Один долгий день от рассвета до сумерек

Roman", serif]               «Может быть, может быть»: с достаточной долей неопределенности заявил Григорий, и, помолчав немного, продолжил свою речь:
               «Но дело не только в моей психике или в моей лени, а в том, что есть нечто непреодолимое в жизни. Хотя это непреодолимое может легко преодолеваться другими людьми и этих препятствий они даже не заметят.
             Но у них возможно есть свои какие-то внутренние непреодолимые барьеры.
              Короче я хочу сказать, что есть нечто большее, что не дает мне идти вперед и я упираюсь в стену, и нахожусь в тупике».
              «Ну я тогда не знаю, что тебе сказать»: недоумевающе молвил Петр и, уже не зная, что сказать, сказал первое, что ему пришло в голову:
             «Может быть это какие-нибудь моральные препятствия с твоей стороны или еще что-то?».
              «Я не могу сказать, что я какой-то моральный или нравственный человек. Это тут ни причём»: промолвил Григорий.
              «Тогда в чем дело, что у тебя так жизнь складывается? Чего тебе не хватает?»: спросил Петр.
                                                 Глава 80
              «Есть какие-то ограничения внутри меня, но не мной наложенные»: кратко ответил на вопрос брата Григорий.
              «А кем тогда эти ограничения наложены?»: стал допытываться Петр.
              «Не знаю, такой я родился»: ответил Григорий и добавил:
               «Такая комбинация генов, наверное, во мне и вот жизнь у меня такая, какая и должна быть».
           Петр, всё также находясь в легком недоумении, сказал в пространство, как бы говоря вслух не только с братом, но с самим собой:
               «Воспитывали же тебя нормально. Я помню, мать твоя, да и отец носились с тобой и образование тебе дали хорошее.
              Так что ты не можешь обижаться».
                Григорий стал объяснять:
              «Воспитывать-то меня воспитывали и образование я получил. Но, всё равно, мое внутреннее над моей жизнью доминировало, я остался самим собой с такой натурой, с которой родился, и шел по своему пути.
                  Нутро мое вылезло и воспитание забылось и образование мне не помогло, так как, тому чему учился в институте мне не нравилось и оказалось не по душе… Не нравится и всё, хоть ты тресни».
               «Переучиться нужно было тогда»: с назиданием сказал Петр и продолжил:
                 «Вот некоторые по несколько раз меняют работу, сутками пашут, стены пробивают, находят своё и всё у них получается: и семья нормальная, и деньги хорошие».
            Григорий в ответ на слова Петра в сдержанном тоне, спокойно промолвил:
                «Природа внутренняя у меня не такая как у них, нет таких качеств, как у них, это не плохо и не хорошо, просто я другой человек».
           Петр, пытаясь нащупать суть проблем Григория, рассуждал в слух:
                 «Способности же у тебя были, я помню. Ты рисовал хорошо, лучше всех в классе, да и другие школьные предметы тебе давались неплохо».  
             «Не в способностях дело ...»: сказал Григорий
             «Но люди же как-то добиваются своего и живут нормально. А ты что хуже них?»: вымолвил Петр.
             «Может быть и хуже»: ответил Григорий и тут же добавил:
             «Я не такой, как они и всё. И не могу таким стать, сколько бы не старался.
               Хоть ты разбейся - не такой; сомнения сразу же, нерешительность, переживания приходят откуда-то. Не могу быть такими, как они и всё, тысячу раз пробовал и не получается. Мой характер и натура говорят сами за себя и другим я, к сожалению, или к счастью, не стану».
             У Петра промелькнула мысль о том, что Григорий находит для себя слишком много разных оправданий и поэтому из уст Петра невольно вылетела фраза, которую он не собирался произносить вслух:
               «А ты говоришь, что это не лень твоя».
           Григория «задели за живое» слова брата, но он постарался не придавать им большого значения и только сказал:
                «А я совсем не обижаюсь, что у меня так складывается всё, раньше обижался немного, сейчас нет.
            Всё закономерно и объективно в моей жизни, я это давно понял, и обижаться нечего мне.
            У каждого в судьбе всё закономерно и объективно, если, конечно, не считать случайностей, которые могут всё перевернуть с ног на голову.
