Сексу вдвоем, если сексующиеся одного пола, сродни идеология, как бесплодное, не столько мышление, сколько толчение в ступе, пустая, бессмысленная болтовня.
Если секс разнополый, то он является образом мысли, оплодотворенной смыслом.
Глава двенадцатая. Быть
Зачем быть, а не быть? Не быть то же, что быть, только ни кем, а никем. Однако ты есть "кто", и тот, кто имеет имя. Будучи никем, ты не существуешь и являешься анонимом. Что в таком случае можно обозначить твоим именем? Ничто, пустое место. Чтобы не быть пустым место, я, как и ты, есть в мире. Мне быть, как и тебе, любезный читатель. Но так быть, значить, быть до поры до времени, чтобы потом уже не быть. И в чем тогда смысл жизни? Я живу до поры, до времени, чтобы позже не жить. Такая жизнь имеет смысл, ограниченный временем.
Может быть, мое бытие имеет смысл только в качестве предпосылки или источника следующей жизни моего потомка, но уже другого человека. Я неповторим. В другой жизни и я другой. Не является ли мой потомок мной уже в другой для меня жизни? Но если на мне прекращается род, то кем буду я? Буду другим, но уже не своим, а чужим другим. Тем не менее буду.
Сейчас я знаю, понял, что можно быть другим себе и в этой жизни. Так я равен самому себе? Нет. В таком случае есть ли я? Нет. Я есть я? Нет. Ну, и хорошо. Теперь я могу умереть. Моя смерть - это признание в том, что я не есть я. После такой смерти легко, без страха умереть физическим, естественным образом.
Достоевский был не прав, выдумав образ самоубийцы Кириллова. В том, что тот заявил своеволие, убив себя в "Бесах", нет никакого смысла. Я все могу. "Все" употребляется в каком смысле? В том негативном смысле, что никто из людей не сделает это - не убьет себя. "Все могу" полагается в негативном, отрицательном значении. Но как это можно понять? Не так ли, что самоубийство может совершить только такое существо, которое потеряло рассудок. Люди в рассудке, в здравом смысле веры говорят (насколько можно быть здравомыслящим, рассудительным, будучи верующим), что "на все (что есть в жизни и в смерти) воля божия". Но в этом случае Кириллов берет на себя полную ответственность за собственные жизнь и смерть. Он принимает решение, волит быть ему или не быть. И в этом видит свою роль, как бога. Таким образом он разыгрывает самого себя, занимается самообманом. Заявляя своеволие, он прямо-таки заблуждается.
Но смысл есть в смерти Я. Это смысл бессмысленной жизни. Ты живешь, но твоя жизнь бессмысленна, ибо в ней нет Я. Ты стал животным и не сознаешь, что есть. Именно жизнь Я меня и интересует. Зачем мне жизнь без Я, без осознания себя живым?
Однако выше я излагал возможность быть другим Я, быть Я в другом и не быть уже я, самим собой, но самим другим.
Штайнер пишет, что у человека может быть физическое, эфирное и астральное тела разного происхождения. Что с того? Мне важнее тело, форма Я, чтобы это Я было того же происхождения, что и я. Важно, что не Я есть я, а я есть Я. Как сделать я Я, сделать так, чтобы я отождествился с Я таким образом, что я стану бессмертным, ибо только Я и есть вечное? Это возможно сделать только через сближение, непосредственное явление Я в я.
Но зачем все же мне это Я и через него я сам? Что я так ношусь с этим Я? Пойду дальше до предела вопрошания: что я ношусь с самим собой? Если нет Я, если оно не реально, то когда меня не будет, я стану этим нереальным Я, самим собой в полном смысле не реальности, как ирреальности. То есть, я добьюсь того, чего хочу: быть самим собой - это не быть.
Другими словами, быть - это и значит не быть, не быть я, ибо быть я, быть самим собой иллюзия, пределом существования которой является ничто. Нет меня - это цель моего ничтожного существования. Что и требовалось доказать. Когда меня не будет - и будет мне, парадокс, счастье. И я, наконец, успокоюсь. Нельзя сказать, что такое безличное счастье и есть нирвана. Это больше, чем нирвана. Оно не имеет имени, его, вообще, нет. Поэтому только оно и есть. Все прочее, включая само бытие, есть иллюзия.
Это так со стороны ничто, если встать на сторону не-бытия как основы, источника самого не-бытия и бытия. Но так думать - значит думать так же, как и думать со стороны бытия, только прямо наоборот, полагая бытие основой и пробным камнем бытия и не-бытия. Такая позиция в мышлении или точка зрения, установка в мысли на мир предпочтительнее противоположной, потому что является позитивной, положительной, моментом становления которой служит то, что ей противоположно, а именно негативное или отрицательное утверждение.
