духовная сколь блистательна - и мы такоже соответствовать желаем! А нам плебс со самозванной кустодией черноризной под хвост заглядывают.
- Опять заводиться начинаешь, владыко. Не стóит... Ты о Патриаршем окружении или о дворе Великокняжеском?
Владыка Мартин повертел в пальцах ключик от ларца:
- Государевы воззрения тебе давно известны, да и в ближнем круге его пока подобного не слыхать. Пока. А далее? За наследников поручишься? Кого назвать сможешь?
- Рано об этом. А что Святейший?
- А что Святейший: "Се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе!" Улыбается, как младенец да всех поскорее примирить норовит. Всех подряд, без разбору. Знатным миротворцем соделался, понимаешь ли.
- Устал или...
- Стареет, друже-отче. Просто стареет. Послушай, Вирий, мы слишком хорошо знаем друг дружку. Что там у тебя случилось? Выкладывай, не тяни кота за хвост.
- И в мыслях не было. В день, когда раненый княжич Кирилл в себя пришел, пожаловал в гости ко мне отец Дионисий.
Ключик перестал вращаться в пальцах архиепископа Мартина:
- Духовник Государев?
- Он самый.
- Вот как. Ну и?
- Ну и где же твоя былая быстрота ума, старый друже? - с деланой укоризной вздохнул отец Варнава. - От нас до стольного града Дорова не менее шести дней пути, да и то, если на перекладных. Это лишь в одну сторону, для гонца. И обратно столько же. А отец Дионисий - тут как тут. Выходит, совсем неподалеку пребывал. И еще выходит, знал о чем-то да ждал чего-то.
- Вот как... - опять сказал владыка Мартин.
Глава XVIII
Настоятель по-старчески мелко благословил его и с какой-то растерянностью предложил сопроводить. Кирилл отрицательно помотал головой. Взглянув поочередно сквозь Иова с дядюшкой Титом, зашагал по дорожке из дикого камня. Клены-привратники роняли на нее последние багряные листья. Отец Нил отвернулся, с неслышным шепотом перекрестился на простые деревянные маковки и кресты кладбищенской церквушки. Две пары глаз продолжали молча смотреть вслед Кириллу.
Князь Тримир первым из рода Вука пожелал покоиться не в родовой усыпальнице, а на соборном кладбище. Но вопреки собственному желанию, в Гуровскую вотчинную землю так и не лег. Кирилл провел пальцами по глубоким бороздам его имени в знаках пятиконечного креста и листьях падуба; бурый мох давно поселился в них. Серый камень со стесанною стороною был всего лишь кенотафом, памятницею - тело прадеда отыскать не удалось. Княгиня Грида кинулась на поиски его и сама не вернулась - вот он, такой же камень рядышком, пониже только. Нестареющий дядюшка Тит когда-то вполголоса да с оглядкою поведал о том, что прабабку за крутой и самочинный норов ее втихомолку именовали князем Гридом.
Младший сын Тримиров, князь Прозор, со княгинею Томилою лежали по правую руку под греческими равносторонними крестами черного гранита. Среднего и старшего сыновей приняла в себя далекая Порубежная земля, ставшая им родною. Ей княжичи, а потом князья служили, её хранили и защищали - нередко и от себя самой. Так уж получалось.
А вот и они, три свежих холмика:
"Вук-Иоанн, князь Гуровский и Белецкий. Рожден в лето..."
"Княгиня Дана-Евдоксия..."
"Княжич Ранко-Димитрий..."
Внимательно разглядывая новые надгробия, Кирилл вдруг осознал, что не чувствует ровным счетом ничего. Он вспомнил, что подобное уже происходило с ним - на тех самых смотринах у "давних добрых друзей" отца Варнавы. Ну ладно, тогда там были совсем чужие люди, а здесь и сейчас - близкие по крови, ближе некуда. Свежие могилы. Недавние потери.
Всё это было как-то очень и очень неправильно.
Как и вчера перед сном, поверх этих надгробий начало медленно проявляться другое изображение - новоримские видом и грубо вытесанные из простого известняка кресты. Имен на них Кирилл разобрать не мог, но откуда-то возникла мысль, что раньше - давным-давно - знал их хорошо. Даже не так: они были родными.
"Ерунда какая-то... Да просто чушь!"
Рядом прозвучало осторожное покашливание. Он волей-неволей повернул голову - по левую руку стоял невысокий старичок в изрядно поношенном и явно с чужого плеча стрелецком кафтане. Незаметно так появился, неслышно совсем. Наверное, Кирилл слишком глубоко ушел в себя.
- Здравия и долголетия, княже! - приветливой скороговоркой промолвил старичок. - Вымахал-то как - ух да бух! Кабы не ведал, что это за гость такой к нам пожаловал - нипочем бы не узнал. А последний раз ты тут был три лета тому. Коль не перепутал по теперешней скудной памяти своей, в самый поминальный день по князю Тримиру. А еще прежде видел тебя и вовсе мальцом - то ли дважды, то ли всего-то разок, в точности уж не припомню.