             Просто я хочу сказать, что у человека есть внутренние преграды, которые невозможно преодолеть, исходя из своей природы и из-за ограничений, наложенных Природой или Богом, это уже кому как нравится».
                                           Глава 81
              Григорий, глядя на недоумевающее лицо брата, решил высказаться более откровенно и на понятном языке:
                 «Главная моя проблема, что я всю жизнь сражаюсь с самим собой. 
                          Борюсь за выживание не с обстоятельствами, не с жизненными трудностями, не с другими людьми - со всем тем, с чем борются другие люди; все это я оставляю за бортом своей жизни; а борюсь постоянно со своей дурной натурой.
                  Это обстоятельство на первый взгляд может показаться тебе глупым, но на данный момент у меня нет противников на этом свете, кроме самого себя».
              Петр, качнув головой, произнес:
                «Когда тебе придется столкнуться с настоящим врагом или с настоящей бедой, то ты забудешь про эти игры».
           Григорий по глазам Петра понял, что тот его не понимает, и сказал:            
                «Тут я согласен, но, к сожалению, это не игры.
                       Хотелось бы мне, чтобы это были какие-то глупые игры и я их забыл, как страшный сон. Но, при всем моем глубоком желании, не получается. И сейчас для меня, как это не высокопарно звучит, мой враг и мой друг - это я сам».
               После произнесенных слов, вырвавшихся из глубины души, Григорий с досадой подумал о том, что он высказал лишнее; то, что не следовало бы говорить и нужно бы немного дезавуировать смысл своих речей.
              И в этот момент Григорию пришла в голову одна занимательная мысль, ему стало смешно, он засмеялся и сказал, ерничая и издеваясь над всем окружающим миром и, в первую очередь, над самим собой:
               «Так и хочется сказать: «Я отступаю от своего противника, моей второй половинки, он с радостным визгом бросается в наступление, я ловко уворачиваюсь от него, после чего делаю обманный ход конем и наношу ему удар острием шпаги в какое-нибудь чувствительное место.
            Он взмахивает руками и с воплями и причитаниями, жалобно скуля и повизгивая, удирает от меня. Я с самодовольной улыбкой обмахиваюсь веером и продумываю планы дальнейшего изничтожения противника».
            Петр с иронией произнес:
            «Куда это ты ему попал, что он с воплями удирает от тебя?».
        Григорий быстренько объявил:
              «Не туда, куда ты подумал».
             «А куда тогда, раз не туда?»: резонно спросил Петр.
             «Ну, например, куда-нибудь в область головы. Голова у него самое слабое место, можно сказать, слабейшее. Я нанес ему рану, она кровоточит и тогда я удовлетворен»: сказал Григорий.
               «Удовлетворен? Сам себе нанес рану и удовлетворен? Это садомазохизм какой-то»: громко и выразительно выговаривая слова, отозвался Петр.
             Григорий улыбаясь сказал:
                 «Ты ситуацию неправильно понимаешь».
            Петр, используя слова и выражения собеседника, стал высказываться:   
                 «Ты же четко сказал, сам себе нанес рану и удовлетворен. Что тут не понять?».
                 «А удовлетворен я оттого, что может мой враг отстанет, наконец, от меня и я стану жить, как простой нормальный гражданин»: ответил Григорий.
                  «Ну, раз так, то тогда ладно»: согласился с братом Петр и добавил:
                  «Смотри только раны себе смертельные не нанеси. А-то переборщишь ненароком».
                  «Постараюсь. Говорю же, уже есть большой опыт борьбы с самим собой. Это так, уже обыденность, к сожалению»: отозвался Григорий.
                «Так ты сам в себе закапаешься, пока будешь с собой бороться, а то, что кругом происходит- знать не будешь, будешь только сам в себе ковыряться»: объявил Петр.
               «Ничего не поделаешь, наверное, планида моя такая!»: саркастически изрек Григорий.
               «Какая такая Планида еще! ... Сам себе что-то придумал»: в очередной раз попытался переубедить друга Петр.
             Но Григорий не согласился, заявив брату: «Если бы только придумал и всё. Было бы хорошо».