- Как говорил мудрый Аристотель, Платон мне друг, но истина дороже, - отвечает ничто. – А ты, выходит, восстаешь против истины.
- Против какой истины? – возмущаюсь я.
- Против той, что все твое существование определяет ничто. А то человеческое, которое тебе не чуждо, на самом деле, вроде пиджачишка с чужого плеча. Сбрось его и ты – ничто, а то и хуже.
- Что же может быть хуже ничто? – интересуюсь я.
- Ничто, которое ничтожит, - отвечает тень. – Исчадие преисподнии.
- Да отстаньте вы со своим бреднями, - накаляюсь я.
- Вот, видишь, - гудит тень. – Грубишь. Выходишь из себя, точнее из своего пиджачишка. Так проявляется твоя скрытая сущность. Зато теперь понятно, что ты убежденный еретик. Но знаешь ли ты, что делали с еретиками в средневековье?
- Что? – спрашиваю я, хотя, вообще-то, знаю.
- Их подвергали суду инквизиции. Так что, отпустить тебя или отправить на костер решит суд, - ошеломляет меня ничто.
- Какой суд? – теряюсь я в догадках. – Где меня собираются судить? И кто?
- Здесь и будем. В этом храме науки, - поясняет тень. – А судить буду я.
- Что за ерунда? – отказываюсь я понимать происходящее. – Как же вы будете судить меня, если вы какое-то «ничто»?
- Это как раз не проблема, - отвечает тень. – Сам подумай, если мышление – сеть «ничто», но создает вещи и явления, значит, оно имеет материальную силу, благодаря которой «ничто» получает воплощение. Кто был ничем, тот станет всем. Слышал такое? И вот, смотри.
В следующий момент из тени на стене вдруг выделилась фигура какого то странного субъекта, одетого в мантию, как у судьи в зарубежных кинофильмах. Правда, голову его вместо шляпы с кисточкой, укрывал такой просторный капюшон, что лицо его оставалось в непроницаемой тени.
«Эка, - пришло мне в голову. – Да тут настоящая чертовщина творится. Неплохо бы перекреститься».
Но руки мои стягивали цепи.
Между тем, субъект этот вытащил из стены стул и стол, а усевшись, взял в руки предмет, похожий на плотницкую киянку.
- Можешь называть меня традиционно: «Ваша честь», - сообщил он, пристукнув своим молотком.
- Ваша честь, - невольно вырвалось у меня. – Что происходит?
- Я же сказал, – деловито поясняет «ничто». - Здесь вершится суд над еретиком, попирающим истину, которая состоит в том, что ничто является подлинным творцом и властелином мира, а также в том, что сам подсудимый – плод «ничто», созданный по его образу и подобию.
- Да что за хрень? – силюсь я понять.
В этот миг в пещере появляется тот самый старец, половина бороды которого все еще зажата в моем кулаке.
- Пришел человек, - доложил он самозваному судье. – Блаженный какой-то. Говорит, что хочет быть адвокатом подсудимому.
- Блаженный? – задумывается инквизитор. – Уж не сам ли Василий со своей копеечкой? Ладно. Так даже лучше. Солиднее получится. Веди.
«Какой еще адвокат с копеечкой? – недоумеваю я.
И вижу, в пещеру входит мой знакомый ботан. Поганель. В тех же очках, но без удочки.
- Ты откуда здесь взялся? – спрашиваю.
- Я ж говорил, леща надо было бросить в речку, - отвечает мне ботан.
- Ты кто такой? – обращается к моему Поганелю судья.
- Я человек, - отвечает тот.
- Эге, значит ты смертный? – допрашивает ничто.
- Нет, - заявляет ботан.
- Как это, нет? – удивляется ничто. – Разве ты не умрешь?
- Нет, - нахально врет ботан. – Я не умру. Вместо меня умрет кто-то другой?
- И кто же? – посмеивается ничто. - Может быть, я?
- Да, примерно так, - сообщает Поганель,
- Это почему же? – интересуется инквизитор.
– Потому что тот, кто умрет, для меня сейчас – «ничто». Я его не знаю. И никто его еще не знает. А покуда я жив, я бессмертен.
- Интересно, - откинулся на спинку стула инквизитор. – Похоже, ты философ. И какие у тебя звания, степени, научные труды?
- Ничего такого у меня нет, - заявляет ботан.
- Тогда как же ты собираешься защищать подсудимого? – недоумевает «ничто». – Ведь ты берешься возражать таким столпам науки как Гегель, Фрейд, Бергсон, Сартр, Камю. Последние трое, вообще, Нобелевские лауреаты. Что ты можешь им противопоставить без нужных знаний?
- Здравомыслие, - спокойно заявляет мой защитник. - «Быть подлинно здравомыслящим уже означает много знать». Это сказал Вовенарг.
- Здравомыслие? – удивляется ничто. – Кому оно нужно, здравомыслие? В мире современной науки, наоборот, считается, что теория должна быть достаточно сумасшедшей, чтобы быть истиной. Особенно это касается философии. Так что, здравомыслие – это скучно. С ним тебе лучше на рынок.
- Значит, вы признаете, что ваша философия – бредни сумасшедших и бесноватых? – вопрошает Поганель.
- Нет, - отпирается «ничто». – С этим я не согласен. Наоборот, наше учение истинно.
- Но истина проверяется логикой и практикой, – настаивает Поганель. - У нас, в философии, есть только логика. Если вы идете против логики здравомыслия, значит, восстаете против истины. Тогда кто же здесь еретик?
- Ну, ладно, - ехидно прищуривается «ничто». – Поглядим, на что способно твое здравомыслие. Подсудимый, - обращается он ко мне, – объясни суду, в чем смысл твоего существования?
