демонстрировать демисезонные наряды. Однажды в воскресенье РР надела капроновые чулки, хотя женская половина райцентра в конце марта еще донашивала рейтузы и трусы с начесом. Мужественный поступок. Вкупе с короткими пальто и юбкой да красными сапожками на каблуке она выглядела оглушительно. Старшеклассницы, бросив делать уроки, сбежались к площади перед универмагом, чтобы запомнить модный стиль перед грядущей поездкой в город в качестве абитуриенток.
Она будто дразнила Захолустье. И Пограничье ответило.
Пленка 12b. Бассаров. Западня Запада
После того, как Рубиновая Роза стала сказкою всего Захолустья, Давыдов начал ее избегать. Тихая и невзрачная жена поставила Давыдову ультиматум. Лучше б поставила мужу рога, болтали на крыльце универмага.
«Вы хоть знаете, бабы, что есть ультиматум? Ультиматум в переводе с иностранного значит трехэтажный мат, - заметил алкаш по кличке Синяк, ожидавший на крыльце открытия вино-водочного отдела. – Ульти - и все матом! А тут какой мат? Одни смехуечки…»
Из разгоревшейся на ступенях дискуссии выяснилось, что ультиматум, хоть и кухонный, был понятным и действенным: или эта английская курва, или дети.
А детей Давыдов любил.
Спор на крыльце принял международный характер.
«Газеты читали? Вот от энтих заокеанских проституток всякий разный СПИД гуляет! Прямиком от Запада».
«Да что с ней чикаться? Тьфу! Выслать эту иностранную шлюху с нарядом милиции, и - шиздец!»
«Правильна-а! От СПИДА, грят, человек гниет заживо! Как от радиации, тока передается при чихании!».
«А шо таке СПИТ? С кем он спит?»
«Спит с заморскими потаскушками! Секс называется…»
«Не СПИТ, а СПИД, темнота захолустная! Дэ на конце. От слова диверсия. Американцы придумали заразных блядей и пидорасов всяких к нам засылать!»
«Пишут, чума двадцатого века!»
«Кошмар! У всех же дети… Спаси и сохрани!..»
До сих пор неясно, кто первый на крыльце районного универмага изрек про СПИД, но в толпе был замечен приемщик стеклотары по кличке Шкалик, известный стукач и сексот. Приемщик не пил. Кликуха его произрастала исключительно из-за малого роста и худобы. Так и говорили: «Этот сексот опять шкалики и трехлитровые банки отказался принимать!» Если и был в Захолустье секс, то в слове «сексот». Шкалик являлся секретным сотрудником органов - по совместительству со стеклотарой. Об этом знали все, невзирая на тщательную конспирацию осведомителя гэбистов. Шкалик заходил в местное отделение КГБ исключительно с заднего входа. А про СПИД в Захолустье ведали единицы: газеты обычно шли на обертку продуктов и растопку печей. Видать, приемщика проинструктировали…
Так или иначе, но треклятое иностранное слово пошло блуждать по райцентру. И проникло в пивнушку.
Накатили сумерки, ранние в Захолустье. В пивнушке царила скука. Пиво выхлестали за воскресенье, новой бочки не подвезли, буфетчица Шура щелкала за стойкой огромными деревянными счетами. Было тихо. Шумного посетителя, не вязавшего лыку, она выпроводила, тыча веником в рожу, медно-лиловую и опухшую. В дальнем углу, присмирев, чернели завсегдатаи - ждали бочку «жигулевского» из Сосновки.
И тут, как луч света из женсовета, в пьяном царстве возникла Рубиновая Роза. Где-то что-то упало.
Харя толкнул меня в плечо: «Видал? Англичанка!.. Живая!»
Англичанка, щурясь без очков, прошла к стойке и спросила Давыдова. Шура от испуга с грохотом уронила счеты, круглое личико ее, увядающее под слоем дешевой косметики, приняло выражение типа «Мама дорогая!»
- Во дает! СПИДоноски нам тут только не хватало! – крикнули из дальнего угла.
