочился под себя, бился головой о стены, а когда вылез из ямы, клялся-божился, что в жизни больше не притронется. И вот он сидит, с виду как огурчик, но с бегающими глазками и виноватой улыбкой, и убеждает себя и целый свет, что все вдруг изменилось, и ему теперь можно. При этом все вокруг знают, что первая же рюмка его убьет. Пусть не сразу, но зато наверняка. И сам пациент это знает в глубине души.
Позже ученые обнаружили, что характер болезни у бытовых пациентов несколько отличался от симптоматики у тех людей, кто пришел к спиртному в силу каких-то жизненных невзгод и трагедий. Если непьющий, либо выпивающий в меру, человек внезапно переживал кризис – потерю близких, неизлечимую болезнь, боевую травму, сильнейший стресс,- он очень быстро спивался и погибал. В то время как бытовой поддавальщик мог кирять десятилетиями и максимум жаловаться на плохой аппетит. Типология людей непьющих, как правило, выделялась положительными характеристиками. В большинстве своем это люди с волевыми качествами, обладающие целеустремленностью, харизмой и четкой системой принципов. Но всегда имелась первооснова, на чем зиждились эти качества. У кого-то на семейных ценностях. У кого-то на вере в Бога или в судьбу. У кого-то на вере в себя самого и в свое предназначение. Если вдруг эта первооснова рушилась, и люди соскальзывали к рюмке, на них можно было сразу ставить крест: они буквально себя убивали. Те же самые волевые качества, только в обратную сторону. Но так казалось только на первый взгляд.
Чей-то проницательный ум выдвинул иную рабочую гипотезу. Что если алкоголь влияет на то, что в народе именуют «человеческим стержнем»? Некое изначальное «Я»? Алкоголь растворяет его, как кислота, человек теряет связь с самим собой, растекается, как бензин по луже, цветными пузырями. У бытовых бухариков это «Я» изначально слабое. Они привыкли, что большинство событий в их жизни происходят как-то сами по себе, без их участия. И топают по жизни с песней, не беря в голову и не заморачиваясь философией. У людей, стоящих на ступень выше на социальной лестнице, очень много решений и поступков основаны на внутреннем убеждении, на внутреннем «Я». И когда приходит алкоголь, первоначально как временная мера справиться со стрессом, он окончательно и бесповоротно уничтожает это самое «Я». Именно в этом причина того, что такие алкоголики фанатично себя убивают. Потеряв корни, свои истоки, они ужасаются трезвой жизни, они не знают, как жить дальше.
Идея спорная, но так или иначе исследования постепенно склонились к области генетики. Нина Ивановна не стала вдаваться в дебри, просто пояснила на пальцах. Научная группа сформулировала предположение, что в организме человека существует некий, неоткрытый и по сегодняшний день, ген, который и отвечает за алкоголизм. Возможно, ген отвечает и за массу других качеств, а алкоголь – лишь побочка, мы не знаем, но это и не суть. Если у человека такой ген, образно говоря,
