- Игорь, тебя кто за язык тянул?
Но Игорь все также оставался невозмутим и с достоинством ответил:
- Это мои убеждения, птица должна быть уничтожена.
- Да не о том речь, Игорь! Они не должны были понять, что мы агрессивно настроены.
Игорь промолчал. Любовь Кобякова начала собирать со стола и все неторопливо разошлись по своим домам и каждый занялся своим делом.
Между тем Квятко и Коновалов покинув жилище его тёти также некоторое время шли молча, свернув в сквер. Уже вечерело, наступало тёмное время суток, ветерок приятно обдувал кожу и путался в волосах.
- Ой, смотри, а что это там? – Вдруг сказала Юлия Борисовна и указала рукой куда-то вперед. Там, на возвышенности темнело какое-то здание с куполами.
- Это церковь в старой части города. – Просветил Юлию Коновалов.
- Странно, что я ее раньше не видела. – Удивилась она.
- Не удивительно: у нас все дороги ведут к озеру или окольными путями, мы редко идем так, чтобы прямо лицом развернуться к храму.
Они шли по центральной аллеи сквера. Этим путем шли и утром, когда направлялись к Кобяковым. Уже горели фонари, ярко освещая асфальтовую дорожку и скамейки вдоль них. На одной все также сидел Дракон-Драконов, но теперь в компании писателя Пикова. Они выпивали из бумажных стаканчиков водку, бутылка из-под которой на половину пустая стояла тут же на асфальте. Не закусывали. Они выпивали и играли в шахматы. На лавке, между ними помещалась маленькая магнитная шахматная доска с такими же маленькими фигурами. Борис Петрович выглядел бодро, о его утренней депрессии ничто не напоминало, а увидев Коновалова с Квятко, он даже улыбнулся.
- Я рада, что вам лучше, и вы мужественно переживаете утрату, Борис Петрович. – Сообщила Юлия, когда они приблизились к скамейке. Пиков поздоровался с ними, важно кивнув своей лысой головой.
- Зачем же переживать? Ведь Клава жива. – Бодро ответил Дракон-Драконов.
- Как жива? – Возмутилась Квятко, вспомнив бледный труп жены профессора, который она лично видела утром.
- Так, я ее видел. Здесь в сквере вскоре после того, как мы с вами расстались.
Памятуя как из морга пропали, и до сих пор не найдены предыдущие два трупа, Квятко стала звонить Комову, но тот упорно трубку не брал. Пиков сделав на доске очередной ход философски рассуждал:
- Не каждому человеку спасаться надо. Не каждый этого заслуживает.
- Это как? – Не поняла Юлия Борисовна
- Человек может потерять свою сущность. Ведь это такой дар – быть человеком, не всякий может им быть.
- И в каких случаях он теряет свою сущность, можно только догадаться, сам человек не всегда это понимает: когда это с ним произошло.— Добавил Дракон-Драконов.
Квятко решила позвонить в сам морг, там ей сонный дежурный ответил, что все трупы на месте. Квятко не стала говорить об этом Борису Петровичу, чтобы не расстраивать его. А он, переставляя фигуру, ладьи сказал Пикову:
- А вам, Роман Викторович, мат.
Пиков руками развел, что ж он проиграл, по этому случаю он допил водку, аккуратно бросил стаканчик в урну и, попрощавшись со всеми, отправился домой. Борис Петрович был задумчив, он оперся пьяной головой о руку, локоть которой поставил на спинку и продолжил свою мысль:
- Вот чтобы заслужить спасение, чтобы не потерять свою человеческую сущность, люди и создали Союз спасения в коем и спаслась моя Клава. И я вместе с ней спасусь.
Квятко и Коновалов не стали больше слушать захмелевшего профессора и также пошли домой. Странно это было для Коновалова. Он шел рядом с Юлией по ночному городу домой, но к ней, а не к себе и принимал как данность этот факт. Она считала, что ему грозит опасность, хотя ему казалось, несмотря на реальные покушения, что это не так.
На ужин Юлия приготовила пасту карбонара. Они ели макароны и выпили по рюмке водки, Квятко заверила: «Надо на ночь». Опрокинув стаканчик, Юля спросила:
- Что ты об Игоре можешь сказать?
- Да ничего. Он, что называется, из младшего поколения Кобяковых, я не общался с ним особо никогда, маленький он был. У меня больше было общений с Володей, который погиб.
- Мне он показался агрессивным каким-то. Он вполне мог на тебя охотиться.
- Да зачем ему это все? Ну, неужели моя деятельность в сети, мое мнение по поводу и Союза и Общества может вызвать такую реакцию?
- Бывает, за более мелкие вещи убивают.
Юлия налила чая себе и Коновалову, он не спешил пить, все еще доедал макароны. Раздумывал.
- А ты что думаешь обо всем этом? – Спросил Петр.
- Какой-то маньяк действует. Имитирует все под эту легенду про птицу мифическую.
- Тогда наступает финальная часть того, что он задумал. – Предположил Коновалов. – Но я немного другое имел в виду
- Да я поняла. – Квятко лукаво улыбнулась, -- не дура совсем. Ты хочешь понять, на чьей я стороне?
- Типа того.
Юлия не спешила отвечать. Она встала и пошла мыть немногочисленную посуду, видимо обдумывая, то, что надо ответить.
- У меня такое ощущение, что все здесь озабочены только одним – как продлить свою жизнь. – Наконец изрекла она.
