сверху. Муравей, укусивший за попу, доказал это Лиде. И еловая шишка, воткнувшись чешуйками в спину, заставила Лиду вскрикнуть. Джон принял все это на свой талант Геркулеса – и задвигался энергичней. Зараза! – Лида, наконец, выдернула шишку рукой и застонала по-честному. - Ой! Ой! Ой! Крик, наконец-то вырвавшись, хлестанул эхом по лесу. Еще, еще – ветки роняют листья …
Суки-комары, налетевшие на мокрые тела стаей, заставили подняться опьяневших Джона и Лиду. Они идут, шатаясь. Так шли бы, побратавшись в кафе, двое нечаянных забулдыг. Их шаги нетверды и ленивы. Лиса, недовольная, свернет с тропы. Заяц, подняв уши, сиганет резко. Но этим двоим плевать. Это счастливые пьяные без вина, которым завидует само небо. И вопрос Лиды о том, уезжает ли он, кажется Джону нелепым. А самой Лиде настолько хорошо, что даже вечно болтливый язык не слушается…
Моника нервно кусала губы. Грипп!? Что, в России такой ужасный грипп, что ее закаленный Джон болеет уже две недели? Звонки в никуда, от которых хочется перебить всю посуду и заорать на все авеню. Абонент недоступен. Ладно, по приезду домой Джона она знает, как себя повести…. Он будет наказан отлучением от секса. Моника принялась разрабатывать коварные планы, которым позавидовал бы и инквизитор… Позвонил Джеки: - Джони, черт тебя дери, ты чем ты там занимаешься? - Я? Ловлю окушков, - лениво ответил Джон в трубку. - Окушков? – Повторил незнакомое слово Джеки. – Это кто? Наркодиллеры, карманники, сутенеры? - Нет, Джеки, - расхохотался Джон. – Это такие рыбы…Ну все, у меня клюет. Поплавок, ярко красный, резко нырнул вниз. Джон подсек. Хороший горбун с полкило повел леску вправо. Сигарета выпала с губ Джона, он взмахнул удочкой. Вспенившая поверхность воды показала горб полосатого разбойника. Дед Захар одобрительно крякнул, когда американец вытащил на пирс трепыхавшуюся рыбину. - Нет, ну ты видел, а? – Восторженно спросил Джон. - Да, хватка у тебя русская, - закачал головой дед Захар. - Потому что сам я – русский, - в азарте выкрикнул Джон и закинул снова. Дед только покачал головой и вечером уважительно спрашивал о далеком предке, князе. И наливал уже без доли небрежности, общаясь, как с равным. И Джон, к расстройству Лиды, опять напился. И на пути к сельмагу встретил гопников. - А кто мы такие будем? – Расставили гопники руки. И на свою беду самый рьяный и здоровый гопник буркнул: - Америкашка! Джон, собравшийся шуткой ответить, застолбенел. И нехорошая кривая ухмылка сморщила щеку. И стеклянный взгляд, полный презрения к гопникам, уперся в толпу. И Джон бился, схватив кол с изгороди. Бился до красной юшки с носа, с остервенением, с матом, с бесшабашностью. Он пару раз выключался, когда кеды настойчивых гопников клевали ему в ухо. Но вставал, в комьях земли на лице, с горящими глазами, и рвался в бой. Оглобля сломана об спины гопников, ставших в драке родными. Эх, Юрка бы с Димоном сюда! Он рвался в бой, кидаясь камнями. И гопники отступили. А когда Джон, хлебанув с горла полбутылки водки за примирение, рассказал о далеком предке, его, как римского императора, несли на руках по деревне. Гоготала стая, распевая хвалебные песни про русского, который был американцем. И Джон шмыгал бордовыми пузырями и снова был счастлив.