- А вам зачем? - спрашиваю я, ибо не понимаю, о чем идет речь.
- Как зачем? – удивляется инквизитор. – Обычный гамлетовский вопрос. От ответа на него зависит, что для тебя лучше: быть или не быть?
- Мне лучше быть, - уверенно говорю я.
- А для чего? – добивается «ничто». – Вот, комар кружится вокруг тебя. У него цель напиться твоей крови. В этом смысл его действий. А для чего ты существуешь?
- Для чего? – задумываюсь я. – Ну, для пользы общества, например.
- Хм, для общества, - усмехается инквизитор. – Что такое общество? Это понятие абстрактное. Поэтому оно равно - «ничто». Вдобавок из диалектики следует, что общество тебя отрицает. Оно использует тебя, помещает тебя в свои паучьи сети и высасывает из тебя жизнь. Впрочем, реальным обществом для тебя является коллектив. Но коллектив тебя также отрицает, посягая на твою независимость, лишая индивидуальности, подчиняя своим групповым интересам. Кроме того, коллектив - это рассадник заразных болезней, включая алкоголизм и чуму. Он - гнездо пороков, где выводятся и оперяются ложь, зависть, ненависть, неблагодарность, предательство и прочее такое, что не существует без коллектива. И наконец, коллектив – это змеюшник негативных эмоций, переживаний и пагубных страстей. Не зря же Камю учит: «Ад – это другие». Выходит, искать смысл своего существования в жизни общества неразумно.
Странно, но мне показалось, что этот «ничто» в чем-то прав. По крайней мере, в моем трудовом коллективе хватает всяких неприятностей и раздоров. Удрученный таким разоблачением, я с надеждой посмотрел на своего адвоката. Но Поганель зачем-то разглядывал потолок пещеры.
«Тоже мне, защитник, - подумал я. – И чего приперся, если ничего не может возразить этому исчадию ничто?»
- Кстати, и с точки зрения природы, - продолжил инквизитор, - твоя жизнь не имеет смысла. Все, что ты для нее делаешь, так это эксплуатируешь ее и замусориваешь среду обитания. Поэтому ты для природы – «ничто, которое ничтожит». То есть, вы с ней противоположности, и отлично отрицаете друг друга. Хороший пример диалектики.
- А знаете, что, ваша честь,- сказал я, решив защищать себя сам, раз уж мой адвокат оказался прохвостом. – По-моему, смысл жизни легче всего обнаружить, если заболеть. Тогда смысл жизни будет в том, чтобы выздороветь.
- Э, нет, - погрозил мне пальцем судья. – Это другое. Это будет не смысл жизни, а смысл того, что улучшит твою жизнь. Кстати с этих эгоистических позиций ты и определяешь смыслы всех вещей. Ведь тебя не интересует подлинный смысл существования комара. Ты видишь в нем угрозу боли, и на этом основании убиваешь его. Он перестает существовать, а ты продолжаешь жить. Но для чего? Ведь если твоя жизнь не имеет смысла, то, по сути, ты - ничто. А уничтожив комара, ты уже – ничто, которое ничтожит.
- Да черт с ним, с этим комаром? – возмущаюсь я. – Зато я люблю бабочек.
- Бабочек он любит, - откровенно потешается ничто. – Видишь ли, твое Эго и твоя воля образованы все тем же рациональным мышлением, которое является продуктом «черной дыры» ничто. И значит, они такое же «ничто». И это Эго готово уничтожить весь мир, если это в его интересах. В этом его истинная суть. Если, допустим, ты голоден, но видишь самого красивого лебедя, то ты не постесняешься зажарить его и сожрать. Правда, на протяжении тысячелетий человека пытаются воспитать, привить ему эстетические представления и нравственные нормы. Но под этим культурным слоем у человека всегда наготове стихии его эгоизма, который показывает свои зубы в виде негативных переживаний, побуждений и действий. Между прочим, это в науке и называется «экзистенциями». Они и выражают подлинную сущность человека.
- Экзистенции, - ворчу я. - Похоже на «Испражнения».
- Да, суть та же, - ухмыляется судья, расслышав мои слова. – Но иного у тебя за душой и не может быть. Откуда у тебя возьмутся здоровые, позитивные переживания, если ты, по словам Хайдеггера, выдвинут островом в метафизический океан «ничто». Выделять испражнения своих переживаний – это для человека нормально, а ощущение счастья, радости, чувство прекрасного – это приобретенный обман. Для них у человека нет никаких объективных оснований. Так что, все высокие смыслы и идеалы человек придумывает, чтобы не видеть правды жизни.
«Неужели и впрямь все так паршиво? – от этой мысли меня начинает мутить. – Но ведь я и в самом деле с удовольствием пожираю мясо животных и даже охотился на уток. Пару штук застрелил. Да вот хоть и тот лещ. Правда, лещ-то оказался с больным пузырем. Все равно, зря я его съел».
Мне вспомнилось, как лещ шевелил губами, но в этот раз я расслышал:
- Ну, и как ты думаешь, подсудимый, лучше быть или казаться, то есть не быть?
Впрочем, голос принадлежал инквизитору. Очевидно, его вопрос имел какое-то отношение к правде жизни. И потому я ответил:
- Не знаю, но считается, что лучше быть.
- Увы, это невозможно, - изрек инквизитор. – Человек не может не казаться даже самому себе.
- Почему? – слабым голосом промямлил я. – Разве я сам себе кажусь?
- Введите свидетеля номер один, - скомандовал судья вместо ответа.
[justify] Вслед за этим на
