Двое из Марамуреша. Часть 5.

звериный боевой клич - это сам Сильвиу Маринеску заставляет пускаться в бегство суеверных фанатиков. Ну а я... Когда я ринулась вперёд со всеми, меня буквально затрясло от страха, но потом мои руки каким-то непонятным образом, не слушая испуганный разум, схватились за меч и отразили удар нападающего. Каким-то непонятным, звериным сознанием, что даётся каждому от роду я почувствовала что здесь надо не думать, а полностью отдаться на волю инстинкта самосохранения, своей силы и хищных повадок - и свалив противника жёстким ударом в горло, я почувствовала себя словно рыба в воде! Я то прорывалась вперёд, отрубая чужие руки; то уворачивалась от удара, пригибаясь плотно к седлу и в следующее мгновение прицельно ударяя в спину; то протыкая насквозь врага острым мечом, вытаскивала окровавленное лезвие, и подняв его вверх, орала страшным, захлёбывающимся криком - так, наверное, и демоны кричать не могли.
Когда эта кровавая баня закончилась и остатки турецкого отряда ринулись прочь от наших мечей и стрел, мы начали снова приходить в сознание, отгоняя от себя пролетевший смертоносный ужас. Отерев кровь с наших лиц и пересчитав выживших, мы повели коней к ближайшему колодцу - и верных друзей напоить, и самим напиться. Вон, вдалеке показался один колодец прикрытый досками. Мысль о холодной колодезной водице заставила облизнуть языки, чувствуя во рту солоноватый железный вкус крови, как вдруг...
- Не пейте! - словно из-под земли у колодца вырос старик - высокий, очень худой, изможденный, со смуглым морщинистым лицом и одеждой, где лоскут был на лоскутке. А заглянув в его глаза, мы увидели огромное количество боли и страха, что ему довелось пережить, но вместе с тем и огромную мудрость с горделивым достоинством. Каждый бы невольно зауважал человека с таким взглядом и мы с Сильвиу невольно подумали: "Да, вот на таких людях держится мир!".
- Почему, старче? - Димитру круто поворотил коня, но старик, вытянув вперёд морщинистую ладонь, остановил его.
- Вот. - он зачерпнул воды в деревянный ковшик и вылил в траву, где копошились насекомые и мыши-полевки. Через пять минут вся мелочь валялась кверху лапками.
- Вода отравленная, для врагов. - слова обожгли нас пуще огня. - Вы лучше проезжайте ко мне, я под баней закопал большую крынку с водой. Всем должно хватить, если по паре глоточков пить, а потом мы с женой и поесть вам дадим. - и старик повёл нас к своей хате, а мы отправились следом, ведя под уздцы коней.
Жена нашего попутчика - такая же измученная, но вместе с тем несгибаемая - встречала нас у хижины:
- Проходите, добрые люди. Угощайтесь, чем бог послал.
Все привычно подошли, здороваясь с хозяйкой, и только я шокированно стояла, дернув Сильвиу за рукав. Ибо я впервые видела настоящее жилище румынских крестьян - бордей - и не знала, как мне реагировать. Только не считайте меня дурочкой, я знала как жили крестьяне во многих землях, всё-таки по истории у меня были хорошие отметки... Но одно дело - знать, а другое - видеть своими глазами.
Перед нами предстала наполовину вкопанная в землю хижина из прутьев и глины, да еще и с соломенной крышей. Воздух и свет, как видно, проникали внутрь только из входа.
"Они жили в ветхой землянке ровно тридцать лет и три года." - вспомнила я строчки сказки Пушкина, осторожно зайдя внутрь за хозяевами. Места бы, очевидно, не хватило, да и остальные стеснялись заходить внутрь, да и было отчего стесняться. Внутри находились огромная печь, задернутая старой простыней на верёвке да тёплый очаг, на котором в котле что-то кипело. Рядом с печью лежали две истрепавшиеся циновки, в правом углу комнаты примостились полупустые мешки с припасами, в левом жалобно кричали наголо стриженный барашек да хромоногая курица, тощие и грязные. 
