Произведение «В Москве с Пушкиным» (страница 3 из 4)
Тип: Произведение
Раздел: Эссе и статьи
Тематика: Публицистика
Сборник: Жизнь - вокруг и около
Автор:
Читатели: 37 +7
Дата:

В Москве с Пушкиным

камергером. Это придворное звание соответствовало генеральскому в армии и значило очень многое. Оно значительно повышало общественный престиж, последующие денежные выплаты, многие льготы.[/b][/justify]
       О Дантесе царь высказался вполне определённо: «Рука, державшая пистолет, направленный на нашего великого поэта, принадлежала человеку, совершенно неспособному оценить того, в которого он целил. Эта рука не дрогнула от сознания величия того гения, голос которого он заставил замолкнуть».

         Позже государь не раз уважительно говорил о А. Пушкине как о «первом поэте Земли Русской...»


 

Пушкинская Москва

         Наверное, это следовало сказать в самом начале моей статьи, но я к данной мысли подошёл лишь сейчас. Москву с немалой снованием можно именовать пушкинским городом. Во всяком случае, именно белокаменная имеет больше прав считаться таковой. Факты именно таковы.

        Александр Сергеевич, как бы мы сегодня сказали, - коренной москвич. Родился в Москве, провёл в ней двенадцать детских лет, завёл семью. Правда, учился в лицее в Царском селе. Позже возвратился в родные места. А в Санкт-Петербург переехал лишь в 1931 году, там и умер.

         Потому в Москве много десятков мест, связанных с именем великого поэта. О некоторых уже сказано выше. Назову ещё некоторые.

       Удивительно и странно, но о месте рождения будущего гения имелись сомнения. Даже сам он точно не знал, где сие произошло: говорил про Большую Молчановку. Биографы долго искали, перерыли многие документы тех времён и отыскали: некогда на пересечении Малой Почтовой улицы и Госпитального переулка стоял деревянный дом, в котором появился на свет мальчик, названный Сашей. Увы, он сгорел при входе в Москву французских войск в достопамятном 1812 году. Пушкинская семья в то время находилась в своём имении в Болдино, а Саша годом раньше был отправлен на учёбу в лицей.

         Крестили маленького Александра 8 июня 1999 года в елоховском Богоявленском соборе.

        Кстати,  в метрической записи выше указанного собора нашлась следующая: "Во дворе колежскаго регистратора ивана васильева скварцова у жилца ево моэора сергия лвовича пушкина родился сын александр крещен июня 8 дня восприемник граф артемий иванович воронцов кума мать означеннаго пушкина вдова олга васильевна пушкина". В 1879 году её опубликовали в журнале "Русская Старина».

        Пушкины были помещиками, владели имениями Болдино и Михайловское, где имелось свыше тысячи крепостных. В Москве они снимали квартиры, потому часто меняли место жительства. Известны свыше десяти адресов домов, которые она поочередно снимала – в Большом Харитоньевском переулке, на Поварской, Старой Басманной, Молчановке и в других местах…

        Когда в 1826 году Александр Пушкин вернулся в Москву, то она успела сгореть и отстроиться вновь, а он уже стал известным поэтом и писателем. Не самым-самым, как, несомненно, подумают некоторые, в те времена некоторые имели гораздо большую славу, чем он. Только со временем гений стал «нашим всем». Многажды он уезжал отсюда и возвращался. Московских мест, где он побывал, насчитывается свыше ста. Перечислять их все нет времени и места.

        Оказавшись на Пушкинской площади, я уважительно постоял у памятника, где в бронзе на века в задумчивой позе застыл наш гений. Заглянул в интернет. Узнал, что сотворил сей шедевр скульптор Александр Опекушин и украсил им столицу 6 (18) июня 1880 года. Площадь в те времена именовалась Страстной.

          Памятник на данном месте стоял не всегда. В 1950 году его перенесли на противоположную сторону улицы и развернули лицом на 180 градусов.

         Вторично воспользовался я интернетом, когда оказался во дворе Пушкинского музея, где находился памятник «Отдыхающий Пушкин». Поэт возлежал на кушетке, ноги и плечи его возлегали на изголовьях, а сцепленные руки находились за головой. Скульптор Александр Рукавишников изобразил гения ушедшим в свои мысли, возможно, в поисках ускользающей рифмы очередного творения…

         А вот в Музеоне обошёлся без всезнайки интернета, хотя там не один, а два Пушкина. Один сразу же за главными воротами, пиетета не вызывает, ибо кажется субтильным, почтительных чувств к нему не возникает. А про того, что помещён далее среди странных фигур, и говорить не хочется. Так и просится слово – уродец. Я бы не употребил его, если бы не услышал от оказавшего здесь кандидата исторических наук из Новороссийска, так он о себе сказал, не назвав имени с фамилией. Его мнение было более жёстким, чем моё:

         - Зашёл сюда только для того, дабы убедиться в том, что люди говорят правду. Выставлены здесь уродцы.

