Двое из Марамуреша. Часть 5.

Красивый свое детство, своего родного брата, на которого всегда можно было положиться и который всегда бы защитил от бед, чего бы это ни стоило. Вспомнил отца - рано поседевшего, хмурого и напряжённого, вглядывающегося в документы и договоры, понимая что другого выхода у него нет... Вспомнил опасную темницу, вспомнил как их обоих передали на воспитание Мураду II... Вспомнил, ЧТО творилось там с его братом, упрямым диким волчонком, предпочитающим умереть, нежели прогнуться под исламский закон вплоть до пыток. Вспомнил Мехмеда - ещё юного, но уже надменного, жестокого, прекрасно осознающего свои деяния и себя - хрупкого, застенчивого, неопытного и робкого, готового прогнуться под жестоким давлением и верящего сладким речам... Вспомнил как душа под гнётом власти и страха металась, словно перепуганная птица в клетке, и как он видел старшего брата - единственного родного человека в последний раз, делая выбор, рущащий всю дальнейшую жизнь. И такая невыразимая тоска, горькая боль взяла за душу прекрасного юношу, что проснулся он в слезах, и пока незнакомец стоял, будучи невидимкой, у его кровати, тайно оделся, вывел коня и поскакал во весь опор к лагерю брата, стучась в ворота, обезумев словно юродивый. Как доставили его, пленного пред очами светлыми брата, и взмолился младший непутевый брат, протягивая письмо:
- Все почести вместе с проклятым златом не стоят нашей семьи. Вот султанские планы, козни да страхи, я их выкрал тайком, чтоб держать при себе как зеницу ока, как родное дитя. И вручаю тебе их, ибо вижу, что сила - в семье и свободе, ибо нету на свете ничего, что дороже.
- Так останься со мною, вместе бой достославный дадим мы Мехмеду Фатиху. Околеет Завоеватель под копытами наших коней - так сказал, простирась перед ним, дерзновенный Влад Цепеш, последний валашский дракон.
- Не могу я, мой брат. Не могу поглядеть ему в мертвые очи, как убью его этими вот руками. По злодейскому року жизнь моя рваной лентою переплелась, что забыл  - дракон я валашский или же османский? Нет, то боль лишь моя, не иначе. Не серчай же ты брат, первый в жизни раз я свободен и волен лишь своею душою распоряжаться - потому ухожу, к вольным людям в леса я подамся, ветер мне в волосах пропоет лишь тоскливую песнь бродяги. Приезжай же с победою в славный град Тырговиште, про меня не забудь - хоть и младшего, но сына Дракона. Навещу я тебя, коль не в жизни, так в смерти - даст бог, свидимся, и все будет страшно прекрасно.
Передав письма те, ускакал на коне непокорный брат Раду. И скажу по секрету, слова все свои он сдержал, воссоединились драконы и правили долго и вместе, справедливо и мудро, пока младший из них не женился на сербской красотке Марии Деспине, проживя с ней в любви и согласии долгую, славную жизнь. Так ответил вам я, ваш рассказчик, таинственный тот незнакомец, и мне верить должны вы - ведь никто я иной, как Сильвестр, чей род Маринеску зовётся.

В тот самый момент; когда наследник рода Маринеску, тот самый таинственный незнакомец, что помирил двух сыновей Дракона и тем самым повернув историю вспять, заползал в палатку, его боевая подруга и верная соратница проснулась. И когда она увидела при свете уличного огня своего милого, она еле сдержалась, чтоб не закричать
Перед ней сидело невероятных габаритов огромное, обрюзгшее существо с морщинами девяностолетнего старца. Голова его была словно у летучей мыши, вместо волос была пушистая рыжая шерсть а уши - в точности как у ушана обыкновенного. Лицо же его напоминало образ Макса Шрека из старого чёрно-белого фильма "Носферату", который я смотрела. Глаза-бусинки, подернутые бельмами из-за долгого нахождения в темноте; нос-лепесток как у еще одной летучей мыши, большого подковоноса; и несмотря на то, что губы были вполне себе человеческими, вместо передних зубов изо рта выглядывали кривые и длинные желтоватые клыки. Завершали сходство с летучей мышью перепончатые крылья, протянувшиеся от трех четвертей руки между локтем и кистью вплоть до середины бока с обеих сторон. И довершали эту симфонию ужаса ладони и ступни с когтистыми пальцами дикого зверя.
