сам знаешь: чем древней история, тем сильнее она искажена. Теми, кто её передаёт. Чтоб похвастаться тем интересным, необычным, что слышал, знает. Или думает, что знает.
- Ну а может, хоть кто-то остался? Кто передавал что-то, вот именно – необычное, странное, жуткое об этом страшном случае – детям? Внукам? – рука Конана с полновесной золотой монетой, незаметно для окружающих, если б таковые нашлись в пустом сейчас главном зале караван-сарая, перекочевала под столешницей в тут же подставленную загребущую руку.
- Приятно иметь дело с… понимающим специфику востока человеком. – аргосец криво усмехнулся, - Да, кое-кто, конечно, передавал эти легенды и слухи… И многие, конечно, расспрашивали меня об этом. Но не всем и не всегда я доверялся полностью. И про живших тогда, и живущих ныне, свидетелей, и их детей, спросить никто не догадался. Ты – первый.
Всем остальным хватало и красивой древней легенды, и описания, где находится пещера.
- Сам знаешь, уважаемый Умидбек: я – Конан. И уж о чём-чём, а о подлинных очевидцах событий, свидетелях, или хотя бы – о наследниках таковых, подумать обязан! Хотя бы теперь, когда дракон мёртв… Но сокровища не найдены!
- Да, молва о тебе и твоих похождениях и подвигах обгоняет тебя. Ты славишься не только и не столько – силой. Сколько хитростью, умом, и точным расчётом. Поэтому я и скажу тебе то, чего никому ещё не говорил. – Умидбек приблизил голову к голове варвара, вынудив и того приблизиться к аргосцу, и говорил теперь очень тихо, - Тех, кто лично был свидетелем произошедшего с падишахом Серожиддином, и его дочерью, и стигийцем – действительно не осталось. Но! – он заговорил совсем уж тихо, почти шёпотом, - Ещё жив Лочинбек. Младший сын тогдашнего казначея падишаха Серожиддина, Бекмурота. Правда, живёт он не в городе. А в загородном дворце отца, в сорока милях отсюда. Дворец достался ему потому, что умерли два старших сына Бекмурота.
А когда всё это случилось, его отец как раз был там, в этом дворце, вернее – загородной вилле, далеко от событий, и поэтому и остался жив.
А поскольку Лочинбек не претендовал на место, которое занимал при дворе его отец, то новый падишах, Асланбек, избранный на трон Диваном, его не трогал.
- А как получилось, что у падишаха Серожиддина не было наследников мужского пола?
- А вот тут я, Конан, ничем помочь не могу. Поскольку просто не знаю. Но факт остаётся фактом: передать трон наследнику Серожиддин не мог. Вернее – уже не мог. Потому что, опять-таки - по слухам, как раз ту дочь, которую он любил более всех остальных, и которую прочил как раз в наследницы, и выбрал стигиец.
- И – что? Её действительно принесли в жертву?
- Насколько я слышал – да. Причём – в очень жестоком ритуале. Её, как говорила молва, подвесили за ноги над чёрным алтарём, связанную. Окуренную какими-то фимиамами и напоенную зельями. И стигиец лично перерезал ей горло, распевая заклинания, и возжигая вонючие травы в медных чашах. И вся, до капли, кровь несчастной, стекла вниз – на голову какого-то там чёрного божества. В виде статуэтки.
Которое исполнило мерзкие и злобные желания Серожиддина.
Потому что, опять-таки, по слухам, маг, похитивший сокровища, умер в страшных мучениях. Ну, этого, конечно, никто из наших, из местных, не видел, а слухи дошли через караванщиков из Коша. Они рассказывали, что там, в Коше, в городе Нукус, некий чародей, выкупивший у какого-то разорившегося опального вельможи шикарный дом в городе, и похвалявшийся перед гостями и клиентами украденной на юго-западе мошной, даже показывал кому-то эти сокровища, и даже однажды перебирал их при них.
Как вдруг его рука начала сохнуть, съёживаться – прямо на глазах! А потом съёживаться стало и его тело, и лицо, и вскоре он упал на пол. Забился в корчах. А затем – просто превратился в песок! Чёрный и тяжёлый.
И можешь верить, можешь – нет, но проклятое сокровище так и оставалось там, в сокровищнице мага. Потому что ни один, даже самый смелый и жадный, идиот не решился попробовать прикоснуться к нему!
- Погоди-ка, Умидбек. – Конан хмурился, и говорил тоже шёпотом, - Так сокровище – что? Всё ещё находится в сокровищнице этого убитого мага? Там, в Коше? В Нукусе?
- Вот уж нет, Конан. – шёпот стал ещё напряжённей и тише, а голова Умидбека теперь прижималась к голове варвара, и рот располагался прямо у уха киммерийца, - Сокровище через двадцать дней – попросту пропало!
И все говорят, что всё это и был – хитрый план того самого стигийца!
И основания для таких разговоров есть: ведь только сам проклявший может безопасно для себя забрать то, на что он наложил заклятье! И забрать – даже не прикасаясь к сокровищам руками, а просто перенеся с места на место силой заклинаний в подходящий момент Лунной фазы! – вполне по силам такому чародею!
- Да, это звучит… Вполне правдоподобно. Особенно для того, кто неплохо знаком с привычками мерзких стигийских колдунов! Но как же… – Конан, чуть отстранив голову, покивал. Затем внезапно выхватил меч, и ткнул им под стол!
Оттуда раздался хруст, тихий стон, и спустя несколько мгновений сбоку стола вывалилось окровавленное тело.
