Можно сказать, что Иван, как герой, рос в мыслях не по часам, а по годам. И поэтому превзошел сам себя. В каком-то неведомом ему самому смысле он преодолел себя. Но раз так получилось, то ему было очень трудно жить дальше. В итоге он стал терять интерес к обычным вещам, которые составляют круг жизни нормальных, заурядных людей.
В силу этого его ментальный талант не мог стать всеобщим достоянием, так сказать, "достоянием республики". Народ, то бишь, наши читатели с трудом могли разобраться в его писанине. Он был начинающим писателем. Вероятно, оным писателем он и останется от века. Таким образом Иван никогда не стал бы популярным автором. И все потому что он принадлежал горстке или когорте непонятных большинству читателей авторов, которых условно можно назвать "эзотериками".
Для того, чтобы с каждым из них разобраться, требуется слишком много времени и сил, которые могут пригодиться самому толкователю для личной жизни. Мало того, для решения такой задачи истолкования нужно самому истолкователю или интерпретатору быть эзотериком. Только через уподобление можно достичь эзотерического или непонятного понимания. Вот попробуй после этого пойми, пойди разберись с таким мистическим автором. Если он сам преждевременно уже для себя стал лишним, так сказать, последним человеком. Налицо "казус" или "случай Ницше". Это вам не учитель жизни, вроде Гюрджиева. Сей фрукт был внушителем или властителем дум. Наш герой не таков. Таким и не был настоящий Ницше. Властителем дум его придумали, сделали читатели.
Что о себе думал сам Ницше, об этом красноречиво говорит подзаголовок его самой популярной книги "Так говорил Заратустра". Что еще мог написать филолог, как не то, что он сам говорил устами пророка Заратустры. Доя кого написана эта книга? Ницше недвусмысленно пишет: "Для всех". Так он пишет. Но что имеет ввиду? Разумеется, "ни для кого". Многие ли читатели понимают автора? Вот именно: никто из них. Автора может понять только он, как первый и... последний читатель. Или тот, кто тоже является автором, но уже по-своему. Прочие не понимали, не понимают и никогда не поймут такого герметического автора, как сам Гермес Трисмегист.
И тут внимание Ивана переключилось на пророка, на его призвание. Интересно, кто это такой, - так называемый пророк? Разумеется, этот не тот, кто как он, мыслит, а тот, кто говорит не сам по себе, а как бог на душу положит.
"Интересно, хотел бы я быть пророком"? - подумал про себя Иван.
- Конечно, нет, - ответил он и тут же испуганно оглянулся вокруг, как будто убоялся того, что бог ненароком услышит его.
Глава четвертая. Постижение истории
Разговор Ивана с историком имел свое любопытное продолжение. Через неделю пути Ивана и Владимира опять пересеклись. Но теперь местом их случайной встречи стал не коридор в университете, а лавочка в парке около него.
- Привет! Ну, как поживает твой рассказ?
- Да, бог с ним. Я о нем уже забыл. Да-да, хорошо, что я встретил тебя. Меня с утра мучает вопрос, как историк думает. Ты, как историк, отдавал себе в этом отчет?
- Кто о чем, а ты опять все о своем, как «цыган о солонине». Далось тебе это мышление.
- Ну, все же…
- Так. Ладно, если тебе это так и интересует, то изволь. Я думаю датами.
- То есть, числами?
- Нет, датами.
- А, понятно. Эти даты есть для тебя счетные данные. Их можно сосчитать, чтобы лучше запомнить. Это своего рода точные знаки, которые приписаны к определенным событиям истории. Так?
- Верно. Это мой метод в истории. Таким путем мне легче разобраться в разнообразном историческом материале.
- Чтобы навести порядок в мыслях об истории? Ты раскладываешь события или факты истории по полочкам-датам с целью лучше в ней ориентироваться.
- Правильно. Так я могу найти свое место в истории.
- Это место – колокольня, с которой ты смотришь на прошлое?
- Да, такой мой исторический взгляд на историю.
- Из настоящего?
- Естественно.
- Ты как-то односложно отвечаешь. Экономишь на словах и на мыслях.
- Да, я – «великий эконом» в истории, как Онегин в своем хозяйстве. Я придерживаясь принципа простоты.
- Значит, ты натуралист, любитель обрезать все лишнее. Так сказать, брадобрей «трансцендентных сущностей».
