– Да-да, я очень постараюсь. Василий Федорович, а Елизавета Петровна знает о вашей тайной деятельности?
– Мы вместе, она одна из нас и в курсе того, что с нами происходит, можете на нее положиться. Скоро мы с вами встретимся за границей, я буду работать в торговой фирме под именем – Серокозов Алексей Дмитриевич, мой оперативный псевдоним остается прежним – Атташе, но это Анастасия Александровна строго между нами. Я хорошо знаком с вашим отцом, так что мы с вами всегда найдем повод для деловых встреч.
– Так вот кого представлял мне Михаил Всеволодович, оказывается это вы!
– Да, голубушка, это я, собственной персоной, – улыбнулся Исаичев, – в общем, так, прибудете с Гутерманом в Крым и пока согласовываете с чекистами переход через линию фронта, мы с Елизаветой Петровной по надежному проходу попадем в Севастополь. Нам нужно предупредить генерал-лейтенанта Врангеля и начальника контрразведки Климовича, что к ним направляется важный человек из белого движения. В отделе контрразведки обратитесь к капитану Шабарову, он устроит вам встречу с Врангелем. Барон поможет вам переправиться во Францию и к тому же даст кое-кому из антисоветского центра хорошую рекомендацию.
– Спасибо, кроме рекомендации моего отца, хороший отзыв Врангеля не помешает. Василий Федорович, вам стоит предупредить Климовича, у них в штабе работает агент Разведупра. Она женщина, переводчик, Надежда Федоровна Куприянова. Ни в коем случае не нужно ее арестовывать, она готовит повторное покушение на Врангеля, так что пусть будут начеку...
Стук в дверь прервал разговор разведчиков. Когда Глеб и Елизавета вошли в купе, сразу же обратили внимание на Дану, лицо ее побледнело, взгляд казался каким-то опустошенным.
– Тебе не полегчало? – озабоченно спросил Глеб, – ты неважно выглядишь.
– Извините меня. Вы посидите здесь, а я все-таки пойду, отдохну в тишине, мне даже массаж не помог, – сказала Дана и пошла в свое купе, оставив Гутермана с компанией. Она легла на правую нижнюю полку и, отвернувшись к стенке, беззвучно заплакала. Весть о кончине Матвея повергла ее в шок. «Не верю, не верю! Наверное, Исаичев и сам не знает до конца всей правды. Вот бы увидеть Мезенцева он бы в деталях рассказал о Матвее. Но как, как? Ведь Малышев обещал сделать все, чтобы он остался жив. Боже! Я не могу поверить! Оба погибли и Миша пострадал… Так, Даночка, нужно успокоиться и не рвать себе сердце, а то это плохо кончится. Буду надеяться, что слухи о смерти Матвея – это просто ошибка. Дай-то Бог». Дана долго лежала и думала, временами утирая слезы, но старалась вести себя тихо, ведь появись в купе Глеб, вряд ли смогла бы объяснить правдивую причину своего расстройства. Не заметно для себя, Дана заснула.
Поезд находился в пути шестые сутки, может быть, он прибыл бы раньше на конечную станцию, но состав периодически останавливали на перегонах, пропуская вперед эшелоны с красноармейцами, платформы с орудиями и лошадьми. Миновали Симферополь, остался позади Бахчисарай. В небольших городах и на разных станциях большевики уже провозгласили советскую власть и на зданиях развивались красные флаги. Кое-где виднелись полуразрушенные дома, пострадавшие от артиллерийских обстрелов. На вокзалах большой суеты не наблюдалось, как, к примеру, Дана видела в девятнадцатом году, когда ехала в Сибирь, разыскивая мужа. Чем ближе поезд приближался к прифронтовой линии, расположенной под Севастополем, тем больше попадались красноармейские части. По дорогам скакали на лошадях эскадроны, брели уставшие солдаты, тянулись обозы.
Наконец после полудня проводник объявил конечную остановку в небольшом городке, дальше поезд не пускали, велика вероятность попасть под обстрел артиллерии Русской армии. Проводник предупредил, что при высадке комендантские патрули могут проверить документы, но не у каждого, а выборочно. Пассажиры стали собираться. Исаичев со своей женой уже стояли в тамбуре и ожидали Соколовскую и Гутермана. Состав остановился, проводник, открыв дверь тамбура, пригласил всех на выход и, кивая, молча, прощался.
Высадившись из вагона, четверо путешественников дождались переносчиков багажа и, тепло распрощавшись, направились в разные стороны. Глеб с Даной прошли в вокзальное помещение. Соколовская, оставшись в зале, присела на скамью и стерегла поклажу, а Гутерман пошел выяснять, как попасть к военному коменданту города, уже от него нужно будет добираться до штаба сорок шестой дивизии. Оставшись одна, Дана огляделась, прибывших на поезде посетителей в зале ожидания вокзала оказалось много, они расселись на скамьях. Она обратила внимание на двух неприятных типов, поглядывающих в ее сторону. Вдруг один пошел между рядами скамеек, направляясь в сторону Соколовской. Не доходя до нее несколько шагов, приостановился и, прищурившись, глянул на чемоданы. Дана сообразила, что это были не пассажиры, а вокзальные воры, присматривающиеся к добыче. Она поискала глазами по залу, но поблизости не оказалось, ни дежурного, ни милиционера и решила припугнуть неприятного парня. Достав из внутреннего кармана пальто браунинг, покрутила его в руке и, метнув острый взгляд на парня, всунула оружие в соболиную муфту. Увидев молодую женщину с пистолетом, воришка быстро прошел мимо и, незаметно подав знак напарнику, скрылся среди людей. Вскоре появился Гутерман и с помощью носильщика они добрались до пролетки, прибывшей специально из комендатуры.
