бутылки в рюмку немного содержимого и сунула туда кончик ложки. Я остро помню ту ночь. За окном – зимняя вьюга, не видно ни зги, в наших спальных районах всегда были перебои с освещением, а окна домов напротив казались заброшенными, будто послевоенными. Я – трясущаяся с похмелья, балансирующая на грани добра и зла, борющаяся с нестерпимым желанием плюнуть на кухонные исследования и накатить из горла чего бы то ни было. Я вынула ложку и поднесла к носу. Резкий запах формальдегида подтвердил мои подозрения: в бутылке - отрава. Вопрос же о том, случайным или сознательным образом эта бутыль оказалась на столе, никогда не поднимался и до сих пор открыт, хотя нетронутость содержимого уже само по себе является ответом. Впрочем, случайный фактор и нелепое стечение тоже нельзя полностью отметать.
Меня охватила паника. Где мне теперь искать выпивку посреди ночи, зимой? Паника сменилась злостью, и когда я обнаружила, что из-под маминой двери все еще доносится свет, я ринулась в ее комнату.
Однако дверь оказалась закрытой. До этого мы с ней никогда не пользовались защелками друг от друга, какой в этом смысл, но защелки присутствовали, причем о-го-го себе защелки. Ведь когда-то наша квартира была коммунальной, и по сути у каждой двери имелись отдельные запоры, которые так и остались с тех времен. Такие, что тараном не прошибешь. Я заколотила в дверь. Даже если отмести всю мистику, маме могло элементарно стать плохо, алкоголикам категорически запрещено пользоваться задвижками. Может прихватить в любой момент, а пропустишь критическую отметку – и все, потом уже не откачать.
Я стучала, звала, но ничего не происходило. Через несколько минут и свечение исчезло. И только спустя еще четверть часа мама, наконец, отворила мне дверь, и выглядела она при этом только что пробудившимся с бодуна человеком: опухшая, всклокоченная, мятая, недовольная. Позже я заключила, что если с ней и происходили некие волшебные метаморфозы, то это случилось, пока она спала, так что расспрашивать и допытываться бессмысленно. А в ту ночь ни о чем, кроме как об опохмелке, я думать больше не могла и накинулась на нее с претензиями. Позже выяснилось, что у нее в комнате есть еще заначка, и этой дозы нам хватило, чтобы справиться с трясучкой до утра. Метанол из бутылки на кухне я вылила в раковину.
Мама пропала спустя три дня. Я проснулась утром – ее нет. Ни записки, ни какого-либо следа, ни намека, куда она могла податься. Ее ключи, одежда, все интимные вещи – даже те, с которыми она не расставалась, будучи сильно во хмелю,- все сохранилось на своих местах. Она не уехала, она даже не выходила из дома, она просто пропала.
Когда истерика затихла, и мне худо-бедно удалось урегулировать юридическую сторону вопроса – я подала заявление в милицию о пропаже, дала все необходимые показания, подписала нужные бумаги,- я перешла на новую ступень в своем пьянстве. Раньше это было рутинным действом, а теперь стало процессом с толикой отчаяния и истерии. Теперь я осталась совершенно одна, в трехкомнатной квартире в центре Москвы, вместе с мамой ушли последние сдерживающие факторы. Не о ком заботиться, не о чем мечтать, не к чему стремиться. Сначала я пропила все мамины денежные резервы, потом перешла на семейные драгоценности, в конце концов я скатилась до уровня уличной побирушки, шлындающей по урнам за пустыми бутылками. Меня спасало только то, что я была тише мыши, никогда не доставляла хлопот соседям, и меня не трогали, только воротили нос. Я уже подумывала пустить к себе в квартиру постояльца, чтобы завелись хоть какие-то деньжата, когда это произошло.
Нина Ивановна перевела дух и рассеянно взглянула на поднос с нетронутыми закусками. Мне показалось, что по мере рассказа она еще больше постарела – если дверь мне открывала бойкая пожилая тетенька, то теперь передо мной сидела древняя старуха. И я наконец-то услышал тиканье секундной стрелки. Но, судя по скорейшим событиям, эти часы находились внутри моей головы, отсчитывая последние роковые мгновения.
- Конечно же, мне все померещилось,- продолжила Нина Ивановна.- Тут и убеждать себя не нужно. Алкогольный делирий, белая горячка в самой острой фазе. Но именно после того случая я бросила пить, так что не могу не закончить свою историю именно на нем.
Внутренний толчок посреди ночи – уже привычное явление. Я размежила веки и первое, что подумала: забыла выключить свет накануне. А когда я окончательно проморгалась и протерла лицо, то вдруг увидела, что никакой это не свет, а самое настоящее свечение по всей комнате. В наше время так могут светиться новогодние гирлянды. И исходит этот свет от моей родной мамы. Она стояла, как живая, посреди комнаты, перед моей койкой, и внимательно смотрела на меня, словно выискивала какие-то отдельные признаки.
Она казалась почти прозрачной, словно под рентгеновским излучением, но при этом мерцала, как мерцает кинескоп с частотой кадров 50 герц. Выглядела она при этом явно моложе своих лет – это была мама времен Озерска и научных свершений, времен детства, совместных походов в кафетерий, времен старых фотографий. На маме присутствовала одежда, но я не помню деталей фасона. Помню что-то свободное и почти воздушное, как у фей из детских книжек.
В ту ночь мама рассказала мне правду о том, что в далеком детстве у меня был старший брат, и он умер от менингита. Чтобы справиться горем и продолжить жить дальше, они с отцом искоренили любое воспоминание о нем, вычистили весь дом от болезненных мелочей. Позже мама забеременела мной, а потом отец нас бросил и перебрался на Север.