От глубокого, печального вздоха существо содрогнулось всем телом, и печально ответило.
- Тише, только не кричи. Это я, Сильвиу. Видишь, в чем состоит моя тайна? Когда я стал вампиром в борьбе за независимость 18 века, так что мои мистические корни раскрылись еще сильнее - я был обречен становиться таким с полнолуния и до рассвета. Так выглядим мы, первородные, без капли красоты и сочувствия к бессмертной душе - и бьюсь об заклад, это не расколдовывается. Мы же не в сказках, где девушка влюбляется в заколдованного принца... Ведь и я не принц и проклятие не...
Но не успел он договорить, как я крепко обняла моего рыжика, насколько позволяли руки, и уткнулась лицом в его тело, большое и тёплое.
- Я буду любить тебя АБСОЛЮТНО любым, и готова сама отдать свою смазливость, если это поможет нам вернуться домой и быть вместе всегда-всегда. Ты моё чудо. - прошептала я и обняла Сильвиу ещё крепче.
- Величайший день в моей жизни, звёздочка моя. - прошептал он, и мы уснули в объятиях друг друга, абсолютно разомлевшие. 
Ранним-ранним утром, когда солнце только осветило землю, мы проснулись от одного и того же сна. И проснувшись, мы испытывали удивительное, странное предчувствие, что сегодня, шестнадцатого июня тысяча четыреста шестьдесят второго года произойдёт что-то удивительное и небывалое, после чего наши жизни никогда не будут прежними. Сон этот был по-настоящему удивительным, диким, почти что кошмаром - но заканчивался легко и счастливо. 
Будто все вокруг полыхает в огне, местность завалена горами окровавленных тел, а мы стоим на выжженой земле, в ужасе зажмурившись... Всё начинает проваливаться вниз, в зияющую бездну - и мы тоже падаем с диким криком - но вдруг у нас обоих за спинами раскрываются крылья летучих мышей и мы улетаем куда-то высоко и далеко, в сияющий солнечный свет.
Очнувшись, умывшись и выпив по глиняной кружке воды, мы стали размышлять, что бы это значило.
- Наверное, это значит, что мы погибнем в бою - огонь, разрушение, вознесение, всё такое... - печально рассуждала я. - Зато вместе и умирать не страшно. 
- Эй-эй, отставить пессимизм - так ты мне вчера говорила! - Сильвиу тревожно заглянул мне в лицо. - Это значит; что мы выживем и вернемся домой могущественными героями - совсем как Влад!
- Ты так думаешь? - в моих глазах заблестела надежда.
- Именно, и это говорю тебе я - Сильвиу Маринеску! - он встал в горделивую позу рыцаря и я не удержавшись, наконец за долгое время после потери сослуживцев рассмеялась.
Тут наконец проснулись Нягоэ и Дануц. За последнее время их сильно нагружали лагерными поручениями, так что они не разгадали наших секретов. Но сами они неудовимо изменились, став печальнее и суровее - и казалось, ничто уже не сможет вернуть им радость.
- Быстрее встаём! Господарь приказал собирать вещи и двигаться в город - будем готовить его к осаде!
Осознав сколько всего нам предстоит, мы устроили жуткую суматоху, впопыхах оделись и сожрав на бегу ломти хлеба с мясом, помчались нагружать на обозные телеги вещи и запрягать скот. Вскоре войско было готово и Дракула отдал приказ трогаться с места.
