Один долгий день от рассвета до сумерек

реальность».
               «Я и слов-то таких не знаю, «нарративы» и прочее. Знаю конечно. Но ты как-нибудь попроще выражайся»: потребовал Петр.
                «Ну, грубо говоря, люди сами поверили в свои идеи какие-нибудь и эти идеи уже правят людьми, а не люди идеями»: пояснил Григорий.
               «Ну, то что идеи могут править миром я слышал, это еще в школе нам долдонили беспрестанно. Это вполне может быть»: согласился Петр и продолжил:
               «Но то, что люди сами как-то воскресили Бога, то это, мне кажется, ерунда полная.
                    Значит, люди могли сами создать Бога, так по-твоему получается?».
              «Я не могу всё знать»: сморщив лицо от досады, сказал Григорий и в сердцах добавил:
                «Почем я знаю? Может так, а может не так … Но, по крайней мере, у всех без исключения древних людей были свои Боги. Даже на разных континентах, когда люди между собой вообще не были связаны. Все верили. Это о чем-то говорит!».
              «Это говорит только о том, что все народы проходят приблизительно один и тот же путь развития, похожий у всех»: рассудительно заявил Петр –
             «Не понимают явлений природы, боятся, вот и призывают Высшие силы, которые бы их защитили».
              «А может они просто чувствовали, что Бог есть и видели то, что мы не видим сейчас?»: продолжал отстаивать свое мнение Григорий.
          В ответ на слова брата Петр воскликнул:
              «Ага! Как пел Высоцкий: «Кто-то верит в Аллаха, кто в Иисуса!». А кто-то сразу в тысячи Богов верит одновременно, а кто-то вообще верит, что у камня душа есть. Ну о чем ты говоришь! Все верят вразброд, кто во что горазд!».
             «Но, всё-таки, верят, как ты не крути!»: не сдавался Григорий.
             «Как говорится, один верит, что Бог есть, а другой верит, что Бога нет»: завершил дискуссию Петр, решивший, что его аргументы более чем убедительны и не подлежат дальнейшему обсуждению.
          Григорий понял, что не сможет убедить брата, но решил еще раз подтвердить свое мнение:
                «Всё-таки, я думаю, что нечто Высшее, всё-таки, существует».
          Петр с легкостью сказал:
                «Ну и верь себе на здоровье. Кто тебе мешает? А я вот не верю.
                      Думаю, умрем мы и всё, ничего больше не будет, ни нас, ни того света! Не верю и всё!».
                 А Григорий снова повторил то, что было близко для него:
                  «А я больше склоняюсь к тому, что Бог есть…»
                                               Глава 74
              У Петра, который уже решил, что он доказал свою правоту, слова брата неожиданно вызвали неприятные чувства и он подумал, как обычный человек, твердо придерживающийся реалистичных позиций:
                 «Ну никак не желает прислушаться к голосу разума! Рассуждает как отсталые бабки в церкви!».
              Григорий, который по выражению лица брата, понял, что его ответ произвел впечатление слишком простого и обыденного, поспешил добавить что-то более сложное и современно звучащее для слуха Петра:
                 «Только Он не такой, как его представляют себе люди. Может быть, Он показывается людям только в том обличье, которое они могут понять».
              У Петра, в глубине души отдававшего должное неоднозначным идеям Григория, раскрывавшимися для него порой с другой неожиданной стороны, спонтанно сработали закрепившиеся жизненные установки, и он в данный момент времени решительно отринул от себя все витиеватые и многосложные идеи, декларируемые братом.  
              Он с горячностью воскликнул:
                   «А видели ли люди Бога и знают ли они его? Некоторые даже говорят, что любят Бога. Кто такой Бог никто толком не знает, да еще и говорят, что любят его. Как ты можешь любить кого-то, если ты толком его не знаешь? Вот такого лицемерия, или как это назвать не знаю, я никак не могу понять».
             Григорий достаточно смирно стал говорить:
                 «Пусть не знают кто такой Бог. Да, согласен, кто такой Бог никто не знает толком. Но по поступкам о Нем можно же судить. Если у человека всё хорошо, то он благодарит».
                 «А если плохо?»: с сарказмом произнес Петр -
                 «Тогда он должен, по факту, не любить Бога? Выходит так? А Бога всё равно нахваливают и прославляют! Что хорошо, что плохо, всё едино! Что разве не так?».
                «У верующих так»: согласился Григорий -  
                «Вера в любом случае им жить помогает. А как у обычных людей, не знаю. У всех по-разному. Я такой же, как и все. Люди живут себе и живут как живется».
               «Вот именно!»: с нажимом и многозначительно, выразительно глядя в глаза Григория, заявил Петр.
               «Но когда тяжело, все почему-то про Бога вспоминают!»: привел свой аргумент Григорий.
            «Вспоминают»: не стал спорить Петр и сразу же пояснил:
            «Потому что – последняя надежда. Вот и вспоминают. Просто надежда умирает последней! Здесь чистая людская психология, ничего больше! Всем хочется жить, вот и хватаются за последнюю соломинку.
               Все говорят про Бога, но я лично что-то про тех, кто по-настоящему знает, что такое Бог, не слыхал.
                      Многие про него твердят, но никто его не видел».
               «Иисуса Христа же видели и писали о Нем»: возразил Петру брат.
