лежали сложенные одна на другую шесть курпачей-матрацев, подушки, и постельное бельё.
И больше в комнате, если не считать пары пластиковых баклашек с водой и нескольких пиал на подоконнике, ничего не было.
- Ладно. Давай-ка посмотрим твою руку, - выдавил Леонид, глядя на плюхнувшуюся на помост с перекошенным лицом Лену. - Если - перелом, я знаю, что надо делать.
Лена только кивнула.
Леонид опустился на колени перед ней, и аккуратно закатал рукав кофты.
Проклятье… Рука действительно была сломана. Примерно на середине предплечья буквально на глазах росла шишкообразная опухоль, и красовался огромный разноцветный синяк. Там, где рукав не защищал руку, шла живописная кровавая ссадина - словно по руке прошлись граблями.
Леонид закатал и свои рукава. Его подташнивало от волнения и страха, но что делать, он действительно знал.
И чем быстрее они всё сделают, тем больше шансов, что всё срастётся…
Вот: подходящее место, где одна из досок помоста словно нависает над соседней. Но нужно вначале…
Он забрался на помост, и принёс простыню. Скатал её край и всунул между зубов Лены, приказав:
- Прикуси! Будет очень больно, но деваться некуда! Мне надо вправить смещение, если оно есть! А оно, похоже, есть…
Лена, ни словом не возразив, закусила. Леонид осторожно, а затем и сильно надавливая тонкими пальцами, прощупал обе лучевые кости. Так, малая лучевая точно сломана - шевелится. Лена замычала, затем зарычала, на глазах выступили слёзы, на лбу - пот. Она побледнела - почти позеленела.
- Терпи! Сейчас будет хуже всего! - уперевшись локтем в плечо горе-вратарши, он правой рукой оттянул кисть, а левой, перебирая сильными пальцами, вставил, как мог аккуратно, на место отошедший от прямой линии кусок малой лучевой. Лена глухо заорала, застонала, но простыни изо рта не выпустила. Удивительно, как она вообще не потеряла сознания - Леонид по себе знал, что боль поистине адская!..
Осторожно ослабив нажим, он убедился, что кость никуда, к счастью, не смещается. Повезло им! Нет, правда: им реально повезло!
Если бы излом шёл по косой, Лене пришлось бы лечь на растяжку… То есть - в больницу. И – всё!..
- Порядок!- Леонид, придерживая место перелома кистями, чтоб не допустить нового смещения, постарался голосом передать свою бодрость и уверенность в благополучном исходе своих действий. - Перелом простой, видать, просто кость хрупкая - переломилась, как спичка. Но излом прямой, и теперь надо просто его зафиксировать… Положи пока сюда, - он уложил руку Лены прямо в намеченное подходящее место помоста, - Держи второй рукой вот здесь! Потерпишь? Я тут во дворе видел подходящие ящики… - он чуть поправил многострадальную руку, чтоб ровней лежала, и показал Лене, как её придерживать другой рукой - до его прихода. Та только кивнула. Простыня во рту придавала ей странный вид…
Крупные капли пота, смешиваясь со слезами, текли у женщины по всему лицу, и даже капали с кончика носа. Что-то кольнуло Леонида прямо в сердце.
Что это?! Жалость? Сострадание? Давненько же он ни к кому их не испытывал…
Здесь, в Нарвегии, культивируют Силу. И - клановость, то есть – сотрудничество по родственному, или деловому, или ещё какому признаку. Но даже среди членов одного такого «сообщества партнёров» культивировали самодостаточность, изворотливость, и ту же силу! Как в мультфильме о Маугли… Выживает сильнейший.
И - «каждый - сам за себя!» А вместе – только «бизнес»! То есть – честный, или не совсем, отъём денег. У Государства, или обычных «физических лиц». Торговля. Риэлторство. Адвокатура. Частные клиники. Да мало ли!..
Засопев от неловкости за неуместные проявления, Леонид вышел. Под навесом, где хранился всякий хлам, в том числе и дрова в виде сучьев и брёвен для растопки тандыра, который стоял чуть не посередине двора, он в рассветной полумгле достал и быстро разломал с помощью рук и подошв подходящий полураздолбанный ящик из-под каких-то фруктов. Отобрал пару-тройку тоненьких дощечек. Жаль, конечно, что неоструганные…
Ничего - сгодятся на первое время.
Первую дощечку он всё равно был вынужден подогнать - она оказалась длинновата. Зато разорвать на полосы простыню, извлечённую из зубов стонавшей и подкатывавшей глаза Лены, оказалось просто - от частой стирки та совсем потеряла прочность.
- Так что, здесь у твоей подруги - дом свиданий? - пытаясь отвлечь Лену от неприятной и снова болезненной процедуры, Леонид глянул ей в глаза. Это было легко - он опять стоял перед ней на коленях, и по мере возможности быстро и плотно прибинтовывал передвинутую распухшую руку к дощечкам, сложенным в подобие лоточка. Главное - лишить кость возможности смещаться!