Лида, заслышав крик первого петуха, задумалась о судьбе. Чего-то в сказках о принце она не читала такого, что принц являлся под утро в навозе, с фингалом и падал в сенях тушей оленя. - Эх! – вздохнула Лида. Видать, в детских сказках пишут не все. И слава Богу. Про пьяных принцев там не пишут – но как они умеют пыхтеть ненасытно, любуясь тобой, незачем писать. Взрослые тети – а она недавно стала такою – и так это знают. И знают, зачем нужны эти самые вредные непослушные мужики, которые прямо как дети. И которым волей-неволей все прощаешь. - Эх! - Пи-и-ить, - застонал Джон, хрюкнув сломанным носом. Лида метнулась за ковшиком, собираясь вечером серьезно с ним поговорить. - Ладно, дедушка, до свидания, - Лида чмокнула деда в щеку. - Заезжайте, всегда рад. А тебя, - дед Захар подмигнул Джону, - все местные уважают. - Эх, не на работу – век бы здесь оставался, - откликнулся Джон с искренней грустью. - Ты, милок, не забудь, - помахал кривым пальцем дед, - скоро щучка перед ледоставом жировать будет. - Щуку не пропустим, - серьезно пообещал Джон. - Ну, давайте, а то теплоход без вас отчалит…
На теплоходе было весело и шумно. Джон с Лидой прошли на палубу, осмотрелись и по трапу спустились в каюту. - Здорово! – Лида улыбнулась. – Выйди, мне надо переодеться. Джон недоуменно усмехнулся. - Ну выйди, - попросила, улыбнувшись, она. – Я стесняюсь.
Грузнозадая тетка, гневно бормоча проклятия, отгоняла от двери каюты любопытного мальчишку. Тот, убегая, пнул Тузика, сидящего на поводке у тетки. Тетка, проклиная бесстыдную молодежь, пошаркала принимать корвалол и утешать Тузика. - Мой бедный мальчик, - щекотала его пальцем. Тузик, обиженный на весь мир, заскулил и впился той в палец. Тетка взвыла. Джон остановился: - Что там происходит? Лида гневно обернулась, тяжело дыша: - Какое, тебе, к черту дело! - и с силой толкнулась ему навстречу. После долго отчитывала: - Ты со мной или матрос дежурный? Во все надо нос сунуть, кто, чего. Все надо испортить! - Ну ладно, ладно, - уставший Джон гладил ее живот. - Да как, в такой момент, ты мог думать еще о чем-то, сволочь? Нет, ну надо быть такой сволочью? Слышишь? И откуда взялись такие выражения? Видать, во взрослой жизни без них никак. Джон не слышал. Лишь мерное посапывание указывало на то, что преступник, не дождавшись приговора, просто-напросто подло уснул. Лиде показалось, что она сейчас лопнет от негодования. Она со всей силы толкнула негодника - он даже не шевельнулся. - Нет, ну ты посмотри, какой гад. Вот сволочь-то. Она еще раз толкнула его - ей стало легче. Минут пять она бубнила: - Вот гад, ну надо же, - а после уснула у него на груди.
Вечером на верхней палубе происходила очередная культпрограмма. Откуда-то появился в черном цилиндре и фраке фокусник и стал колдовать с картами, шариками, ленточками. Если бы не молоденькая ассистентка с очаровательными формами и осиной талией, его закидали бы помидорами. Она с энтузиазмом, присущим только бесшабашной юности, так прогибалась вперед-назад, что мужики оживились. Холостые глазами ели ее фигурку. Женатые, с искусственно-равнодушными взглядами по-черному завидовали холостым. Девчонка и впрямь была на диво хороша. Стройные ножки змеей опоясывала набедренная повязка, непонятно как державшаяся. Упругие, налитые груди, пытаясь выпасть наружу, весело подпрыгивали под полоской красной ткани( то ли бикини, то ли.. .