нешуточные!..
Все принимаются с глубокомысленно-сосредоточенным видом кивать головами, не зная, как возразить Хайми, но в этот момент его окликает вновь вышедший из дверей капитан Хутч:
– Донн Ассенизатор! Простите… Можно вас на минуту?
Хайми извиняется перед собеседниками, и быстрым шагом направляется к капитану. Тот говорит:
– Прошу вас пройти со мной, донн Хайми.
По служебному коридору, и лестницам, которыми Хайми сегодня уже два раза пользовался, они поднимаются снова на чердак – в служебное помещение над Залом. Здесь ещё остаются четыре солдата: похоже, по приказу сержанта. Но самого сержанта нет. Впрочем, нет здесь и капитана Гонсалеса – похоже, он занимается дознанием где-то в другом месте.
А, может, уже и допросы проводит! Хоть командир Гвардии, полковник Еспер Педерсен, проводящий сейчас инспекцию дальних пограничных постов, прибудет не раньше, чем через пару дней, даже если гонца к нему уже отправили. А тянуть с дознанием смысла нет: нужно всё сделать по горячим следам!
Капитан Хутч подводит Хайми к кронштейнам крепления упавшей люстры:
– Донн Хайми. Прошу вас: взгляните. Мне нужно знать ваше мнение!
Донн Хайми действительно внимательно осматривает всё то, что он не более часа назад «обустроил». Из своих проушин штифт люстры выскочил, оставив на одной – ближней! – весьма внушительный след: металл словно срезан! (Ещё бы! Две тонны!..)
Хайми кивает:
– Нет сомнения. Это – не случайность! А где сам штифт, ну, железяка, на которой она висела?
– Вот она. – капитан делает жест, и один из гвардейцев подаёт Хайми означенную деталь подвеса. Хайми внимательно изучает – в том числе и тот торец, что проехался по ушку, оставив след.
– В таком виде этот штифт и нашли? Здесь?
– Именно!
– Хм-м… – Хайми хмурит брови, и старается быть спокойным, – Метод действий преступника вполне понятен. Он снял один из шплинтов этого штифта, выдвинул почти до конца сам штифт из вот этого паза, оставив самый краешек. А затем – подождав нужного момента – выдернул! Одно мне непонятно: люстра должна была сильно давить на этот штифт. Так просто – не вынешь! Нужен или очень сильный человек, или…
Или какое-нибудь приспособление!
Механическое!
Вы не пробовали вынуть штифты из креплений остальных люстр, капитан?
– Пробовали, конечно. Мне нравится, донн Ассенизатор, что мысли наши движутся параллельно. Да, мы тоже думаем, что этот штифт преступник выдернул с помощью какого-нибудь приспособления! Скажем, рычага. Только…
Только где тогда этот рычаг? И те средства, с помощью которых его к штифту прикрепляли?!
Хайми пожимает плечами:
– Ха! Вот уж чего здесь, наверху, в избытке – как раз стальных штырей и планок, которые вполне можно было бы использовать, как раз – как рычаг… Они здесь буквально под ногами валяются! Ну а как закрепляли… – он указывает рукой, – Да хотя бы вот такой мягкой проволокой! За вот этот второй, оставшийся, шплинт! И проволоку потом можно просто выбросить: ведь это – улика!.. А точка опоры – вон тот кронштейн! И тогда даже один человек, пожалуй, смог бы… Хм-м… – Хайми делает вид, что ему в голову только что кое-что пришло:
– Но он, разумеется, должен был вначале проверить, в какое место упадёт люстра!
А для этого нужно было сбросить что-то на пол. От центра люстры. Разумеется, до того, как Его Величество придёт туда! То есть – проверку эту нужно делать тогда, когда в Зале не будет людей. И обозначить это место… Каким-нибудь знаком! Или отметкой!
– Не могу не подивиться вашей неоспоримой логике, донн Ассенизатор! Но!
Никаких «отметок» или знаков мы с донном Гонсалесом не обнаружили! Хотя… Их, конечно, могла смыть и кровь Его Величества! А вот что до проволоки… Мы, конечно, в первую очередь допросили тех слуг и техников, что обслуживают это помещение. Они клянутся, что ничего у них отсюда не пропало! И всё на месте!