Бешеный лай под окном разорвал дремоту пивнушки. Следом за окном раздались свист, велосипедные звонки и крики. Буфетчица выругалась по-мужицки.
Этот неистовый лай поднял посетителей пивнушки с мест.
Рубиновая Роза спешно ретировалась.
Но ее нагнали, окружили, оставив проход в сторону школьного стадиона. РР, спотыкаясь на каблуках, посеменила к воротам стадиона, надеясь укрыться в школе – та была в сотне метров.
- Держи англичанку!
- А она не заразная? Руками можно?
- Токо не бить!.. А то припаяют!
- Эй, ты, чумовая, катись в город, кому сказано!
- Пра-ально! Не фиг наших мужиков СПИДом заражать!
- А чо такое СПИД? Типа триппера?
- Сам ты триппер ходячий! СПИД в тыщу раз хужей!
Крики и голоса слились в один снежный ком – он припечатал учительницу к ограде стадиона.
Бешено лаял Гарнир.
Рубиновая Роза уронила в снег шапочку и очки. Кто-то мстительно наступил на оправу. РР подслеповато щурилась на подступающую толпу. Затем опустилась, ища очки и шапочку.
На загнанную женщину набросили сеть от футбольных ворот. Она принялась с истошным криком барахтаться, все больше путаясь в сети, – каблуки увязли в ячейках и не могли высвободиться.
Поднялся свист и хохот. Самый громкоголосый, мелкий мужичонка в драной телогрейке и цигейковой шапке, вдруг поперхнулся.
- А ну сдай взад! Взад, я сказала! – Буфетчика Шура с размаху заехала мужичонке пивным насосом в лоб. Алая кровь брызнула в снег.
Вслед за Гарниром умолк и последний загонщик.
- Люди вы али звери?! – разорялась Шура и еще пару раз приложилась насосом по мужским физиономиям. – Погодите, налью я вам еще, как же, ждите! Хуже волков, охоту тута устроили!
Мужики молча высвободили Рубиновую Розу из сетей. Она кричала и отбивалась. Ей подали скособоченную оправу и шапочку. Очки учительница отбросила.
Оказалось, она хромает. Тогда загонщики подняли ее на руки и донесли до дома.
Пленка 13b. Лори.Уважительная причина предательства
На «большой земле» лучшие люди уже давно носили джинсы и болоневые «аляски», но в Захолустье, понятно, время текло медленнее… У нас передовая шпана щеголяла в парадных телогрейках и немыслимой ширины брюках-клёш. Иначе не могло быть в краю, где солнце задыхается в тисках мраморных облаков, где брусника поспевает позже мирового графика, самцы изюбрей дерутся не так яростно, как где-нибудь в Канаде, глухари токуют глуше, а птицы летают ниже и реже, сберегая силы в холодном разреженном воздухе…
Телогрейки, небрежно запахнутые у самого корня мужчин, клеши, подпоясанные армейскими бляхами, в нашем дворе носила, подражая взрослым модникам, ватага пацанов. Уже не дети, еще не самцы. Их не пускали в кочегарку, в этот мужской клуб для избранных. Среди пацанов верховодили Петька, невысокий курносый крепыш, и большеголовый Дюбарь, этот повыше. Только им дозволялось нырнуть на минуту в кочегарку. И тогда Петька и Дюбарь бежали за папиросами или чаем.
Я сидела на кухоньке, где делала уроки на вытертой чистой клеенке, здесь было светлее, чем в моем углу. И двор, как на ладони. И увидела, как в низкую дверь кочегарки, придерживая ондатровую шапку, вошел человек, который меня допрашивал. Не допрашивал – выпытывал. Оперуполномоченный, что приходил к нам домой, спрашивал про РР. К черной дубленке он бережно прижимал папку.
Я протерла очки.