Где-то вдали в южном направлении слышался грохот орудийной канонады. Кругом царила военная обстановка. Обыватели старались сидеть дома и без особой надобности не появляться в городе. Периодически ходили патрули, проверяя у людей документы, подозрительных сразу же отправляли под конвоем в комендатуру.
Соколовская и Гутерман, сидя в пролетке, продвигались по мостовой и наблюдали за страшной картиной: кое-где по разным сторонам дороги, на деревьях, фонарных столбах висели на веревках трупы. В основном это были белогвардейские офицеры, одетые в шинели с пагонами, встречались и умерщвленные в гражданской одежде, а то и раздетые совершенно. Было заметно, что в городе недавно прошли бои. Разобранные баррикады, мусор от разбомбленных снарядами зданий, мрачные лица редких прохожих, все это волновало Дану. Вспомнился Чаус, когда красноармейцы били из орудий по селу. Здесь картина была серьезнее, видимо солдаты Русской армии не хотели сдавать город без боя. Насмотревшись в свое время на жертвы войны, Соколовская уже не так содрогалась при виде трупов, но, тем не менее, видеть непомерную жестокость при уничтожении людей, ей было неприятно.
Комендант встретил товарищей из Москвы не особо приветливо, чувствовалась его усталость и нервозность от беспрерывных указаний и поступающих приказов по телефону и телеграфу. Но, сопроводительный документ, подписанный высоким начальством, оказывал на любого командира максимум воздействия. Так как времени для ожидания попутного транспорта не было, комендант по телефону отдал срочное распоряжение, чтобы прислали военных для сопровождения приезжих в штаб дивизии, расположенной в пяти верстах от города.
Гутерман попросил коменданта безотлагательно отправить по телеграфу сообщение в Москву, что оба коммерсанта благополучно доехали до места, и собираются передвигаться дальше в заданном направлении.
Быстро смеркалось, напарники уже начали волноваться, что придется заночевать в комендатуре или же пешком в сопровождении бойцов, идти к линии фронта. Наконец за окном во дворе послышался цокот копыт и людские голоса. Это прибыла колесная повозка с двумя красноармейцами, посланными за Соколовской и Гутерманом.
Проехав город, продолжили путь по пыльной дороге. Пока добирались до места, совсем стемнело. Дивизия на половину была расквартирована в селе и в округе. В большом крестьянском доме располагался штаб. Встретила приезжих молодая женщина с худощавым лицом, одетая в кожаную тужурку, в брюки галифе, заправленные в сапоги, ее голову покрывала невысокая каракулевая папаха. На переносице у женщины находились очки в круглой оправе. Это была Розалия Самойлова, иначе говоря – товарищ Залкинд.
– Так, так, так, а вот и гости наши пожаловали. Ты, значит, и есть Анна Фрейзон, а ты ее жених Глеб, – поздоровавшись, Залкинд подала руку каждому.
– А вы, Розалия Самойловна, очень приятно познакомиться, – поприветствовала Соколовская.
– Она и есть. Давайте будем проще в общении, я вообще противница буржуазных замашек, мы все товарищи, братья, близкие по идее и духу. Вы только что из города, ну, как там, вас не экзальтировал вид повешенных, мы немного приукрасили улицы?
– Оригинально, однако, в Москве такого не увидишь, – поспешил отметиться Гутерман.
Соколовская про себя заметила: «Особенно такого варварства».
– Это наши бойцы постарались после взятия города, враги должны знать свое место, вот мы и определили им те самые места, – засмеялась Залкинд.
– А гражданские, их тоже... – вставила реплику Соколовская.
– Наши товарищи в подполье многих врагов выявили, а когда мы освободили город от белой чумы, всех, кто помогал врангелевцам, повисли на столбах и деревьях.
– Согласен с вами товарищ Розалия, врагов жалеть – себя не беречь, – подыграл Гутерман.
[justify]– Это ты, верно, подметил, Глеб. Итак, что же мне с вами делать? Вы опоздали на целые сутки. Поясняю: вчера, двенадцатого ноября собачий выродок Черный барон Врангель отдал приказ об эвакуации. Вам надо спешить, сегодня же ночью переправим вас за линию фронта. Пока Врангель в Севастополе, возможно, увидите его, завтра уже нет. Отстанете, потом будет трудно подыскать транспорт для отплытия за границу. Да и смысла в этом не будет, как я поняла из донесения ВЧК, вам надо встретиться с человеком, который представит вас Черному барону, чтобы он посадил вас на попутное судно. Сейчас главная дорога на Севастополь до сих пор перекрыта русскими войсками, – Залкинд провела пальцем по карте, – так что поедете на подводе в окружную к берегу моря, извините, кареты нет, что имеем, то и дадим. Дорога еле заметная, неровная, но зато надежная, наши подпольщики не раз увозили и привозили в город все необходимое. Сопровождать вас будет молодой деревенский парень Степан, на всякий случай оденем его в белогвардейскую
