Один долгий день от рассвета до сумерек

разглагольствуешь».
                   Григорий, мало обращая внимания на слова брата, наконец воскликнул с удовлетворением:
              «А вспомнил! Подожди, не мешай!
                    Так вот, короче, так как она вела его за собой, то ему было очень легко и весело шагать вслед за ней.
            И, нужно сказать, он даже, иной раз, подпрыгивал от удовольствия, как какой-нибудь великовозрастный шалун, а может еще и насвистывал от восторга какие-нибудь легкие похабные мелодии, как настоящий солдафон».
             Петр одобрительно объявил:
                 «Раз он насвистывал себе под нос такие песенки, да еще и шел не строевым шагом, а скакал по дороге чуть ли не в припрыжку, тогда уж понятно почему мы его победили.
             Давай выпьем за это!».
               «Давай!»: с удовольствием сказал развеселившийся Григорий, забыв о том, что он не так давно давал себе клятву больше не пить алкоголь, а вернее, пытаться делать вид, что он пьет.
             Друзья выпили, и Григорий, который желал побыстрее продолжить сочинять свой словесный опус, пока он так складно сочиняется с помощью винных паров и внутреннего драйва, обратился к Петру:
              «Так я продолжу свою мысль».
             «Продолжай!»: благосклонно разрешил хозяин и добавил:
             «А то еще забудешь, что нужно сказать, а тебе еще целый учебник писать. Слушаю внимательно».
            Григорий, которому не терпелось уже приступить к сочинительству, скороговоркой продолжил:
              «И вот, так как его тащили за собой на привязи, можно сказать, как телка за кольцо в носу и ему было хорошо от этого и приятно, то какой можно сделать из этого вывод? ... Какой?»
              «Ну какой?»: передразнивая брата, переспросил Петр.
              «А такой!»: решительно объявил Григорий и в итоге продекларировал свой вывод:
                «Наполеону было легко идти вслед за своей природой, и он радовался, что его тянут, а не он тянет тяжкий груз.
            А тянул бы он тяжкий груз только в одном случае, когда он был бы не в гармонии со своей природой и шел бы против своей Судьбы».
                                             Глава 85
          Петру пришла в голову одна занимательная мысль, которой он хотел сбить с толка Григория и которой поспешил с ним поделиться:
              «А ты не допускаешь, что он мог ошибиться с выбором своей профессии? Или волей случая чем-нибудь другим занялся».
             «Допускаю, почему нет»: хладнокровно заявил Григорий и тут же добавил:
              «Ошибиться мог, но природа не ошибается.
                  Она вынуждала его к нечто подобному, как его профессия. И он ей естественно не сопротивлялся и плыл в том направлении, куда она его влекла. У него были склонности и задатки к подобному делу.
           Такого рвения он бы не проявил, находясь на другом месте, и все его способности там бы не раскрылись. Так он и увял бы где-нибудь в одиночестве и тоске! Впрочем, почти что это с ним и произошло.
           Судьба и Природа всесильны и управляют человеком, а человек может играть, к примеру, на трубе».
              «И слава Богу!»: с иронией откликнулся Петр – «Хоть какой-никакой инструмент для манипуляций в руках остался!
                  А то я было подумал, что человек вообще уже ничего не может.
                  А тут у него в руках целая труба оказалась! Он ей и так, и так может вертеть, как угодно. Может даже, на худой конец, ее к носу приставить и посвистеть, если получится. Такую заковыристую манипуляцию не каждый сможет и провернуть. Согласись. Тут талант нужно иметь, а не абы как нужно стараться. На авось не проскочит!
                А можно еще заглянуть заинтересованно одним глазком внутрь. Что там у нас внутри за штука такая хитрая запрятана, которая издает столь замысловатые мелодии?
          Или, например, с умным видом можно поковырять мизинцем в отверстии. Вдруг из этого что-нибудь выйдет или выползет интересное?
            Можно даже в разные концы подудеть по очереди и послушать, что из этого получится. А вдруг какая-нибудь мелодия несусветная зазвучит, как у Бетховена, или, на худой конец, как у Шнитке. Представляешь? Красота! 
           И не надо больше ничего; одной дудочки хватит, чтобы на жизнь зарабатывать! 
