уже наверняка слишком хорошо знают! - В голосе снова слышались нотки злости.
- Ну… Посмотрим, - выдавил Леонид. - А сейчас нужно подстраховаться. Разрывы тканей обширные. И кровь шла. А заражение нам совсем ни к чему. Поэтому, - он перечислил, что нужно из лекарств, и спросил, - Твоя… Гуландом ничего не подумает, если я дам ей денег, и отправлю в аптеку?
- Н-нет. Но… Всё-таки будет лучше, если с ней на эту тему буду общаться я. Меня она знает давно, а тебя… - вдруг она хихикнула, как бы смущённо. - Нет, не подумай ничего такого! Я здесь была… Только с моими! Э-э… Соратниками!
Леонид… Рассмеялся. Весело и свободно. Потом посерьёзнел. Плохо. Ему совсем ни к чему, чтоб эта… женщина в него влюблялась. А к этому, похоже, идёт - вон, уже стесняется, что он может заподозрить её в… Романах на стороне. И неразборчивых связях.
Нет, это пока - лишнее. Здоровье и… Бегство - важнее.
- Надеюсь, старушка простит нас за простыню? - попытался он сменить тему.
- Само-собой! Ну, в-смысле, включит в счёт!
- Понял. Ладно, чем раньше ты выпьешь антибиотики, тем мне будет спокойней.
Он накинул Лене на плечи свою лёгкую ветровку, чтобы не так было заметно лубок, и снабдил соответствующим количеством валюты - как местной, для аптеки, так и иностранной - для компенсации «материального ущерба».
Вскоре Леонид уже слушал разговор, проходивший на кухне - ну, вернее, не сам разговор, так как слов было не разобрать - а гул голосов, раздающийся с кухни. Он почему-то был спокоен за «свои тылы» - по тону Лены чувствовалось, что она доверяет женщине «старой закалки».
Лена вернулась, принеся в здоровой руке новую простыню.
«Порядок!» - она кивнула, и Леонид отошёл от двери, хмыкнув.
Они скинули обувь и носки - да, у Лены они тоже ещё не просохли. Развесили всё на краю помоста. Затем Леонид расстелил им по три курпачи, и они прилегли, вздыхая и переговариваясь. Леонида интересовало, далеко ли до круглосуточной аптеки, и не вызовет ли их заказ подозрения…
Через десять минут зашумели запоры, и хозяйка отчалила, заперев их на три ключа.
Лена объяснила, почему за хозяйку не волнуется: её сын служил в армии в Чурессии, и не так, как сейчас служат – когда дал деньги, и не выходи из дома хоть «целый» положенный месяц «службы» - а по-настоящему, два года. Вернулся - попал под исторический «разгул демократии». Работы не стало - пошёл в челноки. Ездил и в Жайтай, и в Фурцию… А потом его на границе таможенники и убили.
Ну, как убили - видать, затребовали слишком большую мзду, он и стал «выступать». Слово за слово - сцепились. А у тех - само-собой, ленты под боком - сдали в КПЗ. А там строптивого решили «обработать». А тот - стал отмахиваться. Даром, что Дисбат… Ну вот и доотмахивался - со злости забили до смерти. Так что когда Гуландом выдали труп, его было и не узнать: вместо лица – сплошное синее месиво. А внутри - ни одного целого рёбра!
Само-собой, ни суды, ни Дисциплинарные Комиссии никого не признали виновным. Так как причину смерти судебные медики записали - «воспаление лёгких».
Про такие случаи Леонид слышал. А сейчас и столкнулся, получается, лично.
Он согласился, что особой любви к Властям Гуландом испытывать не может… Но готова ли она рискнуть ради них двоих – еще и личной свободой?..
- Я всё же думаю, до этого не дойдёт. - Лена покачала головой, - Говорю же - она телевизор принципиально не смотрит, а по радио - только музыку. Она про нас если и узнает - только когда с соседями будет трепаться. Ну, или на «гяп-е»…
Это «мероприятие» Леонид знал не понаслышке, ещё когда жил в доме с родителями.
Пожилые женщины махалли традиционно собирались пару раз в месяц на «девишник» - так называемый «гяп», на котором перемывали кости снохам, соседям, родственникам, и отдыхали от «домашних обязанностей»… Собственно, он и сам был примерно на таком же мероприятии всего несколько дней назад: корпоратив - это современный «гяп». Призванный, по-идее, сплачивать. А на самом деле - поливать грязью тех, кому завидуешь, сплетничать, доносить, сколачивать группировки - «за» и «против», словом, вносить в скучную и однообразную жизнь родного предприятиячуточку «перчика» и очень нужной суеты, и неуверенности друг в друге…
Но Леонид за все эти годы привык. Приспособился. Хоть лицемерие и не стало его второй натурой, как у большинства нарвежцев. Он даже мог послушать сплетни. Но сам никогда их дальше не передавал. Брезговал.
- Ладно. Раз так, думаю, нам действительно можно пожить здесь пару дней… Где тут туалет? - Леонид решил справить «дела», да и готовиться ко сну.