- Мира и блага! - неохотно ответил Кирилл, когда старичок наконец остановился, чтобы перевести дыхание. Добавил с еще большей неохотой: - Да, было такое...
Он и в самом деле всю свою жизнь избегал посещения любых кладбищ, стараясь увильнуть от того под всяческими мыслимыми и немыслимыми предлогами. Почему не удалось отвертеться в последний раз, как-то ушло из памяти. Но сейчас больше всего не хотелось заводить праздных разговоров с кем бы то ни было.
- Жаль, что сестрица твоя старшенькая не здесь лежит, бедолаженька, - с навычным бойким сокрушением продолжал старичок. Столь же навычно вздохнул и покачал головой.
- Нет у меня никакой сестрицы и не было никогда, - недобро сказал Кирилл, поневоле отступая на полшага и чувствуя, как спину внезапно окатило ледяным потоком. - Путаешь ты что-то, добрый человек! Сам-то кто таков? Откуда взялся тут?
- Охти мне, беспамятному! Прости старого дурня, княже. Да сторож я кладбищенский, дед Белебеня - меня все так кличут: что стар, что млад. Есть у тебя сестрица, есть. То бишь, была. А нынче лежит она там, в дальней сторонке закатней... - он повернулся на запад, попутно наступив на краешек подножия одного из могильных холмиков, и усердно замахал рукой: - Там, вон там! Чистую правду говорю, княже. А как держава та зовется, альбо забыл, альбо и не ведал никогда.
Вместе с новым ледяным потоком он понял, что знает имя неведомой доселе сестры - Лизелотта. И один из виденных им призрачных надгробных крестов - это ее крест.
- На могильную землю-то не наступай, дед Белебеня! - одернул старика Кирилл.
- И паки охти мне, кляпоногому! - поспешно, со старческой неуклюжестью сдав назад, опять запричитал сторож. - Внове прости, княже.
- Да ладно, ладно! - сказал он, морщась и отмахиваясь. - Коль на то пошло, вовсе не в тебе тут дело...
Запустив пальцы в кошель, вытащил оттуда первую попавшуюся монету и со смешанными чувствами вложил ее в иссохшую руку:
- Возьми, дед... человече добрый. Помолись за всех моих да с прежним усердием за могилками присматривай. Всё, оставайся с Богом. Пойду я...
И поклонившись на прощание, направился к выходу.
- О Господи! Так это ж цельный егорий! - испуганно прозвучало за спиною. - Это ж золотой, княже, золотой!
- Ну да. Каким же еще быть егорию? - отозвался он, продолжая двигаться по дорожке.
Брат Иов с дядюшкой Титом поджидали его на прежнем месте.
- А где отец Нил? - спросил рассеянно Кирилл.
- В алтаре, княже, - со всегдашней своей готовностью отозвался ключник. - Прикажешь кликнуть?
- Да пока не надобно... Не знаю... Дядюшка Тит, у меня что - и вправду была сестра?
Ключник оторопел:
- Сестра? Какая еще сестра, ты о чем это, княже?
- Сторож кладбищенский поведал мне о моей старшей сестре. Ныне покойной, - неотрывно глядя ему в глаза, с раздельностью проговорил Кирилл. Он удержался от упоминания того, что ему даже известно ее имя.
- Господи, помилуй! Так ведь сторож-то наш, почитай, месяц как преставился. А нового покамест и не приискали еще, община в очередь пригляд ведет... - ключник явно намеревался продолжать свою речь, но наткнулся взглядом на нехороший княжий прищур и умолк, гулко сглотнув поневоле.
Выражение лица Кирилла переменилось:
- Дядюшка Тит, брат Иов, подождите-ка меня здесь еще малость. Я сейчас, я мигом...
К оставленным недавно могилам он вернулся почти бегом. Завертел головой по сторонам, закричал:
- Дед Белебеня!
Проделав это несколько раз подряд и окончательно убедившись в тщетности своего зова, неожиданно успокоился. Постоял с закрытыми глазами - какая-то очень нужная мысль упорно ускользала, не желая быть уловленной разумом. Столь же неожиданно и торжествующе сказал себе: "Ага!" и немедленно принялся осматривать подножия могильных холмиков. На след, оставленный неуклюжей ногой кладбищенского сторожа, взгляд его натолкнулся почти сразу.
Кирилл резко выпрямился. В памяти зазвучали слова Белого Ворона: "Но если кто-то солжёт тебе - как распознаешь? Что станешь делать тогда?"
- Что стану делать тогда? - переспросил он в голос. - А ведь правда: что?
"Пока только наблюдать, запоминать, сравнивать. И никому - ни слова, даже Белому Ворону с отцом Варнавою. Делать выводы и что-то предпринимать - только потом", - бесстрастно
