Совместима ли с этой цифрой совесть? Есть ли она у робота? Нет. В цифрах нет совести. Но их можно рассчитать, расставить по порядку. И вот тогда по порядку цифр, чисел или номеров будут стоять люди, готовые к употреблению. Руководством для эксплуатации роботов послужит не совесть, а число, вернее, то, что станет на его место в материальном мире, - а именно деньги (бабло), которые любят счет.
- Да, что такое совесть? - переспросил историк. - К чему она нужна в истории?
- К тому самому, если это история человека. Как быть человеку без совести? Никак нельзя.
- Так без чего же нельзя?
- Без совести.
- Ну, как ты не поймешь меня! Что она есть такое?
- Я понимаю тебя, но и ты пойми меня. Раз ты задаешь вопрос о совести, то она неведома для тебя. Ты не знаешь ее. В таком случае ты и не сознаешь ее, не существуешь по совести, по правде. Но если так, то скажи я о совести, что она есть, все равно не поймешь. Поэтому и нет смысла мне говорить.
- Нет, ты скажи. Откуда тебе знать про меня наперед?
- Раз так, то скажу, как думаю. Совесть есть душевное сообщение, точнее говоря, сообщение по душам, послание духа о том, чего не следует.
- Делать?
- Ну, да. Но не только: не делать, не чувствовать, не желать, не думать. Не держать в уме умысел. Впрочем, ты и сам все это знаешь. Только все прикидываешься. Зачем?
- Ошибаешься. Я думаю иначе. Сказанное тобой не принимаю, - твердо заявил историк, убежденно повторив, - не принимаю, верно.
- Вот именно. Но почему не принимаешь то? - искренне удивился Ваня.
- Почему - почему? Потому что. Не принимаю, и все. Шабаш.
- Ага, теперь понятно. Шабаш. Саббат.
- Ты все перепутал. Шабаш - это сказал, как отрезал, - пояснил упрямый историк.
- Это понятно. Я не о том, а все о своем. Ты не понимаешь, потому что не хочешь понять меня, встать на мое место.
- У меня есть свое место. На том стою и не могу иначе, - все упрямился историк и гнул свое.
- Бог с тобой, золотая рыбка. Страшно жить по совести то, думать о себе плохо.
- Правильно, - признался историк. - Я тебе не какой-то слабак.
- Эх, мил человек, ничего то ты не понял.
- Куда мне.
- Никуда. Никуда ты не денешься от самого себя, не спрячешься за стереотип, за предрассудок, за то, что люди, не дай бог, подумают. Что они тебе? Разрешения у них будешь спрашивать, когда задумаешься над тем, в чем суть?!
Вот я написал недавно рассказ о людях будущего, которым наплевать на всякие там условности. И они живут так, как это уместно для того, чтобы быть самими собой.
- Раз написал, не будь жмотом и дай почитать.
- Хорошо. Я отправлю тебе рассказ "на мыло".
- Но мы не договорили. Неужели не совестно быть собой, пренебрегая тем, что о тебе скажут люди? Ведь они ждут от тебя того, что сами делают.
- Вот именно. Володя, ты путаешь долг с совестью. Долг - это то, что следует делать с оглядкой на других, поступать и в мысли, и в слове, и в действии так, как положено ими. Совесть же есть согласие с самим собой и с тем, что есть в тебе, а не вне тебя, снаружи.
- Ты сочинил рассказ. Для кого: для себя или читателя?
- Естественно, для того, кто прочитает. Я написал его и прочитал. Значит, сочинил рассказ для себя. Ведь тот, кто пишет, пишет для чтения. И, разумеется, читает он сам, что написал. Если у него есть желание поделиться сочиненным с другим, писатель публикует сочинение. У меня появилось желание пересказать его для тебя. Никакого долга я не чувствую перед читателем, даже в своем лице. Я пишу не для того, чтобы читали меня, но для того, чтобы понять себя, разобрать то, что есть у меня на уме и в сердце.
Вообще, совесть, долг, любовь, истина и прочее в том же духе есть только в голове, как идея, абстракция, но их нет вне головы, вне сознания в материальной жизни, в быту, в человеческих отношениях. Это не вещь и не характер и тому подобное.
И чем ты раньше это поймешь, тем будет лучше для тебя. В противном случае ты будешь витать в облаках и жить иллюзией. Я вот живу в мысли и ясно отдаю себе отчет, что это нечто иное, чем то, что окружает меня. Но что из этого иллюзия, а что нет, каждый решает сам.
Так, ты будешь слушать или у тебя нет желания?
- Было бы интересно послушать, но уже началось занятие и мне пора. Так что, извини.