Лена, приоткрыв дверь, показала будку с «удобствами».
Надо же. Леонид и забыл, что у простых махаллинцев «удобства» представляют дырку в досках над ямой… И - никакого «мягонького папира» - туалетной бумаги! А - газеты на гвозде… Или вон, как здесь - остатки старой книги. Ага - это учебник физики за шестой класс… Ладно - хорошо хоть, сейчас не зима!
Леонид помыл руки из торчащего в центре двора у тандыра крана с водой. А когда же он мыл их в последний раз? Дайте вспомнить… Вроде, ещё дома - как только пришёл. Перед тем, как…
Невольно он проверил - на месте ли флэшка… На месте.
Неужели вся эта суета - только ради этого крохотного кусочка пластмассы и кремния?!.. И в ней - жизни тысяч людей, или его смерть?..
Он не обольщался: если поймают - точно живым не выпустят. Допрашивать будут, чтобы выяснить, кому он ещё успел… А он - никому. Только, получается, брату кое-что, через интернет - ну, это несерьезно! Любой судья докажет, что «подделка» и гнусная клевета! - и Лене - на словах. И если он погибнет, не добравшись до брата с остальными… Доказательствами, тот вряд ли запустит «раскрутку» этого дела. На международном уровне.
Хотя, с другой стороны – можно подумать, будто он сам представляет, как взяться за эту самую «раскрутку»… Для официальных властей Чурессии его страна НЕ СУЩЕСТВУЕТ. И не существовала. Во-всяком случае, до тех пор, Пока с…ная Явропа не ввела санкции…
По слухам, когда Президент Нарвегии ездил на встречу с их Президентом, оба подписали секретный Меморандум: в СМИ Чурессии слова «Нарвегия» и «нарвежцы» не употребляются вообще, а Нарвегия за это предоставляет рекламным фирмам Чурессии неограниченный доступ к своему «информационному пространству» и Гаспрому - к… Нефти. Взамен получая фрукты и овощи. Ну а природный газ-то продали ещё двадцать лет назад…
Леонид осмотрел двор уже подробней. В свете утреннего солнца всё отлично видно. Вон - их флигель с тремя дверьми комнатушек для… Хм! А это - хозяйский одноэтажный и давно не штукатуренный дом в традиционном нарвежском стиле: из саманного кирпича, и «толщиной» в одну комнату.
Глина проглядывала прямо из больших дыр, от которых обвалилась тонкая цементная корочка штукатурки с побелкой. Шифер на крыше от времени потрескался и покрылся зелёным мхом.
Пристройка кухни. Маленькая какая - как Гуландом там помещается?!
Он подошёл поближе. Приоткрыл дверь. Так, плита на две конфорки, с духовкой. Труба. Газовая. Интересно, работает? Он знал, что большую часть газа из регионов продавали в тот же Жайтай, и там, в областях, готовили еду, и топили зимой дровами и кизяком – высушенным коровьим навозом, мирясь с жуткой вонью и копотью… В городе же ещё был небольшой напор в трубопроводах.
Покачав головой, он прикрыл дверь. Вернулся в их комнату.
Лена сидела на помосте, скрестив ноги. Руку обхватила здоровой рукой. При этом раскачивалась, словно руку убаюкивая. Лицо серое, уставшее. Прорезались наметки морщин. Да, ей должно быть очень плохо…
- Опять болит? - Леонид знал, что болеть будет ещё долго, - Потерпи, там, в списке, есть и обезболивающее.
Лена кивнула. Вяло, отрешённо. Похоже, готова - организм вымотан до предела.
Донёсся еле слышный звук проворачиваемых ключей. Блеснула сквозь открытую дверь улица. Затем дверь закрылась, загремели задвигаемые засовы.
Гуландом прошаркала к их двери и постучала. Лена с кряхтением, словно это она - семидесятилетняя старуха, подошла к двери. Забрала объёмистый полиэтиленовый пакет, поблагодарив по-нарвежски.
Гуландом ушла, что-то буркнув так тихо, что Леонид не разобрал слов.
Когда Лена закрыла дверь, Леонид подошёл, мягко отобрал пакет, и попросту вывалил его содержимое на одну из курпачей. Ага, есть. Он вскрыл две пачки таблеток. В одной из упаковок таблеток оказалось всего две. Таких упаковок было две – стало быть, четыре таблетки. Все верно. Ногтем вспоров фольгу, он достал первую.
- Вот. Это - мощнейший антибиотик. Съешь-ка… - он налил воды из баклашки в пиалу, аккуратно придерживая, пока Лена с трудом запрокинула голову и проглотила, невольно поморщившись: «какая здоровая!».
- Отлично. А теперь - эту. - он «впихнул» в неё и обезболивающее. Лена уже только кивала, говорить, похоже, сил не осталось.
- Ну а теперь давай займёмся ссадинами - они мне не очень понравились…
Леонид осторожно разбинтовал руку в импровизированном лотке в той части, где была рана, и покачал головой: синяк уже занимал