Хайми чешет в затылке:
– Ну, тогда, значит, этот человек принёс всё нужное с собой! А закончив… э-э… преступление – унёс с собой! И найти его теперь куда легче: нужно выяснить, кто в последнее время запасался проволокой и рычагом!
– Мы думали и над этим, донн Хайми. И людей на склады и в кузницу послали. Впрочем, думаю, это мало что даст. Ведь такой человек явно не захотел бы привлекать к себе внимание столь странными действиями, как приобретение рычага (А он наверняка – немаленький!) и проволоки. И запасся он всем этим – давно!
Хайми кивает. Ему, разумеется, понятно, что «доверительная беседа», как и лапша о том, что капитанам нужна его консультация в том, в чём разберётся и ребёнок, просто вежливая – пока! – форма допроса! И ему нельзя ни на миг ослаблять внимание!
– Жаль, что во сне Его Величества я не видел, кто конкретно ему угрожает. Потому что если исключить всех тех, кто находился в Зале, в ожидании, и их слуг и лакеев, которые точно сидели в комнатах господ, наверняка подозреваемых окажется всё равно – несколько десятков. А что самое обидное – то, что ну вот ни намёка не было – на люстру!
– Вот об этом самом сне, уважаемый донн Хайми, нам и хотелось бы с вами поговорить.
– Разумеется, донн Хутч. Только… – Хайми с неодобрением косится на свидетелей: солдат. А те с большим удовольствием «греют уши». Поскольку заняться им больше фактически нечем!
– Разумеется, донн Хайми. Идёмте в нашу кордегардию. Там мы организовали… Временный штаб!
Кордегардия, просторное и высокое, но насквозь провонявшее ядрёным потом, конской упряжью, сапогами, и вином помещение рядом с казармами и конюшней, занята скамьями, столами для еды, и капитаном Гонсалесом, тоже сидящим за одним из столов. Сам капитан как раз закончил давать какое-то поручение одному из своих сержантов, и тот с озабоченным видом выбегает в дверь, пропустив вначале Хутча и Хайми.
Капитан Хутч почти с порога спрашивает:
– Ну, как?
Гонсалес, дёрнув иссиня выбритой с утра щекой, мрачно отзывается:
– Да никак! Боюсь, придётся всех этих казённых дармоедов допрашивать лично! И с пристрастием. Большим!
– Это вы, капитан, простите, про штатных слухачей и подсматривающих?
– Про них, донн Хайми, про кого же ещё. Обидно: люди ни …рена больше не делают, только просиживают жирные зады на своих табуретах! И единственная их обязанность, чтоб отработать казённые харчи и житьё – следить и слушать! А когда встала необходимость в их услугах – так «никто ничего подозрительного!..» Тьфу! – капитан в сердцах сплёвывает прямо в угол комнаты, туда, где в углу стоят метла с совком.
Хайми криво усмехается, капитан Хутч пожимает плечами:
– Ладно. Давайте тогда разберёмся хотя бы с теми, кто точно присутствовал в Зале. И в комнатах господ.
– Ну, тут лучше всего обстоят дела у донна – вы уж простите нас, что с вас начинаем! – Хайми. Сам – в Зале, и это видели все. Жена – из спальни так и не выходила никуда, кроме ванны. В том, что это была она – сомнений нет. Человек, сидящий на посту там, видел её, когда она… э-э… мылась.
У Хайми кровь бросается в лицо – одно дело, когда знаешь, что слушают, а совсем другое – узнать, что кто-то жадным похотливым взором рассматривает его жену неглиже! Когда та – моется!
Но он считает разумным в данном случае промолчать о своих чувствах. Тем более, что пока его «алиби» подтверждается.
– Лакея Котера и прислужницу донны Хайми, Еву, тоже – и видели и слышали. До того момента, как туда вбежал донн Хайми. Сообщивший о покушении. А вот дальше начинаются странности. Лакей что-то нашептал на ухо этой… Еве. Ну а та кинулась в спальню, к донне Хайми. И тоже – шептала. И это – видели. Но, ясное дело, не слышали!