- Ну… да. - выдавила та, пытаясь перестать плакать. Ей это плохо удавалось, и слёзы всё ещё текли по грязным щекам, оставляя две явственно видимые светлые дорожки.
- А мы, значит… Предаёмся преступному разгулу плотской страсти? - он попытался пошутить, зная, что получилось неудачно, и что Лене сейчас не до его плоского юмора. Но всё равно - пусть говорит. Ей сейчас лучше не молчать.
- Да… Вот уж не думала, что мужчина сможет опять довести меня до слёз! - в голосе Лены была и ирония, и облегчение. Леонид успел убедиться, что кость, пока он ходил, не сдвинулась, и прибинтовывал уже от души, - Я прям горю от… Вожделения. И похоти. Блин. Вот уж - некстати! - она кивнула на руку. - Как теперь будем выбираться?
- А - ничего… Так же, как наметили. План у нас не изменился. Если ты… м-м… уверена в своей старушке, можем пару дней, пока всё не успокоится, переждать здесь - видишь, никого нет! Мы - первые!.. Да если кто и придёт - они же не будут к нам лезть…
- Вот уж точно. - Лена уже криво, но усмехнулась. - А мы к ним - и тем более!
И, после очередной неловкой паузы добавила:
- Спасибо. Ты ловко обращаешься с переломами… И, главное, не боишься. Ни крови, ни боли. Учился?
- Ну… Можно и так сказать. Чужой боли я научился не бояться. – он вздохнул, - В другой «период бурной молодости» ходил с отрядом альпинистов - хотел подработать… А у них как раз случилось… Хм. Падение.
Вот тогда, когда мы, ну, те, кто не лез в связке, втроём вправляли всё, что можно вправить, и прибинтовывали всем, чем можно прибинтовать, к палкам да сучьям, пятерым здоровенным переломанным балбесам, а потом и тащили их на себе до Базового Лагеря, я и постиг, так сказать, кое-что из…
- А… как получилось, что эти пятеро?..
- Да очень просто. Они тренировали групповое восхождение. И работали связавшись. Верхний чего-то недоглядел. - Леонид, подогнав длину жгута, и повесив руку Лены на петле к шее, привстал, и сел рядом с ней на помост. - Верхний чего-то напортачил, говорю, и сорвался.
А костыль, который он вбил, да и все прочие - были, оказывается, жайтайские. Но не заводские, а - кустарные… Кооперативные.
И вот, все попадали, словно гроздья винограда… Хорошо хоть, внизу была осыпь! Иначе - в лепёшку бы! Ну а так - только переломы, гематомы, ссадины, уязвлённое самолюбие… А для альпинистов - хуже этого ничего нету!
В-общем, они потом, как поправились - пытались в суд подать. На фирму, которая оборудование-то закупала. Ага, два раза!.. Босс, как узнал, что случилось - сразу с семьёй чухнул в Чурессию, а оттуда - в БША… А здесь остались стрелочники. Ну, всё - как всегда.
- Да, знакомая история… - Лена вздохнула, глядя в пол, - Это - Нарвегия, мать её…
Вдруг Лена подняла взгляд на Леонида. Снаружи уже было светло, да и лампочка у них ещё горела. Леонид внезапно осознал, что Лена вовсе не так стара и озлоблена на жизнь, как ему показалось там, в детском садике, словно бы годы и километры назад… И сейчас она несмело улыбалась:
- Спасибо. Теперь мне куда лучше. - она рукавом свободной руки попыталась стереть с лица пот, - И чёрт меня дёрнул «нырять» в эту проклятую дыру!.. Прости… Хотела порисоваться! На тренировке я видела, как наши это проделывают. Но…
Я же не могла знать - что коробки украли!
Леонид фыркнул, осторожно пытаясь помочь ей, вытирая бледное чумазое лицо остатками неиспользованных полос:
- Да нет… Было здорово! Ты так классно летела! Я сразу подумал о футболе! Ох, и вратарь бы из тебя получился!.. - и уже серьёзней, - Ничего – даст Бог - заживёт. Тебе сколько лет?
- Ф-ф-у-у!.. Что за вопрос к даме?! - вот она уже и (Может, бессознательно – чисто автоматически!) – кокетничает?!..
- Балда ты, а не дама. Спрашиваю, как доктор: сколько лет, столько и дней должен лежать гипс! - Леонид старался выглядеть серьёзным.
- А-а… Ну, тогда пусть месяц с небольшим лежит… А «гипс» - этот? - она с сомнением повела рукой на перевязи, глянув вниз, на неуклюжую конструкцию.
- Нет, конечно… Этот - на пару дней, не больше. Надо зафиксировать, чтобы кости не сдвигались и не тёрлись при твоих движениях, да и во сне, и опухоль не увеличивалась. Потом можно будет наложить нормальный.
Но - его-то уж лучше - в больнице.
- Если - в больнице, так только не в любимой Нарвегии! Здесь меня - ну, то есть, нас! -
