Может быть, он искал портал в тот мир там, где не был прежде.
Странно, Иван заметил за собой такую особенность осознания, что те картины, которые возникали у него внутри сознания, были в нем, но его не было в них; они были ему чужие.
Уже на первом курсе Иван понял, что он стал в мысли самим собой и это самостояние или самостоятельность ни в коей мере не зависит от условий и обстоятельств существования в мире, где и когда он живет, - в городе или селе, в столице или провинции, в древнем, среднем, новом или современном мире. Все это пустое. И даже то, что он человек менее важно, чем то, кем он стал, - мыслящем существом. Только это и имело смысл для него. Возможно это мне, да и тебе, любезный читатель, никак не понять, тем более, если мы, я и вы, обыкновенные, душевные существа, коих принято именовать просто: "люди".
Несмотря на разнообразную учебную нагрузку, отнимавшую значительную часть времени, Иван находил не минуты, а часы для размышлений. Это и была его частная, точнее, личная жизнь. Общению с противоположным полом Иван предпочитал общение с самим собой, ибо общение с собой носило у него не физический, а метафизический характер. На общественную жизнь у него просто не оставалось ни минуты. Конечно, можно было найти для общественной жизни хотя бы несколько минут, но тогда часы размышлений были бы сведены к минутам, что было неприемлемо для Ивана.
Только несколько позже, после встречи с Софией, он понял, что и женском обличии возможна встреча если не с интеллектом, то хотя бы с душевной формой, а не с физиологией женского тела в анатомических подробностях, так любезных его товарищам по учебе.
Любимой темой размышлений Ивана была тема спасения от зла, лжи и безобразия. Здесь как нельзя кстати подходила для примера библейская мифология, в частности миф о грехе Адама и Евы. По мысли Ивана, они, будучи еще невинными животными, не знающими, что такое добро и зло, хорошо и плохо, ибо они жили в Эдеме, как животном, земном раю, были соблазнены змеем-искусителем, подсказавшим им нарушить завет или табу бога не заниматься познанием, а просто жить. Чего хотел тот бог, который создал человека? Он хотел, чтобы человек не искал смысл в жизни, ибо по идее этого бога творению следует слушаться, быть смиренномудрым, а не дерзким в духе, доверять создателю, а не самому быть им, испытывая что хорошо и что плохо. Почему? Потому что уподобление творцу заставит творение сомневаться в том, что творец сотворил, является совершенным и поэтому можно сделать лучше того, что есть. Если есть, и так хорошо, а не плохо. При этом, что позволено творцу, не позволено творению во избежание возможного разрушения. Ведь желание стать лучше нарушает то, что сотворено, что установлено, как порядок бытия, вечной жизни.
По этой причине лучшее есть враг хорошего, ибо для него хорошее становится плохим. Между тем лучшее не является противоположностью хорошего в силу его относительности, тогда как плохое противоположно хорошему. Их противопоставление неизбежно в познании, в понимании того, что это не одно и то же. Что ведет к изменению того, что и так хорошо, является тем же самым. Соблазн дьявола в образе змия или червя сомнения в плоде или яблоке с древа познания добра и зла сорвать его, чтобы быть, как боги, как творцы, тем самым, нарушив запрет, табу создателя, не может не привести творение к тому, чтобы творить самих себя, к подмене торца творением.
Самовольное подражание уже больше, чем подражание. Это не столько имитация, повторение бога, сколько его симуляция, пародия на него, что является; мягко говоря, не уважением творца. И не может не привести к конфликту с ним, положившим для человека правило жизни по вере, а не по знанию, спасение верой, а не знанием и тем более мыслью. В вере в творца спасение творения, а не в дерзости познания себя, как бога.
Иван еще не знал, что чудо веры заключается не в мысли, а в самой вере. Поэтому нужно верить, чтобы понимать, а не понимать, чтобы верить. И если разум расходится с верой, то для спасения творения важно остаться с верой, а не с разумом, с мышлением. Таково знание через веру, верное знание, противное умному или мыслимому знанию. Верующие в таком случае утверждают, что мудрое мира есть немудрое перед мудростью бога и что лучше остаться с Христом, чем с истиной, если они не есть одно и то же. Но как это может быть? Иначе Иисус не есть Христос. Или Христос не есть Иисус? Не было настоящего воплощения и "слово не обитало между нами"?
В последнее время наш герой размышлял о природе жизни и общества. Он был опечален тем, что как он, так и все прочие живые существа обречены на смерть в мире и несправедливость в обществе. Но почему это так выходит, он не ведал. И поэтому пытался додуматься до истинных причин такого дурного, злого, неразумного и бесчеловечного положения вещей. Кем или чем положен такой предел, например, человеку?