В дом с разбега влетел голопопый малыш трех годиков от роду, в застиранной рубашонке, которая не закрывала даже причинное место. Из тёмной ниши рядом со стеной, которую мы вначале не заметили, он достал старое, ржавое, адски вонючее ведро и уселся на него с довольным видом.
- Ты бы хоть перед господами прикрылся, бесстыдник! Ещё раз так увижу - уши надеру! - дребезжащим голосом пообещала старуха и спрятала внука за ещё одной ветхой занавесью. Дождавшись, пока ребёнок сделает свои дела, она взяла ведро, и ворча, пошла выносить его на улицу. Пока она уходила, а старик вдоволь давал напиться солдатам, в избу вбежали мальчик и девочка примерно лет тринадцати. Заговорщицки подмигнув мне и приложив палец к губам, они залезли на печь, и задернув занавеску, начали отчаянно целоваться, кривляясь и хихикая, но совсем тихо. Разведав обстановку в деревне, в хижину зашёл никто иной, как сам господарь. Взгляд молодых испуганно мелькнул из-за занавески, они рухнули на пол, оборвав тряпку, и на этот шум тут же прибежал дед, пылая праведным гневом:
- Ах вы шакалята, разбойники, адово отродье, семя греха! Перед господарем-батюшкой хоть бы постеснялись святые заповеди нарушать, а ещё брат с сестрой называются! Ну я вам покажу, семь шкур с вас сниму, чертенята, можете вообще не возвращаться - а ну кыш из хаты! - он гневно топнул ногой и подростки вылетели на улицу, как весенний ветер.
Я осталась стоять с квадратными глазами, тихо прошептав: "Ланнистеры малолетние". Сильвиу от неожиданности громко закашлялся, ну а Влад строго нахмурил соболиные брови.
- Твоё величество, не вели казнить - прикажи миловать! - бухнулись ему в ноги старики. - Это ведь не нашенские дети, а сироты соседские! Родителей их надысь убили турки, собаки шелудивые, чтоб им на Страшном Суде детей своих не увидеть! Отца сразу убили, а матушку ихнюю, лебедушку белую... - тут старуха прослезилась - сначала обесчестили, а уж опосля камень на шею и в речку!... 
- А мы с женой по хозяйству зашиваемся, чтоб с голоду не подохнуть, вот детвора и растет как трава в поле... - закручинился старик. - Ты не переживай, мы их за то по спине розгами...
- Не надо розгами. - коротко постановил Влад, затем спросил Манзелу. - Кто с них оброк берет?
- Боярин Албу Великий. - коротко поклонился десница.
- На кол его, без разговоров. - в глазах господаря зажглась вороненая сталь. Дед охнул, бабка начала мелко креститься. 
- Да что ты батюшка, из-за нас, поросей грязных...
- А не надо вам стыдиться! - сказал как отрезал господарь. - Боярам и прочим богатым трутням надо стыдиться, что обобрали вас как коза липку! И молиться, потому что колокол по ним звонит.
Не беспокойтесь, детей в работный дом отправим, за ними Манзела своих людей отправит. Жить будут честно, славно, да и от дурных привычек быстро их отучат. - усмехнулся он.
- Ну, за такое дело последнее на стол поставим! - старики тут же засуетились, старуха наливала сварившуюся похлебку в глиняные миски, а дед доставал из самого дальнего мешка покрывшуюся пылью бутыль домашней цуйки.
Мне было крайне неловко присоединяться к трапезе, но Сильвиу кивком головы намекнул мне: не поешь - обидишь хозяев, это куда хуже. И вздохнув, мы приняли и свои порции. Жидковатый супик да краюха почерствевшего хлеба - всего-то! 
И всё-таки, когда мы всем отрядом сели за еду, в глазах стариков и ребёнка светилось безграничное уважение к защитникам родной земли. Пока все чокались рюмками цуйки, я тихо сидела и о чём-то напряженно думала. Потом настало время прощаться и мы по очереди выходили из бордея. Крестьяне уже договорились привести в нашу армию из ближайших деревень всех, кто ещё может держать в руках оружие - даже стариков и детей. И в ближайшее время мы изумлённо наблюдали, как почти все село собралось у этого дома, самоотверженно готовясь умереть за свободу родных земель. В этот момент словно вся моя душа переворачивалась с ног на голову, рвясь в клочья - а Сильвиу даже украдкой смахнул скупую мужскую слезу. 