- Само собой. Пока.
Историк убежал на занятие. Ивану некуда было спешить. Он всегда был на своем месте, - у себя в сознании. Он был в сознании. В настоящий момент в полном сознании, осознавая, что находится в вечности. То, что он присутствовал в здешнем мире, было не то что случайностью, но случаем, которому он придавал второстепенное значение. Поэтому ему было легко уйти из жизни. Однако только в этот момент полного сознания. В другие моменты времени, лишенные признака вечности, ему было страшно не только умереть, но и продолжать жить в этом мире, в котором он не мог найти себе место. В нем он не был никому нужен.
Да, сочиняя рассказы, Иван продолжал жить, находиться в сознании. Это был его единственный способ поддержки существования в мире, без которого он просто пропал бы. Зачем же он сочинял, писал. Затем, что это был выработанный им собственно образ представления себя себе в себе. Только так он ясно и понятно принимал свой удел, самого себя.
Иногда он думал, что давно уже умер, а в этом мире живет его двойник, за которым он наблюдает, так сказать, "со своей колокольни"; с точки зрения сознания. Эта точка стала обычным место его присутствия в этом мире людей. В результате нормальная или обычная жизнь людей приобрела некоторый потусторонний характер, определенный привкус ирреального.
Так Иван узнал, что он открыл свой портал в иную реальность. От сознания такого открытия он чувствовал, что внутри него разверзается бездна, в которую он летит головой вниз. Но чудом оказывается не внизу, в подземном мире, а вверху, в мире горнем, в котором нет уже ни верха, ни низа, а есть все во всем.
Он предчувствовал, что недолго ему быть в здешнем мире. В мире есть место только тому, кто озабочен приспособлением к нему. Всех прочих он не просто не замечает, но зачищает. Этим же заняты те, кто к нему приспособился. Удел таких, как Иван, полное одиночество в мире. Единственным оправданием для себя он полагал осознание того, что ему открылось. Пока он жив, именно это является его утешением.
О чем же был рассказ? О том, что могло быть в будущем, но уже существовало в мыслях Ивана. Он ясно видел, что будет. Но его там не было. Это почему? Потому что он давно умер. Пока скажем так, что время рассказа принадлежало далекому будущему. Он прекрасно понимал, что в нем, в этом прекрасном будущем ему нет места, как и в сознании любого другого человека. К сожалению, другого такого человека, как Иван, нет во всей Вселенной. Поэтому никто не может разделить с ним его мысли и чувства. У других людей они, если не противоположные, то все равно другие, чем у него, пусть они и называются также.
Вот, например, для него думать - это делать, для прочих же людей думать - это не делать, отлынивать от работы.
Ему тотчас пришла в голову мысль, что он никому не нужен. Зачем такой кому-нибудь? Не зачем. Что делать? Думать, как быть. Никак. Следовательно, пришло время. Он вспомнил героя Льва Толстого, который вдруг почувствовал, что уходит от людей. Они продолжают жить, а он уже не может жить. Он другой. У него уже иное бытие, другое существование, им не понятное, - существование не-существования, и не отсутствие присутствия, а присутствие отсутствия, как явление отсутствия. Вот что такое потустороннее.
Покарать себя в назидание, чтобы истязатели пожалели тебя? Что может быть глупее оного?! Нет, не так. Это пустое. Не в этом суть, а в том чувстве, что сознаешь себя во власти того, чего не избежать, раз подставился, встал на путь. Ты и есть путь. Не то, что тебя окружало прежде и с чем ты ныне столкнулся, а ты сам. От себя не уйдешь. Следует принять себя таким, каким ты есть. Больше никто не примет тебя таким. Именно такой никому и не нужен. Но нужен ли ты сам себе? Если не нужен, то ты предатель. И достоин смерти. Тот, кто принимает смерть, уже отказался от себя.
Кто же не отказывается от себя, тот уходит в вечность, пребывает в ней. Это есть не для других, а в тебе и для тебя.
Как же любовь? Она в тебе, в душе, в сознании. Но никак не в другом. То, что в другом для тебя - иллюзия.
Можно, конечно, подстроиться под другого. Но все равно ты будешь виноват и в любом случае вызовешь в нем раздражение, неприязнь и гнев ввиду несходства с идеалом в его или ее сознании.
Иван не останавливался и думал дальше. Он понял, что в бытовом виде он не состоятелен. И поэтому ему нет места среди обычных, нормальных людей.
[justify] Значит, ему самое место среди ненормальных. Но каких именно? Ненормальных бесталанных, заурядных или талантливых людей. Его талант проявился в том, что он