          Петр стал с напористостью объяснять с таким видом, как будто старший объясняет младшему:
               «Видели или придумали, всё это покрыто мраком. Меня лично там не было. Сколько лет уже прошло, всё уже на сто рядов перевернулось с тех пор! А мы до сих пор верим!».
                Хозяин квартиры помолчал немного, а потом с хитрым и победоносным видом спросил:
              «Значит, ты говоришь, что Бог есть…», всем своим обликом как бы говоря:
               «Вот я тебе дураку объясняю, объясняю, а до тебя всё не доходит. Уже столько всякого разного тут нарассказал тебе, а ты всё чего-то ерепенишься и ерепенишься.
               Ну и остались ли у тебя теперь хотя бы какие-нибудь, маломальские аргументы в твою пользу?».
           Григорий, чтобы быть правильно понятым, стал доводить свою позицию до логического завершения:
              «Я не говорю, что есть. Я предполагаю, что есть»
и потом, решив про себя, что каждый, не смотря ни на какие приведенные доказательства, в итоге останется при своем мнении, под давлением Петра изложил несколько иную, трансформированную, версию:
              «Я только ищу истину, связанную с Богом, а это важнее, чем верить или не верить в Бога».
             Петр с иронией произнес:
                «А я по наивности полагал, что для верующих верить в Бога - это самое главное, а всё остальное – туфта, мелочи, не стоящие внимания».
              «Я так не думаю»: возразил Григорий и продолжил:
              «Найти истину важнее, но я ничего никому не навязываю, это сугубо мое частное мнение. Для меня искать истину также важно, как для других важно - верить в Бога».
            И, хотя он этого не хотел, но непроизвольно не выдержал серьезный тон, опустился до ёрничания и шутливо, как какой-то скоморох, произнес:
               «Выражаясь словами товарища Ленина, это архиважная задача».
            Петр, заприметив, что Григорий продекларировал свое заявление с определенной долей неловкости и смущения, на правах главного, покровительственно и чуть пренебрежительно заявил:
                «Опять ты выражаешься не пойми как. Ничего не ясно из твоей, извини, белиберды».
              «Я сам порой ничего не понимаю. А ты требуешь, чтобы я тебе что-то объяснил»: стал оправдываться Григорий.
               «А почему ты утверждаешь тогда такую белиберду?»: стал допытываться до брата, с упорством достойным лучшего применения, Петр.
              «Хрен его знает! Интуиция!..»: высказался неопределенно Григорий, но так как не захотел опять остаться крайним из-за своих неоднозначных и нетривиальных высказываний, то попробовал тут же объяснить свои слова:
                  «Всё равно, есть Бог или нет, никто не знает.
                      А когда будешь искать истину про Бога, может из этого что-нибудь, в конце концов, толковое и получится. Кто знает…».
                                            Глава 75
                  Григорий замолчал, и Петр в этот раз тоже не стал торопиться высказывать свое мнение или какое-нибудь очередное замечание.
            Они сидели в тишине, высказав, каждый из них, уже, казалось бы, всё, что только возможно.
           Григорий подустал уже от нескончаемых дебатов и, наслаждаясь минутой тишины, просто сидел расслабившись, избавившись от всяческих мыслей и образов, которые непроизвольно напрягали и немного угнетали его чувствительную натуру в его спорах с Петром.
         Петр, воспользовавшись возникшей паузой в разговоре, активно накинулся на еду и бодро с аппетитом ее поглощал.
                 Григорий вдруг встрепенулся, прислушался.
    Он с озабоченным выражением лица глянул на брата и спросил:
          «Слушай, а что это давно наших гавриков не слышно? Что они там уснули что ли?».
           Через мгновение поинтересовался у Петра:
           «Сейчас уже который час?».
        Хозяин, взглянув на часы, висевшие на стене, ответил:
           «Без двадцати час».
           «Ничего себе! Нужно срочно такси вызывать!»: воскликнул обеспокоенный гость и продолжил:
            «Света нас там уже, наверное, потеряла! Я же ей обещал пораньше приехать!
             Пойдем глянем на пацанов, чем они там занимаются».
                      «Пошли»: поддержал брата Петр.  
               Они с шумом отодвинули стулья, поднялись из-за стола и направились к детям. Зайдя в детскую, они увидели такую картину:
            Дима, сидя на диване, спал, откинувшись на спинку дивана и завалившись немного на бок. А Леша уснул лежа прямо на полу около разбросанных вокруг него игрушек, причем перед самым носом у него расположился занимательный детский джип, в котором можно было открывать все дверцы и рассматривать его внутренности со всеми подробностями.
          Чуть поодаль вокруг машинки, как часовые на посту, стояли разукрашенные солдатики.
              Григорий подумал, что, когда Леша в лежачем положении засыпал, положа щеку на пол, то, по всей видимости, продолжал катать взад-вперед перед собой машинку, любоваться на нее и бухтеть потихоньку что-то себе под нос.
                 «Вот они, супчики, оказывается, что делают. Спят!»: констатировал с удовлетворением Григорий.
                 «Дима, Дима!»: стал трясти сына Петр. Дима спросонья заморгал недоуменно глазами, сел на диване, а потом, не понимая, что от него хотят, попытался еще встать. Петр, увидев, что сын проснулся, приказал ему:
                  «Давай здесь ложись».
              И так как Дима еще толком не проснулся и сидел, не реагируя на происходящее, то отец снова повелительно ему приказал:
                «Ложись, я говорю! Сейчас я