Она поведала мне, что истина совсем-совсем близко, и люди –действительно способны переродиться, это изначально заложено в человеческой природе. Путей к сансаре великое множество, не существует строгой инструкции и однозначной лестницы к верхнему миру. Кто-то достигает свечения посредством молитв, кто-то с помощью медитаций, иные – в служении обществу, некоторые – научными свершениями или гениальными открытиями, и даже с помощью театральной игры или написания книг, с помощью картин и песен, если отдаваться искусству всем сердцем без остатка, растворять в нем «я».
Но в мире нет и не было ничего категоричного, одномерного или очевидного, как нет четкого разделения на «хорошее» и «плохое». Есть иные тропы, тенистые и злобные: путь воина, путь крови, путь катастроф и лишений, путь мученика, путь отшельника, путь отказа от благ, путь голода и даже самоубийства. И путь алкоголя. В котором, как в кислоте, наше «я» способно растворяться без остатка.
Мы, светящиеся сестры - всего лишь одна из бесчисленных троп. И она существует, моей матери удалось переродиться, стать чем-то новым, перейти в эфирный мир, а теперь она пришла за мной. Она сказала, что мой братик тоже находится с ней. И мой муж – тоже где-то там, она смогла их обоих вырвать из лап смерти, вывести из подземного царства мертвых, ей хватило энергии и радиации, чтобы обмануть даже время. Теперь пришел мой черед. Я должна осмелиться на последний шаг, тогда мне будет позволено воссоединиться с семьей.
Дальше я помню, что проснулась на вонючих, пропитанных потом и блевотиной, простынях, с дикой головной болью и давлением под 200. И впервые импульс ринуться на кухню за опохмелкой, или же отправиться в путешествие по ночным закоулкам в поисках торгашей паленкой, погасился ужасом. Под видом матери ко мне могла приходить сама Костлявая, которая, устроив спектакль, заманивала меня в сети. Впервые я четко осознала, что еще одна рюмка вполне способна убить меня на месте. Я сидела на постели, свесив голову, подавляя рвотные позывы, трясущаяся, бросаемая то в жар, то в холод, и я четко видела развилку перед собой. Решающую развилку.
Да, я хотела ринуться на кухню. Присосаться к горлышку, почувствовать, как огонь растекается по телу, сбивает давление, приводит в порядок мысли, нейтрализует страх и, главное,- всегда дает надежду. Что не все потеряно, и ты просто оступилась. Что еще есть шанс все исправить. Ведь даже последний пропойца, шаривший по урнам, способен стать светящимся и вознестись на Олимп.
А потом я пошла в прихожку, сняла телефонную трубку и набрала номер «скорой помощи».
Меня откачали в реанимации, потом перевели в наркологичку, где принудительно содержали почти месяц. Но лечение далось мне легко. Оказалось, что есть и обратный эффект, обратная реакция. Это когда стресс и шок так потрясают человека, что он вдруг обретает в себе пресловутый стержень, которого ранее в помине не было. Я могла не только самостоятельно справляться с трудностями, но и находила в себе силы помогать другим алкашам, безнадежным, погрязшим в депрессии и суициде.
Когда я выписалась, я вдруг обнаружила, что в СССР, где в те времена слыхом не слыхивали ни о каких Анонимных алкоголиках, тем не менее, существует целый пласт социальной культуры, посвященный трезвому образу жизни. Как говорится, кто что ищет. Помимо кружков, сообществ по интересам, бесплатных мероприятий выходного дня и общественно-полезной деятельности, где мог участвовать любой желающий, существовало даже так называемое «Общество трезвых», которое пропагандировала полный отказ от алкоголя и интуитивно работало на тех же началах, что и АА. В общем, замечу, что вопреки антисоветскому расхожему мнению, в бывшем СССР существовала куча инструментов, чтобы оставаться трезвым и не чувствовать себя Робинзоном или обитателем зоопарка.
Счастлива ли я? Ну разумеется, счастлива! Я спасла сотни жизней, помогла, наверное, тысячам. Правильный ли я сделала выбор в ту ночь? Однозначно – да. Потому что мы в первую очередь – люди, и нам не нужны никакие светящиеся боги на этой земле, мы вполне можем и сами развести здесь цветущий рай. Стоит только поднапрячься и бросить пить, не правда ли? Я просто живу, стараюсь быть хорошим человеком, и у меня нет ответов на вопросы. Потому что жизнь – она никогда не дает готовых ответов. Она лишь предлагает загадки и выставляет барьеры гипотез.
Но иногда мне нравится катать в голове это. Я думаю: что случилось бы дальше, послушай я тогда мать и последуй я ее рекомендациям? Действительно ли передо мной открылись бы двери в иной мир, и я бы познала то, что не дано познать ни одному сметному, проживи он хоть тысячу жизней, соверши он хоть миллион благих дел? Наверное, подспудно этот интерес ведет корнями к наивной вере каждого человека в то, что где-то в реальном мире скрыты окна в мир сказок и чудес, и в глубине души мы все хотели бы там оказаться. Хотя бы на минуточку.
17.
На обратном пути к вокзалу я спохватился зайти в мобильное приложение и обнаружил, что скорейшее прямое возвращение мне не светит. Обратный билет я не брал, а на ближайшую ночную электричку все билеты оказались раскуплены, что подчеркивало активный спрос на жд-передвижения; ближайшие места имелись только на завтрашнее утро. Но куковать до утра по вокзалам мне не хотелось, поэтому я перезашел в Баштранс и приобрел билет на автобус с таким расчетом, чтобы успеть заскочить в Парк Якутова, раз уж я все равно рядом.
Прикупив в торговом лотке пару бургеров и бутылку колы, я примостился на тенистой скамеечке неподалеку от центра