И тут по ходу рассуждения, точнее, размышления (то и другое есть разные вещи: рассуждение или дискурс является порядком терминов, по которому следует тот, кто судит-рядит, а вот размышление есть порядок понятий которого придерживается в мысли мыслящий, - как видите, благоразумный читатель это, мягко говоря, не одно и то же), Иван вспомнил, как читал в одной книге, название которой он запамятовал по причине неразвитой буквальной памяти, но развитой памяти логической, что некий мыслитель думал, что думает, тогда как в действительности действует, то есть, воображает, что думает, как мечтатель мысли.
Что будет дальше, в каком обществе он будет жить. Тот, кто действительно думает, а не делает только вид, не представляется, не представляет себя в мысли, как некий репрезентант, знак мысли, вроде машины мысли, тот отдает себе полный отчет в очевидном, что будущее решается не потом, а теперь, сейчас, в настоящем. Об этом ему напомнил недавний разговор с первокурсником- историком. Он как то вдруг, тут же, не сходя с места контакта, законнектился и понял, что историки, они вроде, нет, не муравьев, а червей копаются в земном, земляном или архивном мусоре, чтобы выкопать, отыскать в нем историческую вещь, культурный артефакт и представить на суд других историков в виде исторического факта, документа, могущего быть принятым или не принятым, отвергнутым ими в качестве свидетельства события прошлого и в этом образе катологизированного, занявшего место на определенной полочке архива исторической памяти человечества.
Иван, напротив, уподоблял себя не червяку, роющемуся в историческом дерьме, отходах материальной жизнедеятельности предков, а пауку, плетущему паутину понятий, которыми пытался уловить желания в качестве причин, из которых выводил свои мысли.
Уж лучше возиться со своими мыслями, чем копаться в отходах, пусть даже мозговой активности мыслителей прошлого и своих современников, у которых в отличие от первых остались в ментальном амбаре не зерна рацио, а лишь их плевелы, словесная шелуха, которую на сто рядов интерпретируют эти самые историки философии.
Так вот будущее кует настоящее, которое только и есть. Оно и становится тем, чего уже нет, как прошлое для будущего настоящего. Выходит, есть только прошлое и будущее, но в настоящем, как прошлое для будущего и будущее для прошлого.
Все это и многое другое, что открывалось в мысли Ивану не находило никакого отклика в душе, в сознании его знакомых, которых он пытался заинтересовать собственными мыслями. Им это было не просто не интересно, но они не хотели, не умели и не могли понять его. Чем же он мог это объяснить? Следствием чего было такое ментальное равнодушие.
Постепенно до Ивана стала доходить простая мысль о том, что окружающие его люди просто-напросто потеряли чувство реальности, утратив с ней непосредственный контакт, будучи помещенными в кокон или пузырь информации, который вроде презерватива стал оберегать их от опасных мыслей о человеческом предназначении. Они созданы не для творения, а для потребления. Кто создал их такими машинами потребления?
Современная цивилизация цифры. Она стала доставать его уже хотя бы тем, что гулко шумела у него в голове. Шум цифровых машин начинал угнетать его дух, и он уже реже обращался к мыслям в поисках искомого смысла. Для чего именно он живет в этом загнивающем мире? Нет, не загнивающем, а уже мертвом мире. Живет он живой с живыми умными мыслями? Какая глупость.
Историк его спросил, что он думает о нынешнем положении в мире.
- Это не моя тема и проблема. Но тем не менее я могу высказать личное суждение об этом. У нас после феодального социализма, который можно охарактеризовать в виде порядка бюрократической эксплуатации человека человеком, установился феодальный капитализм уже с двойной эксплуатацией человека труда: бюрократией и капиталом. Это говорит о том, что один шаг вперед (прогресс) в материальной жизни по необходимости оборачивается откатом назад (регрессом) на два шага. С чем боролись коммунизмом на то, на капитализм, и напоролись. У них иначе: на смену строгому (деловому или прагматическому) капитализму пришел бюрократический или социальный капитализм. Тем не менее в Европах все еще политика есть концентрированное выражение экономики. У нас же экономика есть концентрированное выражение политики, самодержавие или ручное управление цифрой. Там же цифровое управление руками.
[justify] И потом, не забывай, что если в древности люди находили утешении в игре воображения, в мифологии, как религии народа, а в недавнем прошлом в идеологии начальства в качестве религии для народа, то ныне их вытеснила технология расчета, счета. И вместо работника мы находим уже робота.