Ну а догадаться всё равно не трудно! Потому что после этого вся троица, даже не одеваясь, буквально кинулась на выход, и – в конюшню!
К сожалению, наше распоряжение, донн Хутч, о том, чтоб стража заперла ворота, и никого не выпускала, несколько запоздало. Они забрали у коменданта трёх коней и отправились выполнять (Ну, по их словам!) какое-то важнейшее поручение донна Хайми!
Вот я и хотел выяснить, раз уж вы здесь, донн Хайми. – на лице капитана Гонсалеса промелькнуло нечто вроде хищного оскала: сразу становилось ясно, что сейчас Хайми – главный подозреваемый! Иначе с чего бы это ему пытаться спасти жену и слуг?! – Что же это за поручение такое? «Сверхважное, и не терпящее отлагательств»?!
Хайми подходит к столу. Жестом указывает на стоящую на этой его стороне табуретку:
– Позволите, донн Гонсалес?
– Разумеется, донн Хайми. Потому что думаю, беседа с вами у нас… Затянется!
– Возможно. Впрочем – всё на ваше, уважаемые господа, усмотрение!
Но сейчас, когда кроме нас троих (Надеюсь!) нас никто не слышит, хочу сразу «признаться»! В своём «преступлении». – Хайми садится напротив Гонсалеса, Хутч пристраивается сбоку, на ещё одной табуретке. Лицом к Хайми. За дверью кордегардии Хайми слышит топот десятка сапог – подстраховались, стало быть, капитаны. «Запечатали» единственный выход.
– Так вот. Когда упала люстра, у меня буквально сердце сжалось. Оправдались мои подозрения насчёт того сна, в котором… Да, опасность я видел! Но когда это произошло, я в первую очередь подумал о том, что лопухнулся, как никогда! И меня арестуют.
Потому что кто будет назван главным раззявой, виновным в том, что не предотвратил случившегося?!
Разумеется, тот, кто считывает и расшифровывает чёртовы сны Его Величества!
То есть – я.
И, разумеется, меня если и не арестуют сразу, арестуют и допросят потом. Хотя бы для того, чтоб узнать – видел ли я готовящееся преступление, и если видел – почему не сообщил личной охране Светоча?!
И если под пытками у меня не удастся – а я прекрасно знаю возможности наших заплечных дел мастеров: у них заговорит и деревянная скамейка! – вырвать какое-нибудь признание, репрессиям и пыткам подвергнутся мои люди! И в данном случае не важно, что я даже не успел с утра зайти, как обычно, в свою комнату, и что-то кому-то рассказать о сне Его Величества, и своих смутных подозрениях.
А важно то, что пытая, например, несчастную униженную донну Хайми, удалось бы вырвать признание – любое! – у меня! Ведь я очень… Мягкотелый и чувствительный!
Капитаны переглядываются. И не сговариваясь, начинают ржать, да так, что в комнате трясутся стёкла в оконных переплётах.
Стряхнув несуществующую слезу с края глаза, капитан Хутч говорит:
– Вот уж спасибо, донн Хайми! Насмешили так насмешили! Это вы, значит, «мягкотелый и чувствительный»?! Да скорее табурет подо мною – чувствительный! И то, что вы крепки, как кремень и способны сохранять присутствие духа в самых страшных обстоятельствах – вы неоднократно доказали. Делом. Взять хотя бы последнего вашего спрута – как вы его!.. Кое-кого из ребят от отхожего места оторвать было невозможно: так их выворачивало наизнанку!..
Нет, мы понимаем: вам не до брезгливости: работа такая. И то, что вы неверно истолковали источник опасности, но честно и оперативно попытались угрозу предотвратить, так сказать, своими силами, говорит только о самонадеянности. И, вот именно – уверенности в своих силах! А вовсе не, действительно – о вине за смерть вашего подопечного. Но!
Вы не имели права вот так, без согласования с нами, отправлять своих жену и слуг – куда бы то ни было!
И вам всё равно придётся вернуть их. Мы должны допросить буквально – всех! Даже тех, у кого