Когда опер вышел оттуда, за ним на шаг сзади следовал Коля Вор, известная в околотке темная личность, который зимой и летом ходил в кожанке и яловых сапогах. Унты ему были ни к чему: теплая кочегарка была его кабинетом, клубом, ДК, гостиницей, чем угодно. Пьяным его никто не видел, говорят, Вор больше налегал на чифир и «план». Несмотря на характерную кличку, милиция его как бы не замечала…
Проводив уполномоченного, Коля тихо свистнул, обнажив золотые фиксы. Из-под земли возникли Петька и Дюбарь. Вор дал им по папиросе, зыркнул по сторонам – я пригнулась ниже подоконника! - и завел в свой кабинет-кочегарку.
На следующий день я бежала за хлебом и молоком, придерживая указательным пальцем крышку бидончика. И увидела Рубиновую Розу в очках, не в золоченой оправе, видно, в запасной. Перебирая длинными ногами, она обходила наледи с пакетом в руке. Вдоль Бродвея дул сырой апрельский ветер, гнавший обрывки районной газеты, сорванной со стенда. На учительнице была та же шляпка на резинке. И неизменный маникюр, когда она стянула перчатку, чтоб поправить резинку и очки.
Порывом ветра налетела шпана. Впереди Петька и Дюбарь. Вожаки были будто пьяные. Они с ходу сбили с РР шляпку – она весело, подпрыгивая на дощатом настиле, покатилась вдаль… За ней погнались собаки и Гарнир. Пацаны стали обзывать РР проституткой и другими плохими словами. Эти словечки запутались в гриве каштановых волос. На РР не было лица – наконец-то я поняла это мамино выражение.
Снежки из сырого снега лепятся отменно – об этом знают дети. А еще они ударяют больнее. Удар весенним снежком намного ощутимей, чем малоснежной зимой. Один из них угодил бывшей учительнице в голову. Густая копна волос не спасла. Марго взмахнула руками, упала сломанным цветком.
Растерявшись, я побежала сперва за шляпкой, уронила крышку бидончика, а когда вернулась, то увидела, что пацаны кидают в лежащую Рубиновую Розу уже не снежки, а пузырьки с зеленкой и чем-то коричневым, дурно пахнущим, явно заготовленными впрок. Пакет лежал в стороне. Очки слетели. Юбка некрасиво задралась.
«Проститутка!», «Училка!», «Англичанка – пиздорванка!» - ненаходчиво орали мальчишки.
Я бросилась на пацанов с бидончиком наперевес – ударом ноги Дюбарь мастерски выбил его из рук, он с грохотом пересек наледь.
Как по удару гонга, образовалась толпа зевак. Так бывает в Захолустье. До того пустынная улица мгновенно заполняется невесть откуда взявшимся народом, стоит случиться драке или чему-нибудь подобному. Даже в будний день.
При появлении взрослых Дюбарь свистнул и пацаны ретировались.
Люди молча, безликой черной стеной, наблюдали, как РР медленно встает на колени, оправляет юбку, щурясь на свет, ищет очки в грязном снегу. Лицо Розы было пугающе жгуче-зеленым. Никто из взрослых не шелохнулся: к тому времени возмутительница спокойствия всем порядком надоела. Я подала очки и услышала мерзкий запах. Ошибки быть не могло. Эта вонь общественной уборной сопровождала нас с пеленок. Мальчишкам даже тужиться не пришлось. Петька был сыном ассенизатора и слил для метательных бомбочек остатки цистерны-говновозки.
РР кое-как нацепила очки, дужка загнулась и смешно, словно короткая антенна, торчала вверх. Чисто инопланетянка. Да еще лицо наполовину вымазано, сами посудите. Раздался смешок. Потом хохот. Провожаемая смехом и криками, Рубиновая Роза, побрела прочь.
Я догнала и подала ей шляпку. Водрузив ее, РР развернулась и пошла на толпу. Последние завитушки смеха, покружив снежинками в сыром воздухе, погасли.
Люди расступались перед вываленной в человеческом дерьме Рубиновой Розой. Кто-то подал ей оброненный пакет с хлебом. Он был в