- Ну, хозяева, пора и честь знать. Манзела, выпиши им из казны вот эту сумму - Влад оторвал от берёзы кусок коры, и достав из походной сумы перо и плотно закупоренную бутылку чернил, написал на коре значительное число и отдал деснице. - Да поставь своих людей в этой деревне, дабы следили чтоб люди жили без нужды и горя! А теперь седлайте коней, едем! - обратившись к нам, он первым вскочил в седло и мы тут же последовали за ним. До Тырговиште оставалось чуть меньше половины, так что надо было поспешить.
Когда наши сослуживцы отьехали подальше, Сильвиу пригнал свою рыжую Эржи поближе к моему "цыганку" Шандору и тихо спросил:
- Что невесела, dragoste?
- Знаешь, - подумав как следует, ответила я. - раньше я Влада обожала как кумира. Познакомившись поближе, боялась и осуждала за некоторые вещи. Но теперь я его хорошо понимаю.
- Ты взрослеешь, голубка моя. Это замечательно. - мой рыжуля ласково взьерошил мне волосы и с гиканьем погнал кобылу вслед за всеми, а я нежно улыбнулась... но опомнившись, пустилась вскачь следом за ним.
Этот день, близкий скорее к раннему летнему вечеру, навсегда остался в моей памяти. И когда мне случалось биться со всеми, проезжая через города и сёла, и при виде умирающего врага или посаженного на кол преступника в мое сердце закрадывалась совесть - "он ведь тоже человек..." - я старательно отгоняла ее. Это необходимо, ради мирной жизни таких вот людей, и чтоб таких кошмаров больше не было - я заповедую всем людям на земле закатать в асфальт топор мировой войны. Так-то вот.

Долго ли, коротко ли, а только к вечеру следующего дня добрались мы до Тырговиште. Хорошо что в ближайшем городе, Мизиле нам удалось сменить коней, и своего Шандора я отправила старикам в дар. Хорошо хоть они о нем позаботятся, ведь ещё один такой маршрут - и он бы точно откинул копыта, а так пусть доживает свой лошадиный век в тихой и уютной деревеньке. Я всё-таки плакала при нашем расставании, пусть и не так, как Сильвиу, когда случайно дракон сожрал его ослицу Дану. И Шандор, понимая что мы расстаёмся насовсем, при прощании положил голову мне на плечо и тихо, ласково заржал, смотря на меня своими добрыми умными карими глазами. Сменив коней, мы как можно быстрее домчались до лагеря, отчего некоторых мы загнали - и это тоже было невыразимо грустно. Хоть бы кто-нибудь в современном мире поставиь памятник лошадям, павшим на поле битвы... Но жизнь продолжается, и добравшись до стен города, Влад поручил Димитру и Драгомиру следить за тем, чтоб войско как можно быстрее разбило лагерь, а сами отправились в город. И несмотря на то, что мы устали как собаки после того как разбили палатки и перетаскали с телег вещи, нам поручили крайне важное задание.
Оставшихся новичков (в том числе и нас) вместе с опытными воинами поставили охранять лагерь. И за пару часов мы старались быть настолько собранными, что и муха не пролетит. Но когда мы увидели два отряда во главе с Владом и содержимое трех подвод, что ехали следом, мы не смогли сдержать эмоционального вскрика - хотя мы с Сильвиу даже ожидали этого, прекрасно зная историю Дракулы.
На подводах лежали деревянные колья. Длинные и короткие, толстые и тонкие, тупые и острые - самых разных параметров. И мы прекрасно понимали, для чего все это надо.
- Готовимся к ночной атаке. - хищный взгляд Сильвиу намекал что битва будет жаркой.
- Лес кольев с телами на выжженой земле... Готическая мечта. - согласно кивнула я.
Но долго болтать нам не пришлось, так