черт разберет эти женские штучки). И коса. Иссиня-черная, тяжелая коса до пояса, которой девушка ловко вращала, завораживая публику. Вообще, была в ней какая-то сумасшедшая, кошачья пластика - ее пляска притягивала и будоражила. Даже женатые вытянули шеи и не замечали шипящих жен. Любой из них, не глядя, променял бы двадцать лет брака на полчаса обладания этой кошечкой. Тетка с пластырем на пальце попыталась было воззвать к морали, но сердитые мужики зашикали и вытолкали ее вон. Сама палуба накалилась от напряжения. Жены совсем потускнели и сидели с кислыми лицами. « У этих кобелей одно на уме. А эта-то, эта, прости Господи...» Сами кобели мечтали взором просочиться под красную полоску ткани и молили небеса, чтобы эта чертова повязка свалилась-таки наконец. Девчонка кружилась в танце. На шоколадной, шелковой коже выступили бисеринки пота (у мужиков - тоже). Фея нагнулась, вытянув вверх одну ножку, как мачту. - Ох, - дружно выдохнул зал. Девчонка сделала оборот, второй, третий.. .Красная полоска взлетела, два белоснежных сочных шарика выскочили из плена. - Вах, - подскочил на стуле и грохнулся в обморок пожилой грузин. Никто даже не обратил на него внимания, только его спутница, густонакрашенная блондинка с лицом Барби принялась осторожно шнырять по его карманам. Забытый всеми фокусник попытался было вернуть внимание публики к себе и выдвинулся на сцену, но пущенное чьей-то меткой рукой яблоко снесло цилиндр вместе с париком. Чародей, ссутулившись, засеменил со сцены, загораживая обзор лупоглазому курносому матросу. Тот больно сунул кулаком в печень и страшно засипел: - Уйди-и-и, зашибу. Махни чаровница повязкой, помани точеной ножкой - и побежит матрос за ней на край света, позабыв теплоход, родное село и краснорожего боцмана. С десяток жен, гордо подняв голову, уже покинули палубу: « Ну, ты у меня попляшешь...» Другие доставали зеркальце в надежде посрамить девчонку - зря, зеркальце не врало и вконец испортило настроение. Самые мудрые знали: «Нагуливай аппетит - а ужинать-то ночью буду я...» и со снисходительной усмешкой смотрели на мужское баловство. - Как тебе она? - ревниво спросила Лида. - Честно? Девочке срочно надо покидать корабль, иначе... – Джон плотоядно заулыбался. - А все-таки, - настаивала суровая Лида. - Бесподобно. Красивых и фигуристых полно, но они красивы, как манекены. А в этой какая-то дьявольская чувственность, а ее движения. - Ну-ну, - отвернулась скуксившаяся Лида. - Ну ты же сама спросила. « Хоть не врет» - успокоилась она. « Надо было соврать» - с досады поморщился. Девчонка мягко шлепала босыми ногами, раскачиваясь. Коса делала обороты, девочка нагнулась. Коса, описав круг, хлестанула по ближайшему столику, смахнув графин с вином. Фея выпрямилась - зал взорвался. Даже потерпевший, чье дорогое вино укокошила фокусница, вскочил и лихорадочно отбивал ладоши. Всюду неслось: - Бис, браво, еще-о-о , чудо-девка-а-а, давай, э-э-э. Девчонка раскланялась и исчезла. Напрасно состоятельные мужики ринулись с визитками обещать с три короба - та как в воду канула. Грузин очухался и не понимал, где находится. Все орали, давили, ругались. Барби исчезла, официант, как топор палача, неотвратимо навис, сверля глазами. Вах, куда подевался бумажник? - Слюшай, ты не видел бюмажника? Официант понимающе закивал, его взгляд стал колючим. - Аи, яй, яй! С виду - почтенный джигит, а ведет себя, как чабан. Гражданин, - нарочито громко, - у вас денег нет? - Слюшай, зачем кричишь, - зашептал грузин. - Щас все будет, не шуми. Ты мнэ нэ веришь? - Знаю, знаю, - официанта не обманешь - он сердцем чует. - На, - гордо бросил грузин перстень. - Завтра вдвойне отдам, - презрительно заявил. - Слюшай, а где дэвушка, ну, бэлая-бэлая? - Фокусница? - не понял официант. - Да, да, фокусница, - зло рассмеялся грузин. - Ее найду — тоже фокус покажу. Лида, беззлобно ругаясь с Джоном, идет в каюту. - Постой, родная, - взял ее личико он в свои руки. – Мне кажется, я влюблен в одну очень очаровательную особу. - Ах, - вспыхнула Лида, - так тебе только кажется? - Да нет, нет, я в этом уверен, - его глаза близко-близко. И Лида ждет. Боже, заморский корреспондент, русский алкоголик, дебошир, почти уголовник – и это все он? Нет – твердо ответило сердце. Он другой, он хороший. - Вам это не кажется, Джон Митчел. Скажу