Нищий. В обносках, и с язвами на теле. Босой. Меч Конана попал точно куда надо: в тощую грудь! Пронзив грудину и сердце. Смерть наступила мгновенно. Подслушивавший даже не мучился.
Глаза Умидбека, расширившиеся при виде того, как не окончивший фразу Конан выхватил меч, вернулись в обычное состояние. Изо рта же не вырвалось ни звука: вот что значит… Опытный караван-сарай-баши!
Конан буркнул:
- Надеюсь, уважаемый хозяин, у тебя нет сожалений по поводу его безвременной кончины? Что это, кстати, за проходимец?
- Никаких сожалений. – теперь караван-сарай-баши говорил снова негромко, и криво усмехнулся, - Это – косой Фарход. Известный шпион эмира. И весьма щедро оплачиваемый. Опасный – ну, раньше! – для любого, с кем свёл бы знакомство. И кто пожелал бы покритиковать местного властителя и его порядки и вотчину. Таких ждала конфискация имущества, и мощение местных дорог камнем, добытым другими «недовольными» в каменоломнях у Янгиюля. Проще говоря - предатель. Благодаря таким как он, наш Повелитель всё ещё на троне. И раскрыл не один заговор. Запретить ему и его коллегам-стукачам приходить сюда, я не могу: иначе моё заведение попросту могут прикрыть: прислужники же официальной власти! Но…
- Ты боишься, что у тебя теперь могут быть неприятности?
- Конечно, Конан.
- Я могу оказать тебе услугу. О том, что он был здесь, вряд ли кто знает. Да и народу сейчас в зале нет. Так что тащи сюда какой-нибудь большой плотный мешок, а я пока схожу к себе: соберу пожитки.
Пожитки Конан собрал за минуту: он из своей сумы почти ничего и не вынимал после возвращения. Но очередная вечерняя попойка с неизбежным рассказом о «подвиге» сподвигла его местных знакомых, а точнее - так называемых друзей и собутыльников, прямо с вечера двинуть на поиски!
И к полуночи с Конаном пил только один подслеповатый старичок, явно не собирающийся никуда идти по причине слабого зрения и застарелого артрита: Халед-водонос. Сейчас уже не могущий выполнять свою работу, но очень даже любящий нахаляву попить, поесть за чужой счёт, ну и, конечно, послушать рассказы о битвах и подвигах… Других!
Однако вскоре после полуночи и отключившийся Халед сполз со скамьи, и грохнулся под стол, захрапев во всё горло, и Конан помог Умидбеку отнести того в каморку, имевшуюся под лестницей на второй этаж, на котором и располагались комнаты постояльцев караван-сарая. Ну а в клетушке под этой лестницей как раз для таких, явно часто имевших место случаев, имелся неопрятный ворох старого тряпья: отслужившие своё курпачи, халаты, рваные истёртые матрацы и циновки…
Конану после этого спать до рассвета на его отличном матраце, туго набитом свежим душистым сеном, ничто не мешало, и он, засыпая, даже поухмылялся в усы: то-то небось сейчас суетятся все всадники и пешие, в спешке собравшие свои вещи, и отбывающие к «освобождённой» пещере!
Ну а сейчас он без особых церемоний перевязал пробитую грудь доносчика обрывками каких-то рубашек, которые предоставил ему Умидбек, и затолкал в мешок из-под угля тщедушное тельце:
- Извини за испорченный пол. Теперь его придётся замыть, чтоб уж совсем следов не осталось!
- А ничего, Конан. Думаю, я с этим справлюсь, - хозяин караван-сарая подмигнул киммерийцу, - А вот без «уважаемого» косого Фархада моё заведение – точно будет куда чище. И клиентов появится больше!
Ну а теперь, если не возражаешь, я покажу тебе подземный ход. Который ведёт как раз к городской стене! И даже выходит за её пределы. В незаметном со стен и с башен месте!
Поскольку таскать тебе, даже невинный с виду, мешок, по нашим улицам, ну точно – не нужно!
Ты слишком… Заметная фигура!
А вот с этим Конан не мог не согласиться.
Подземный ход из караван-сарая, как прикидывал Конан, несущий за спиной мешок с почившим доносчиком по сырому, узкому и низкому проходу за хозяином, освещавшим их путь чадившей и вонявшей от души масляной коптилкой, наверняка – незаменимая и замечательная штука! Начинаясь в винном подвале, под щитом, прикрывавшим лаз в ещё более глубокое подземелье, за бочками с вином, он ведёт туда, куда без свидетелей можно сбывать разных проданных в рабство невольниц, принимать контрабандистов с краденным, или просто запрещённым товаром…
Ну, и, разумеется – избавляться от нежеланных гостей. И свидетелей.
Вот только делать это нужно, вот именно, тихо. Когда в караван-сарае никого постороннего нет. Вот как было сейчас! Конан ещё раз мысленно порадовался, что верно подобрал момент. (Что было вполне логично. Сейчас все, кто в состоянии, пойдут не в караван-сарай, а двинут к логову дракона! Причём и те, кто хочет сам что-то постараться отыскать, так и те, кто хочет просто поглазеть на это представление!)
Тоннель вёл на север, и идти по нему пришлось не менее полумили. Но зато уж он – действительно вывел в овраг, находящийся в сотне шагов от стен Бадамкента, и, благодаря густым зарослям саксаула, с этих самых стен был абсолютно невиден. Как и вообще откуда-нибудь.
- Ну, Конан-киммериец, прощай!
- Прощай, Умидбек. Благодарю за помощь.
- Это какую же? – хотя по виду прожжённого дельца Конан видел, что тот и сам прекрасно всё