- А разве это не самое главное? Все этого хотят.
Она развернулась лицом к Коновалову, оперлась о раковину задом и начала вытирать полотенцем руки.
- Это не самое главное, Петя. Есть много в жизни вещей, которые важнее смерти.
- Бог?
- Ты же не веришь? У тебя Бог тоже порождение разума. А потом, ощущение смерти не приближает человека к Богу. Я имею в виду много того, что важно для нас здесь, при жизни. Чем мы живем.
Она повесила полотенце на крючок и закончила свою речь:
- Вообщем, чтобы там не было, птица ли это или маньяк, но будет схвачен и по закону осужден. – Квятко немного подумала и еще продолжила свою мысль. – Если мы между началом и концом только миг, то важен именно этот миг и то что в нем. Остальное ерунда. Я так думаю. А теперь пошли, Петр, спать.
Снова Юлия легла спать в одних трусиках, а на осуждающие взгляды Коновалова решительно заявила:
- Тело должно дышать.
Петр устроился на раскладушке, какое-то время ворочался, потом заснул. Юли не спалось, она вглядывалась в белеющий в темноте потолок, ни о чем не думала и постепенно сон начал смежить глаза, сквозь пелену она как бы увидела контур мужчины, склонившийся над ней.
- Петя? – Пролепетала она сквозь сон и закрыла глаза. Она уже не видела, что за спиной мужчины раскрылись большие крылья, которые накрыли ее, будто охраняя от всякой опасности или пытаясь задушить.
Петр Коновалов на удивление быстро заснул и не мог видеть того, что происходит с Юлией. Ему снился сон. Он плавает в озере вместе с девушками, которые в предыдущем сне только прыгнули в озеро. Все голые, он тоже. Вода в озере теплая, прозрачная, плавать было приятно, но Коновалов понимал почему-то, что надо выходить из воды. И он вышел на берег, подобрал, лежащее на пеньке махровое полотенце и увидел, что вокруг березовая роща и солнечные лучи сквозь прозрачную листву ярко освящают луг, и дорожку вдоль озера. К нему по дорожке идет священник, он смотрит на радостных, плавающих девиц и на голого, вытирающегося Коновалова. Они приветствуют друг друга, Коновалов обвязывает бедра полотенцем. Они пошли по освященной солнечными лучами березовой аллее.
- А почему вы, батюшка, во сне у меня? – спрашивает Петр.
- Теперь я здесь живу. – Беспомощно развел руками священник.
- Почему не уходите от своих детей? Они же разбойники.
- Ну что ж, разбойники, они же мои дети, я их люблю. Время ушло. Теперь христианин каждый сам в себе и для себя. Хватит Бога для всех стран и государств, Бог он для человеков: для меня, для тебя, для моих сыновей. Поэтому в мир мне отсюда незачем идти, там вам теперь помощь в другом нужна.
- В чем же? – Не понял Коновалов.
Священник остановился, посмотрел на него и пояснил:
- В птице, в ней ваше спасение. В том, во что верили ваши далекие предки. И это не умственное, не придуманное, не фантазия, это то, что ты называешь материализмом. Ненармунь очень материальна и желания ваши материальны, поэтому, зачем я вам в вашем мире. Я вера, а вера вам не нужна, ее слишком тяжело обрести и сложно удержать.
Священник, не дожидаясь новых вопросов от Коновалова, развернулся и пошел по аллеи, но назад, оставив Петра одного с полотенцем на бедрах. Пройдя шагов десять, он остановился, повернулся к Коновалову и сказал:
- Но если я понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти. Так что приходи.
* * * *
Саша Семёнов зашел в кафе «Голубой печенег», которое располагалось через дорогу от проката. Заказав себе гуляш с картошкой, стаканчик капучино он сел за столик около большого окна. Лучи солнца попадали внутрь кафе, ласкали кожу, но уже не грели так знойно, как в июле. Саша некоторое время сидел, сложив руки на столе, и смотрел в окно: там ехала поливальная машина, и опрыскивала большой струей воды дорогу, разгоняя пыль. Мелкие крупинки воды поднимались в воздух и в них преломлялись лучи света, образуя радужные разводы в воздухе.
Семёнов начал есть. Он сначала зачерпывал пластиковой вилкой тушеный лук из подливы, потом клал в рот кусочек мяса и закусывал картошкой. Ему нравилась эта простая еда, и он подумал о том, что хотел всегда так встречать утро, а потом идти по своим делам. Какое-то смутное чувство удовольствия овладело им и все вокруг казалось таким радостным и приятным.
[justify]Он вспомнил, что все можно устроить, надо только дождаться Люду. Он верил, что она вернется. У него была связь с Людой. Что-то похожее на любовь. Она легкомысленная, в порыве страсти рассказала ему и о Союзе и о Ненармуни. Ему тогда казалось так, что в порыве. Сейчас он подозревал, что не в порыве это было, а план у нее такой был, чтобы стать проводником, ей нужен был возлюбленный и им стал он Саша Семёнов. Сейчас сложно был понять самому Семёнову: верит он в эту возможность стать вечным или нет, но сложно отрицать очевидное – птица есть, он ее видел. Она огромна и он видел, как она схватила Люду и утащила на дно озера, а потом вынырнула, также держа в клюве тело Люды, и оставила его на берегу, а сама снова нырнула и теперь уже не показывалась. Семёнов первым сообщил о том, что тело Люды
