Ничтожность (Абсолют: дополнение)

прятавшегося в теле больного, теперь уже давшего о себе знать визуально. [/b]
-Мне нужно позвонить, - спохватилась Вера, - Мне нужен мой телефон.
Но телефон ее остался дома по рекомендации предводителя группы, доставившей ее сюда.
-Тогда я требую отвезти меня обратно туда, откуда вы меня забрали, - заявила Вера, - Он все равно не хочет лечиться.
-Отвезите, - не стал оспаривать ее требование Стивенсон.
И когда тонированный микроавтобус тронулся с места, чтобы отвезти Веру домой - к матери и отцу, к привычной прежней жизни - ладонь и пальцы ее, сжимавшие недавно камень с высеченным на нем символом, наполнились приятным теплом. И оно лишь усиливало свой магически приятный эффект с каждым мгновением, что отдаляло молодую женщину от этого невзрачного дома с необычным его обитателем. Где-то на интуитивном уровне (и она не могла этого объяснить) Вера понимала, что это приятное тепло может обернуться и наверняка обернется нестерпимым и ужасным жжением, если она не остановится. И оно, кажется, уже начинало свое воздействие в ее голове, и свет, который захватил ее, представив ей образы воспоминаний Стивенсона о прошлом, сам собой пробуждался в ее сознании. Можно сказать, что знакомое ей сияние накрывало ее собственные воспоминания плотной пленкой, блокируя доступ к ним чувств и эмоций, которые были с ней всегда. Можно сказать, что знакомое ей сияние будто умерщвляло их, превращало ее собственные воспоминания в какой-то сон, непременно забывающийся при пробуждении почти сразу. Но нельзя сказать, что этот свет стремился стереть ее собственные воспоминания и вызываемые ими чувства и эмоции из памяти. Нет, было как-то по-другому, когда сияние стремилось стать для Веры еще одним родным ей элементом, дополняя пережитые ей события чем-то особенным, каким-то полноценным, что ли. Каким-то более важным в сравнении со всеми остальными элементами. Не то, чтобы она должна была помнить только о нем, игнорируя все прочие фрагменты своих воспоминаний. Но определенно она должна была выделять этот свет первее всего прочего.
Стивенсон что-то сделал с ней, как-то перепрограммировал при помощи этого странного камня. И чем дальше сейчас Вера отъезжала от его логова, тем меньше ей хотелось вернуться домой. Может это был такой захватывающий по своему содержанию сон? Пусть тогда он будет продолжен.
-Я хочу вернуться, - не замедлила обратиться Вера к грузному дядьке, имени которого она так и не спросила ни разу.
-Вы уверены в этом? – только спросил он, ничуть не изменившись в лице и не выражая недовольство или раздражение поведением Веры в голосе, - Зачем Вам возвращаться?
-Я хочу вернуться, - повторила Вера без намерения обдумать его слова, - Ему что-то от меня нужно. Я хочу знать, что именно.
Стивенсон совсем не удивился ее скорому возвращению.              
-Вы знали, что я вернусь, - быстро догадалась Вера, - Для этого Вы просили меня взять в руки камень в тумбочке: чтобы я не смогла уйти. Кто Вы такой? Что Вы такое? Что это за сила, которая продолжает свое воздействие на меня? Что Вам от меня нужно?
-То, что происходит внутри моего тела, и есть я. Подлинный. Настоящий. Такой я, каким должен быть. И даже я не могу удержать самого себя, познавшего достаточно, чтобы и дальше оставаться в этом мире. Я всего лишь один из множества мне подобных, о существовании которых известно не всем. Как я уже говорил, моя работа – получать знания. Работа таких как я – изучать, познавать то, что кажется важным, но на деле совсем незначительным. И когда мы исполняем свою функцию познания - происходит огромнейший выброс разрушительной силы. Камень, что Вы держали в руках – единственный пропуск за пределы существующей вокруг Вас ограниченности и ничтожности. Он наделен такой же силой, что представляю собой я сам. Он отдаст Вам эту силу.
Руки Веры сами собой потянулись к тумбочке во второй раз. И во второй раз Вера взяла камень с высеченным на нем символом в руки. И вновь она ощутила приятное тепло, мгновенно разлившееся внутри нее с головы до ног. Даже на миг зашлось сердце и перехватило дыхание. Никакого визуального эффекта, обозначающего наличие мощной энергии в нем, не произошло; не было никакой вспышки света, не было ничего ей подобного. Лишь теплая волна достала до каждой клеточки ее физического естества, и она так и не смогла сравнить ее ни с чем приятным, испытанным Верой прежде.
-Я являюсь собственностью корпорации «Феникс Альфа», - излагал, между тем, Стивенсон, наблюдая за тем, как Вера застыла в уютном оцепенении, вызванном столь необычным в ее жизни моментом, - О ее существовании знают лишь избранные в этом мире. Их можно пересчитать по пальцам рук, все это сплошь преступники и самые настоящие враги рода человеческого, для которых тюрьма – слишком мягкое наказание за их злодейства. У них полно средств добраться до меня в любой точке земного шара…
И эти люди определенно боялись его силы, которая была им неподконтрольна, надеясь на физическое устранение Стивенсона ради недопущения им применения этой силы. Но дело заключалось в неизбежности выброса ее, в неизбежности физического уничтожения тела, заключавшего ее в себе по задумке его создателей из той самой организации, о которой Стивенсон рассказывал. Он ждал этого момента, он чувствовал близость дня и часа, неумолимо наступающую по мере накопления в нем информации. Стивенсон был, как говорится, запрограммирован на сбор информации, касающейся тех людей, власти и денег у которых хватит на то, чтобы горы свернуть. Но больше того, все до единого подобные Стивенсону представители «Феникса Альфа» занимались сбором и накоплением такого рода сведений. Потому что сама данная корпорация существовала исключительно для этой цели.