Что ж, переход через горы до родного Брашова занял почти всю половину недели. Врать не буду, это было крайне нелегко, но сидеть в седле и покрикивать на лошадь было несравнимо легко, по сравнению с невероятно утомительной воинской подготовкой и нарядами от командира. А чтоб было веселее ехать, мы обменивались солёными шуточками (несмотря на то что я не люблю примитивный юмор, впервые за долгое время мне хотелось ржать от забористых средневековых анекдотов) и разнообразными беседами. Благодаря им я узнала все о своих новых сослуживцах: кто с нетерпением мечтает вернуться домой к невесте и каждую ночь молит бога остаться живым до конца войны; у кого дома сварливая жена и злобная тёща, так что для него на миру и смерть красна; кто жалеет что детей, так и не родилось; а у кого жена зараз троих родила; у кого в хозяйстве дела так и спорятся, сад с огородом разбиты самые славные, даже старики зимой едят досыта; а у кого османы выжгли всю деревню и погнали пленных в рабство... То вспоминали близких, то поминали павших. В этом круговороте жизни и смерти я узнала столько, что с двадцатью годами моей прожитой жизни даже и не сравнится. А когда на душе совсем худо становилось, то затягивали песни. Чаще всего пели "Drum, bun, bun", наш солдатский марш - но бывало, и с охотой затягивали "Leilița Săftita", и "Grǎiește badea cu murgul", и 
"Sȃrba de la Aroneanu". А уж когда мы узнали, что половина соседнего отряда - превосходные лаутары, да к тому же наши земляки из Марамуреша - то нашей радости не было предела, и за один вечер мы организовали славный ансамбль, ничем не уступающий поющей эскадрилье из кинофильма "В бой идут одни "старики". "Смуглянку", мы, ясное дело, не пели, но зато я научила бойцов самым любимым песням "Zdob și Zdub", Ирины Рымеш и Николае Гуцэ, на ходу переделывая озорные попсовые мелодии на причудливый фольклорный напев. А когда у догорающего костра оставались лишь я и Сильвиу, то мы вдвоём напевали любимые рыцарские песни от самых разных групп. До самого конца не забуду я дивную картину: мы устало плетемся по пыльной горной дороге на наших уставших коне с ослицей, да и сами еле бодримся. Я украдкой любуюсь на своего малинового рыжика: ох и хорош, чертяка! Глаза горят неугасимым огнём, на пухлых щеках вновь появился румянец от выпитой крови врага (его не портила даже травяная мазь на всем лице, защищающая от солнца - врага всех детей ночи), улыбка прекрасна как рассвет над морем, а сквозь рыжие кудри отсвечивает закатное солнце, превращая их в настоящий огонь, и мой милый тихонько мурлычет под нос нашу любимую рыцарскую песню:

- Телега сломалась, вербовщики пьяны,
Под моросью утренней мокнет кобыла,
Жанетта рыдает: помаду забыла
На том постоялом дворе окаянном.
Что плакать, Жанетта? Тебе офицеры
Подарят еще не одну.
Рассветные сумерки мутны и серы.
Итак, мы идем на войну.

Впрочем, не будем излишне романтизировать: практически на каждом привале нам приходилось отбивать деревню у турок. И это было так, что скажу честно - лучше б вам этого не видеть...
Расскажу хоть про то, как мы отбивали деревеньку Сахатени.
Когда мы подошли вплотную, отряд спахиев налетел на нас как смерч. Вмиг закипела кровавая бойня, к которой каждый из нас был готов каждый день - но лишь на поле боя я поняла, насколько быстра и неумолима смерть.
Димитру отчаянно прорвался в самую середину отряда, снося головы каждому спахию, что пытался подступиться к его коню. А вот вчерашние мальчишки, которых он обучал, уже применяют знания на практике. Григор Корбан изматывает врагов быстрыми, резкими увертками, точечно нанося смертоносные удары - раз и готово. Дануц Фотеску метит из арбалета в стане лучников как настоящий снайпер, целясь прямо в горло - и сколько народу предстанет перед Аллахом благодаря его длинным чёрным стрелам. Внезапно на коренастой лохматой лошадке (заменившей погибшую ослицу), на турок летит могучая рыжая бестия, проламывая им черепа огромной булавой, крича на полном скаку