– Ну… Да. – хмыкаю. Вот уж никогда я не рассматривал свои пристрастия и бзики с такого ракурса! Получается, она просекла мою «чувствительную и ранимую» натуру – лучше меня самого! И – куда быстрее…
– Ладно, милый. Пошёл он в …опу, этот «психоанализ»! Люблю тебя! Таким, как ты есть! А сейчас… – она вдруг разворачивается, роняет меня на спину, и принимается покрывать моё лицо, шею, грудь – бешеными поцелуями, одновременно уливая меня своими горючими слезами! Рыдая в голос. И такая вся…
Чертовски желанная! И любимая!!! И так жаль её! Хотя…
Чего её, по-идее, жалеть – девушка воплотила в жизнь свою мечту!!!
Но от её вида, и ощущения на себе её тела, у меня в груди прямо всё переворачивается! И слёзы тоже почему-то наворачиваются – словно всё это – в последний раз!..
И целую и я её – в горячие мягкие губы, мокрые солёные глаза, и прочие разные места её милого личика. Но молча. Думаю, что наконец-то у неё наступила разрядка! Хоть выплачется всласть! У женщин вообще: слёзы – это некий волшебный «предохранительный клапан»! И если его держать завинченным – они могут и просто – спятить. Ну, или получить инфаркт!
Наконец, выплакавшись действительно всласть, она говорит, чуть отстранившись:
– Я и правда – верю, что тебя мне послал сам Господь Бог!
Глядя в её искрящиеся в тусклом свете ночника фанатизмом и страстью глаза, понимаю, что она не кривит душой! Так ведь и я – не кривлю:
– А я думаю, что – наоборот. Послал он – тебя – мне!
– Ах, милый! Какое счастье, что ты много не говоришь! И понимаешь… Всё-всё!..
Молчу. Понимаю, что – что я не скажи – всё будет глупо и ненужно. Вместо этого нежно целую её прямо в глаза. Плевать, что солёные – зато такие красивые!..
Она шепчет мне в ушко:
– Но игрищ сегодня всё равно не будет! Я… Всё ещё расстроена!
– Ну, давай тогда снова сюда, – указываю себе на волосатую грудь, – Прижму тебя покрепче, чтоб ты уснула.
– Нет. Давай лучше, как мы до этого лежали. Как ни странно, но я куда лучше себя чувствую – да и тебя ощущаю! – когда лежу к тебе… спиной!
– Ага. Как скажешь, лапочка моя.
И мы действительно разворачиваемся так, как лежали до этого. Она с минуту ёрзает, устраиваясь. Стараюсь ей своими мускулистыми «граблями», как она их называет, ни на какие места сильно не надавливать – но и хватку особо не расслаблять. Пусть чувствует себя – защищённой. Как в коконе. Предохраняющем от внешней угрозы!
Но проблема в другом: угроза сейчас – не снаружи. А где-то, чую, глубоко внутри неё самой…
Через минут пять-шесть – чую я, как нагрелись, а затем и расслабились её мышцы – и спины и ягодиц… И вот уже головка откинулась, плотнее вжалась в подушку. И засопело это странное создание.
А оно – действительно странное. Загадка. Шарада. Не могу понять.
То – взрывная и беспощадная. Как фурия какая! То – мягкая и ранимая…
Может, от того и люблю так сильно – что не понимаю?!
Запишу сейчас, пока ощущения свежи.
С работы я вернулся часов в пять. Привёз большую пачку домашних пельменей – чтоб не возиться с готовкой. Потому что устал: пришлось «девочек» до завтрака закопать.
Нету наверху, в доме, моей Юлечки. Не встречает в прихожей в коротеньком платьице, или моей рубахе, как обычно делала. Мелькнула мысль, что, может, вышла в какой магазин. Или по делам. Но инстинкт гонит меня, даже не переодевшись, в подвал.
Всё верно. Не подвёл инстинкт.
Висит на крюке в центре подвала моя Юлечка.
Смотреть страшно. Несмотря на то, что, по-идее, полагалось бы мне привыкнуть за эти-то годы…
Лицо всё посинело, и вижу я, что поздно пытаться спасти её. Давно она умерла. Подхожу, трогаю руку. Всё верно: уже холодная.
Поднимаю табурет, который она откинула ногой. Ставлю рядом. Подхожу к столу, беру нож. Возвращаюсь. Залезаю на табурет, перерезаю верёвку. Принимаю в объятия обмякшее, уже не застывшее тело: ну точно: давно сделала это.
Отношу к основному выходу, укладываю на матрац.