-Вы даже не представляете, сколь много существует миров, параллельных этому, - рассказывал Стивенсон, - Самое смешное заключается в том, что нет такого, который являлся бы их оригиналом. Все до единого – копии друг друга. Единственное отличие – бесчисленное множество вариантов развития событий в каждом из них. В какой-то степени, мы влияем на эти процессы, общаясь с самыми влиятельными представителями, держащими в своих руках целые народы и вершащими историю. Моя организация имеет доступ к каждому из миров, посылая нас собирать информацию.
-А потом вы умираете, совершая глобальную катастрофу благодаря своей силе. И свои знания вы оставляете через случайных людей при помощи вот таких камней с символами, - заключила Вера.
-Одни миры умирают – другие появляются. Этот процесс необратим.
Это был очень необычный сон. Очень яркий, насыщенный образами и подробностями, которые в силу своего количества никак не могли бы уложиться в сознании наяву. Вера никогда не отрицала потусторонних сил, таинственности, мистики, даже была как-то свидетельницей одного события, объяснить которое с точки зрения науки она не могла. Прабабка Веры, поговаривали, занималась колдовством, и она почему-то верила этим слухам. Хотя, конечно, никто так и не смог привести четких фактов, их подтверждающих. Вроде бы, кажется, кто-то что-то сказал, кто-то что-то слышал. И в какой-то момент Вера даже почувствовала себя в роли этой самой вероятной колдуньи, которой предстояло еще многому научиться у этого существа, сияющего изнутри и только готового предстать перед ней со всей полнотой своего разрушительного естества.
Это был сон потому, что последние несколько часов с ней происходила полная несуразица, начавшаяся совсем внезапно. Да, она не отвергала необъяснимые явления, но, оказывается, не была готова к тому, что происходило с ней вот прямо сейчас, начавшееся, повторимся, внезапно, среди ночи. Например, сейчас Вера держала в руках некий артефакт, наделенный определенными возможностями, которые испытывала в эти мгновения на себе. Она держала его в своих руках под диктовку необычного человека, смысл которой должен был представлять сценарий к какому-нибудь художественному фильму с гарантированным успехом и приличными кассовыми сборами в кинотеатрах. Больше того, она все больше начинала понимать этого необычного человека с прозвищем вместо имени, и оно требовало хоть каких-нибудь объяснений. Почему Стивенсон? Кажется, был такой писатель, хотя она и не была уверена. Она никогда не любила литературу, поэтому могла и ошибаться.
Что же касается будущей и близящейся перспективы встретить самый настоящий апокалипсис, оставаясь, при этом, в самом центре его, прямо у этого губительного для всего сущего на Земле источника, включая всех тех, кто был ей дорог (и в первую очередь, родителей), то Вера не сказала бы, что была готова. Стивенсон не лгал ей, и она это чувствовала, даже несмотря на столь невероятные его объяснения. Да она сама это испытала, пропустив через себя его свет, а теперь сжимая в руках камень с высеченным рисунком и чувствуя всю ту же силу!  Это определенно и в немалой степени захватывало. Это выбивалось за образованные ей же самой строгие рамки, куда она стремилась не допускать и не допускала ничего лишнего. Ничего, что могло бы захватить все ее внимание и отвлечь от рутины, ставшей Вере такой родной. Даже Альберт, которого она рассматривала в перспективе в качестве спутника дальнейшей жизни, который вполне мог стать отцом ее будущих детей, пока что оставался вне ее окружения. Несмотря на желание ее отца с матерью выйти за Альберта замуж как можно скорее. Это их стремление не вызывало в ней ничего кроме раздражения, а иногда доводило Веру до бешенства, настолько она старалась придерживаться своих собственных ограничений. Все потому, что было в Альберте нечто, что заставляло ее сомневаться.
[b]Сейчас она не сомневалась. Но она просто не была готова пройти через то, что было уже неизбежным для нее с того момента как Вера взяла в руки приятно греющий ее руки артефакт. Все это не должно было ее касаться. Она подтвердила своим выводом, что была случайным выбором Стивенсона для передачи собранных им сведений этой таинственной и могущественной организации (и Вера не сомневалась в этой могущественности, которой прямо-таки веяло от одного только лишь словосочетания «Феникс Альфа»). Но вместе с тем про себя она понимала, что никакой случайности в его выборе и не пахло. Она чувствовала это на интуитивном уровне, и на интуицию Вера прежде жаловалась крайне редко. Кроме того, она пришла к мысли, что не просто должна была, но сама хотела увидеть всю эту невероятную мощь, таившуюся в теле Стивенсона, который как мужчина имел приятные ее глазу черты лица, казалось, только облагораживающую конституцию всего ее тела, придававшую ему мужественности. Она имела возможность касаться его руками, оттого она сразу почувствовала в этих прикосновениях нечто будоражащее ее женское естество. Как будто доброта и мягкость была лишь не только на одном его лице, но будто пронизала каждый миллиметр его тела, являющаяся физической частью его плоти. Ей понравилось