- Чего-чего?
- Того, что не имеет прямого отношения к истории. Значит, ты исповедуешь, как ученый историк, презумпцию простоты. А, эта простота или естественность в истории есть темпоральность или временность.
- Уточню, - хронология.
- Но как же так. Это хорошо, что есть последовательность в событиях на шкале времени. Но откуда она задается? Из настоящего. Ты судишь о событиях прошлого не в терминах самого прошлого для соблюдения принципа объективности, на котором стоит классическая наука, но своего времени настоящего.
- Но у меня нет в распоряжении времени, кроме настоящего. Я не живу в прошлом и не живу прошлым, а живу в настоящим и настоящим.
- Однако, как же быть с прошлым настоящим?
- Оно осталось в прошлом. Мы условно можем поместить себя в прошлое. Но его настоящее уже прошло, чтобы было наше настоящее.
- Но тогда выходит, что ты смотришь на прошлое из будущего.
- Конечно. Там, где они пересекаются, и есть место настоящего. Здесь и прыгай. «Прыгай от печки» настоящего.
- Для меня в истории важны не даты, а сама история, время, то есть, чувство истории, ее сюжет, история как история жизни, если это живая история, а не объект влечения ученого историка, вроде пыльного документа или окаменевшего куска говна троглодита. Впрочем, чем не избранный предмет научного исследования. Мне интереснее не копаться в историческом мусоре, а побродить по закоулкам чужого сознания, изложенного писателем прошлого.
- Ну, ты и фантазер. Как раз там ты и наткнешься на мусор, в этих закоулках, запачкаешься в паутине и наглотаешься пыли, - предупредил Ивана Владимир, убежденно кивая своей призматической, как у ящера, головой. В его широко открытых глазах цвета хаки мигала тревога за собеседника, отправившегося в сомнительное путешествие по пыльным коридорам времени.
- Какой же я фантазер! - энергично возразил Иван взволнованным голосом.
И тут же сам удивился своей неожиданной реакции на заботу о нем собеседника. Ему вдруг пришла в голову простая мысль о том, что время течет не от прошлого к будущему, а, напротив, от будущего к прошлому. Нет, не так. И так, и сяк, делая петлю и затягиваясь в точку настоящего. Как он не понимал это раньше!
- Есть петля настоящего. Так мы и накидываем на себя время, втягиваясь в историю, - умозаключил Иван, смотря в одну точку напряженным взглядом, как если бы там увидел сама настоящее.
- Ты это о чем? - зевая, нехотя спросил его Володя.
- Да, все о том же, об истории. Чем больше мы сделали в прошлом, тем меньше мы хотим делать дальше, возвращаясь в прошлое. Ведь дальше мы будем делать все меньше и меньше, пока не остановимся в задумчивости, размышляя о том, а нам это надо? Зачем? Ради какого рожна мы углубляемся в будущее. Что там, за поворотом, за перипетиями истории, как сюжета, ждет нас?
Как это "что"? Разумеется, конец - делу венец.
- Вот именно. Если есть начало, то существует и конец истории и, следовательно, путь, ведущий к нему. Важно увидеть в нем действие истории, как закономерную связь событий. Из чего составляется сюжет истории?
- Естественно из композиции условий и обстоятельств действия.
- Ага. Мы действуем в предлагаемых миром условиях. Тут важно помнить об априорных формах времени и места в их единении с действием. Ведь именно в них мы действуем в сознании. Это пролог или предположение, догадка, гипо-теза, которая является входом в историю, как некий "черный ящик", загадку снаружи. Нам нечто открывается в обозрении места и времени изнутри. Происходит завязка действия. Это тезис отождествления с нею, с историей. Она носит именной характер.
- Потом приходит развязка, - поспешил вставить в разговор свое слово Володя.
[justify] - Не спеши, - предупредил того Иван. - есть еще кульминация как предел завязки. Иначе не будет развязки. Не развяжешь тугой узел апории. И вот тогда приходит время для противоположно направленного действия твоей развязки. Здесь мы видим борьбу противоположно направленных сил, которые тянут "одеяло истории" на себя, чтобы в ней укрыться, удобно устроиться. Налицо конфликт между восходящим движением вперед от прошлого к будущему и попятным движением назад от будущего к прошлому. Тут есть и