             Сиди себе, носом в дудочку свисти и бабки получай. Только и знают, что тебе бабки отслюнявливают со всех сторон!
                 Не жизнь, а малина!»: сказал в заключение Петр.
          В ответ на пространную речь брата, в которой явно сквозила поддёвка, Григорий быстро нашел, как ему показалось, правильные слова:
            «Я не сказал, что одной дудочки хватит. Упрощаешь.
                Можно и барабан в руки взять, например, и радоваться этому. Сиди себе и барабань целый день до одурения, сколько хочешь, пока икота не одолеет и барабанный звон в ушах не появится. Так, что разные варианты имеются, а не одна только дудочка.
               Правда есть еще такая мелочь, забыл сказать. Человек может играть не только на трубе или в барабан стучать, но и управлять другими людьми. Согласись, а это уже не мало.
               Не у всех получается, но если получается, то успех оглушительный бывает. У Наполеона, например, это умение на высшем уровне было представлено. Правда, с какой скоростью летишь вверх, с такой же скоростью можно лететь и вниз, а то и еще быстрее.
               Так что, иной раз, лучше на дудочке играть, чем с людьми дело иметь».
            Петр не стал по поводу последней фразы брата возражать и сказал:
                  «В конце концов, твой Наполеон и проиграл, и на острове оказался».
                 «Я к тому и веду»: объявил Григорий и продолжил:
                «И, так как Наполеон не всесилен, то в один прекрасный момент он увидел, что не всё он может контролировать и в его руках что-то стало рассыпаться и превращаться в прах, и это что-то было его армией, когда он столкнулся с другим противником, который объективно был сильнее его, а, может, еще и время или что-то другое помогало победить Бонапарта».
                «Браво!»: воскликнул хозяин, обрадованный тем, что, чересчур затянувшееся, обсуждение темы типа «Большая Природа и маленький Бонапарт» наконец-то закончилось и можно теперь выпить.
                «Вот мы и дождались финала! Давай за победу выпьем!»: предложил он.
               «Только по полной не наливай! А-то я уже…это - того!»: споткнулся на слове Григорий, не зная, как бы дать понять хозяину, что он не в состоянии больше пить с ним наравне, хотя в принципе вроде бы и не категоричный противник алкоголя.
              «Что это? Не шали! … Это ему!»: возмутился неугомонный Петр и стал уже в самоуверенном тоне вещать:
                  «Я уже по полной сейчас не наливаю. Смотри!».
          И он показал Григорию немного неполную рюмку со спиртным.
           Григорий, прищурив один глаз, скептически посмотрел на почти полную рюмку виски, вздохнул, но ничего не сказал. Язык не хотел понапрасну ворочать, подустал уже, спорить не хотел, да и не мог уже от усталости.
                                                 Глава 86
             Он почувствовал, что отяжелел и физически и морально и уже ничего не может: не пить, ни есть, ни разговаривать, а впереди предстоит еще долгая дорога домой.
          Григорий оглянулся на часы, висевшие на стене, было без пяти минут пять.
           Про себя он окончательно решил, что нужно собираться домой, затянувшееся гостевание закончилось.
               «Только бы как-нибудь досидеть до шести утра, маршрутки уже начнут ходить, а там нужно будет будить Лешу и срочно сматываться»: подумал Григорий.
              «А помнишь, как мы садоводством в детском лагере занимались?».
          Вопрос, заданный хозяином, прервал неторопливые размышления Григория.
           Григорий, перебирая в уме все, отдаленные по времени, занятия, которыми они когда-то занимались, не находил ничего похожего на занятия садоводством. Поэтому он с неуверенностью произнес:
           «Садоводством? Нет. Что-то не припомню».
           «А как с грядок воровали разные ягоды, помнишь?».
           «Ну это было»: охотно согласился Григорий – «Так это не садоводством, а наоборот – грабительством можно назвать».
        Петр не преминул заметить:
            «Ну всё равно же к сельскому хозяйству имеет отношение. Кто-то же должен садить, а другой это же съедать должен. Как одно без другого?
       Вот мы этим и занимались, помогали чем могли сельскому хозяйству».
            «Да! Чем только не занимались!»: подняв глаза к потолку, объявил Григорий – «У меня один раз от этого ухо огнем горело и красное, как помидор,