Делаю всё на автомате: заставил себя сжать зубы, и перестать ощущать и переживать все эти чёртовы чувства!
Им «предаваться» можно и потом, когда сделаю всё, что нужно сделать!
Яму копать отправился всё же – переодевшись. В спортивный костюм и кроссовки. Плевать, что днём. Забор у меня высокий, а у соседей нет вторых этажей – так что то, что происходит на моём участке, им так и так не видно.
Закончил к восьми. Сделал потому что – поглубже.
Но всё равно пришлось подождать ещё с час: пока совсем не стемнело.
Всё это время я сидел на кухне, а вернее, бродил по ней, пока закипала вода, а потом варились пельмени. Вот только есть их…
Не смог.
Уселся за стол. Велик он для меня одного – а как приятно было, когда моя коза сидит напротив! Что-нибудь говорит. Да даже просто – молчит! И всем видом показывает, что вот прямо сейчас готова меня – хоть под стол завалить! Что она, кстати, пару раз и проделывала… Да и вообще: у неё реально с юмором было – куда там даже мне!
Что бы там ни говорили её жертвы, а она у меня – прелесть! Была.
Вот именно: была.
Сволочная эта мысль так и долбит в виски. Словно стая дятлов каких: «была-была-была!»
Сижу, как последний кретин, и пялюсь в угол. А там у меня – пенал. С посудой. И кому она сейчас нужна, если я сам себе почти никогда не готовлю? А предпочитаю просто покупать полуфабрикаты. Или пиццу. Или цыплят табака. Хотя, если честно – Юлечка тоже готовить не любит. Не любила. А я и не напрягал её…
Гос-споди, какие глупости я пишу!
У меня на сердце – тоска смертная, грудь словно сотни голодных котов раздирают. А я тут – про «готовку»…
Нет. Нужно завязать с этим самоедством! Иначе меня и инфаркт какой трахнет. А мне ещё Юлечку – хоронить. Это – тоже «мировоззренческий» вопрос. Остальных-то я – просто закапывал. А вот её – только – хоронить!..
Вспоминаю теперь уже с особым пристрастием, как у нас что происходило утром. Ведь она наверняка ещё тогда всё решила! А я…
Ничего не почуял, балда тупорылая. И никакой инстинкт мне ничего не…
Погоди-ка. Не может такого быть, чтоб она мне не…
Иду снова в подвал. Где тут можно?..
А, всё верно: на верстаке! Просто не заметил сразу, поскольку она листок положила под тиски. Всё точно рассчитала: чтоб сразу не заметил. Но потом – нашёл!
Листок вырвала из моей тетради. И моей же ручкой и писала.
«Милый!
Пожалуйста, прости свою глупую козу, и не поминай лихом!
Если честно – я думала, что, отомстив, смогу наконец расслабиться, остыть, и перестать ненавидеть этих тварей. И жалеть себя.
Но вышло по-другому. Ничего я не исправила в своей судьбе, а только, вот именно – отомстила. Но месть, оказывается, сама по-себе – очень страшная штука. Она – как отвратительная чумная крыса!
Она и сейчас грызёт меня изнутри, и не уменьшилась ни на грамм!
А тут ещё эта «сверхчувствительная» мразь, со своим «Перебарщиваешь!»
Наверное, я действительно переборщила. Застлала мне глаза, да и сердце – эта самая месть. Из простой обиженной и избитой я превратилась в…
Не знаю, как и написать: посчитала себя в своей гордыне чуть не – «ангелом мщенья»! На чёрном коне. С карающим мечом в руке… Думала, что и тебя мне послал Бог, и их мне – прямо в руки отдал!..
А получается – дьявол!
Потому что давит меня сейчас и душит! Проклятая дрянь, которую, как я раньше думала, изобрели дебилы или поэты – совесть!!! Не смогу дальше жить с этим!!!
В голову приходят тысячи вещей, о которых хотела бы написать! Но зачем?! Ты ведь и так всё понимаешь! Ты ведь и сам – прошёл через всё это. Или – похожее.
Умоляю тебя только об одном: не вини себя в том, что произошло, что я фактически заставила тебя помочь мне убить четверых, пусть и не слишком хороших, женщин. И, главное – не вини себя в моей смерти! Ты и правда – отличный человек!
Я знаю: я видела тебя! Я говорила с тобой!
И всё то напускное, внешнее, происходящее от детских комплексов – оно пройдёт!
Прости, если сможешь, твою глупую «ласточку», и живи спокойно!
[left]Своей помощью мне, и любовью – я её видела! – ты уж точно искупил всё, что сделал! А, главное: ты же – отпустил самую первую! И помог ей деньгами –