         - Ну, их авторы видят так, - попытался что-то сказать я.

         Новороссиец меня прервал:

         - Пусть то, что они видят, оставляют у себя в квартире, а не выставляют на обозрение эти убожества! Автора сего безобразия Пушкин непременно вызвал бы на дуэль, ведь он бросал вызов и за куда меньшее!

Спорить мне не хотелось, ибо в немалой степени я был согласен со сказанным.

 

Москва – не пушкинская

           Редкий день во время своего пребывания в Москве, я не вспоминая Александра Сергеевича.

         В ней я основательно потренировался в английском языке, ибо здесь таковых вывесок и различных указателей чуть ли не больше, чем русских. Подумал, что без знания английского языка лучше столицу не посещать. Мой великий тёзка знал французский, но он ему в белокаменной мало бы чем помог.

         Заметно пополнил я свои познания по части кулинарных утех очень многих стран – азиатских, кавказских, американских, не говоря про европейские. Упомяну лишь некоторые съедобные шедевры – плов, хинкали, пиццу, самсу и самбусу, шаурму и шаверму, суши, чебуреки, гамбургер, роллы, манты, сациви, лагман, хот-дог, фунчозу, шашлык, люля-кебаб, хачапури, долму, чахохбили, хаш, кускус, харчо, катык, бешбармак, айран, пахлаву, шербет, драники, карри-рис и прочие, прочие, прочие.

           Многое ли всего этого понравилось бы поэту?..

          Напробовавшись шедевров экзотических кухонь, меня потянуло на своё, отечественное - пельмени и вареники, щи и борщ, блины и оладьи, пирожки и пироги, квашеную капусту и солёные огурцы, беляши, бублики, баранки и сушки, калачи, холодец, сырник, хворост, винегрет, квас, кисель, компот, солянку, ватрушках, рассольник, голубцы, уху, макароны по-флотски, селёдку под шубой, салат Оливье, бефстроганов, пряники. Вспоминал порой даже о почти забытом - расстегаях, курниках, шаньгах, окрошке, ботвинье, сочниках, маннике, сбитне, медовухе, переваре, морсах, левашниках, взварах, разносолах, соленьях. Извините, остались такие в памяти после чтения исторической литературы. А Александр Пушкин, несомненно, ежели не всё перечисленное, но многое видел и потреблял «в натуре».

          Под конец я стал просто жаждать посидеть в чайной, пельменной, блинной, пирожковой, беляшной и им подобным. Но, увы, таковых не встречал. Возможно, они и имелись где-той, но я с ними не пересекался.

         Многажды я встречал в Москве арабов, евреев, цыган, корейцев, африканцев в своей национальной одежде и многих прочих, чью национальность на вид определить не мог. Не видел только русских в национальной русской одежде. Впрочем, не встречал их и в Самаре, в тех городах, в которых бывал. Так что такая Москва – не исключение, а скорее – правило.

          Схожая картина с архитектурой, в столице господствует стиль «а ля заграница»: много действительно великолепных зданий и построек, но вполне обычных практически в любой европейской стране, в США, Канаде, а также – в Азии, Африке, Южной Америки. А могли бы стать уникальными, неповторимыми, будь они возведены с учётом богатейшего опыта русского зодчества, и имей колоритную для иностранцев русскую экзотику.

Нечто наше сохранили лишь кое-какие из старых зданий. Да ещё православные церкви, храмы и соборы.

          С горечью подумал, что если бы Александр Пушкин жил в такой столице, то не написал бы свои известный строки: «Здесь Русский дух! Здесь Русью пахнет!..» Увы, чего нет, того нет. Давно он выветрился…

          Потому ещё в середине прошлого века известный советский поэт Николай Доризо написал:

                                             «Неужто тот день на планету придёт

                                             В своем безнадёжном исходе,

                                             Тот день, когда будет не русский народ,

                                             А память о русском народе?..»

         Уезжал я на поезде из Москвы поздним вечером, лёг спать и мне приснился странный сон, в котором наш великий поэт бегал по московским улицам со шпагой и пистолетом в руках и искал каких-то обидчиков, намереваясь вызвать их на дуэль…

[right][b]Александр

Реклама
Обсуждение
Комментариев нет
Книга автора
Ноотропы 
 Автор: Дмитрий Игнатов
Реклама