Более логично думать, что я есть, что мое существование является реальным, а не иллюзорным. Поэтому, естественно, мне следует думать и стремиться к более полному существованию, чем теперь, а не, напротив, к менее полному существованию и тем более к не-существованию, к ничто.
Какое бытие будет более полным, совершенным, в котором момент не-бытия будет уменьшен до минимума? Такое, в котором я буду самим собой, я буду Я.
Почему же мне необходимо исчезнуть, измениться до такой степени, до какой я перестану существовать, как Я. Я могу измениться до исчезновения я, но Я не исчезнет полностью. Оно только или просто станет в ходе изменения "Я минус я" (Я - я). Вместо меня в Я будет другое я. Но это другое я будет мое я или я другого разумного существа? Если это я другого, то где есть я сам? Уже нигде. Здесь "где" есть оператор места бытия, места в бытии. Он ортогонален мировой линии становления бытия в мире, его другому оператору или координате времени. Со временем, с исчерпанием времени моей жизни в мире исчезнет, будет исчерпано и место бытия меня в мире. Будут другие я, как они есть и сейчас, только спустя определенное время мое место в реальном мире будет занято другим, которого еще нет. Если бы я был, то его бы не было, он не появился бы.
Следовательно, мне важно знать не потом, когда меня уже не будет, но теперь, когда я еще есть, кто это? И кто это? Не я, как другое я, не мое? Или мое? Но что моего будет в этом я. если меня не будет? Это Я. Оно не мое, но твое, другое я, ибо я другого.
Неужели я, как я, есть лишь место для Я в мире? Да, это такое место, которое имеет смысл, который измеряется временем его существования в нем, уместностью. Я есть в я. Я вечно, но я конечен во времени, ибо вездесущ только в мысли, в осознании себя в качестве я. Быть в мысли - значит быть в Я? Но тогда Я имеет характер мысленного, а не мысленного, не мыслимого существования. Может ли быть немыслимое Я? Немыслимое кем? Никем. Нет, не может. Теперь мыслю я. Но потом или одновременно со мной может мыслить себя и другой, другое я. Ну, и ладно. Пусть меня не будет, но мыслить себя некто будет, и это будет тоже я. Только это я будет этим я, а не тем я, кем я был.
Почему же мое место в мире уникально, когда оно равно другим местам (я)? В таком случае мне должно быть все равно с точки зрения мысли, что есть я, как Я. Не будь я, будет другое я, Я другого, будет другой, сознающий, что он есть и есть я. Но он есть я со своей точки зрения. Все же я уникально, и это я есть я. Но где я есть? В мире или в мысли? Я есть в мире и поэтому есть в мысли. Мое место в мысли реально, ибо я есть. И поэтому мысль есть, является событием в мире. Конечно, и другой есть в мире. Но есть ли другой в качестве разумного существа, не сознавая, не мысля себя, как я?
Важно не просто быть, но быть так, что бытие будет на месте, местами, иметь смысл, быть уместным. Уместность бытия есть смысл бытия. И этот смысл есть я теперь вот-тут. Этим моментом смысла бытия являюсь я. Есть и другие моменты бытия в смысле, как явления вечного Я. Они не просто есть явления, но феномены Я, сущностью которого являюсь и я тоже. Следовательно, я есть не просто явление сущности, но и сущность явления на момент явленности, откровения, истины. Здесь и теперь так есть истина, как я.
Эпилог
Мое бытие в отпуске оказывается в работе, в рабочем состоянии. И, в принципе, не важно для Я в ком быть, в каком я. Но важно для меня. Когда – всегда? Нет, не всегда, но только тогда, когда я думаю, мыслю себя я, когда сейчас пишу. Да я важно и важен я, когда мыслю в жизни себя, не как я, а собственно я сам. Есть мое место в бытии. Это место бытия в мысли. Там есть для меня место. Есть ли место для меня в языке, в слове? Не очевидно так, как в мысли. Место в языке не является личным, как в мысли, ибо я мыслю. Я ли говорю, пишу? Казалось бы. Вот именно, - казалось. Моя позиция в слове условна, а не безусловна, как в мысли, в той мысли, которая не есть мысль по поводу мысли другого, как толкование интеллигента, его комментарий на естественное существование в мысли натуралиста. Пора интеллигенту возвращаться на свою подлинную родину – на природу разума в мысли. Что-то он засиделся в «чужих палестинах», заплутал в дебрях языка.
Да, «я» имеет время и оно со мной, я есть в нем и оно есть во мне. Есть ли я в другое время? Это будет важно не сейчас, а в другое время. Будет ли оно? Если будет, то и будет важно, будет иметь смысл и буду я осмысленным, буду я. Буду ли я? Какая разница, если теперь не хуже, чем завтра или вчера. Зачем тогда вся вечность? Достаточно теперь для того, чтобы быть и быть я. В это не надо верить для утешения, в это следует вдуматься, осмыслить для полного существования.