Какая же это чушь, Джар’Ра.
Вдох — Выдох.
Я не боюсь смерти. Будь я ей нужен она забрала бы меня уже очень давно. Мне не страшно из-за одиночества - оно симптом моих затянувшихся странствий в поисках тех, кто пронзит моё сердце и в нём же застрянет.
Судорожный вдох.
Я не боюсь показаться глупцом, в многочисленных ошибках я был отвратительно искренен. Я боюсь…
Лёгкий выдох.
… я боюсь не преуспеть.
Воздух понемногу прекращает поступать, он даётся великими усилиями, как если бы я пытался втягивая его затушить разгорающийся в лёгких костёр. Свинцово тяжёлый воздух, кислая масса затекающая в лёгкие по капле. Я старатель который потеет от натуги, раздвигая меха, чтобы те втянули бесценные частицы. Я крохотная раковина, протягивающая через себя океанское дно в поисках разрозненных крошек чужого пиршества. Я нелепый ребёнок, который страдал без родственной души, чтобы пожаловаться ей на сбитые коленки. Нелепый старик, который ищет родственную душу, чтобы во всех красках описывать то как мне удалось разорвать великого демонического змея. Голыми руками.
В тишине этой отрешённости от лёгкого сдвига песчинок практически закладывает уши. Нарастающие вибрации чужого тела, несущегося в поисках добычи, кажутся высокоточной картой. Мой заботливый Враг прочерчивает пунктирные линии своего пути, оповещая меня на каждой новой вешке. У него попросту не было шансов. Я подавляю отвратительный злорадный гогот, направляя кислород в затёкшие мышцы. Ментальные когти, два безжалостных якоря, вколачиваются в тушу и проминают чешую. От побоев песком горит каждая клеточка тела, но я радостно глотаю воздух и заплёвываю его смесью земли, слюны и крови. От скорости слезятся глаза. Чернота земли постепенно рыжеет и прямо перед тем как вынырнуть, мои одревеневшие от натуги конечности внезапно встречаются друг с дружкой.
Четыре руки повисли на золотой цепи. Она подтаскивает меня к лицу, или же правильнее будет сказать, к ехидной морде. Образина обросшая шерстью скалится пастью с частоколом острых клыков. Ошалелыми глазами я вглядываюсь в это Нечто, а оно бесновато зыркает в ответ.
***
Когти Артемис пасуют перед гладкой поверхностью множества подушек. Отчаянно перебирая лапами, рыжая кошка смогла бы даже побежать по отвесной стене, двигайся ещё хоть чуточку быстрее, но сейчас подобные усилия оказываются тщетными. Клубок меха мягко соскальзывает и тут же озирается, зажатый в крохотном кармашке.
Здесь тепло и уютно. Никакая вода и скрывающиеся в ней гады не подступятся к ней. Отсюда совсем не хочется уходить. На середине движения Артемис останавливает себя, стряхивая желание развалиться на мягкой поверхности. Гордая охотница начинает метаться из стороны в сторону, громко принюхиваясь. Ей нужно выбраться и потушить разгорающийся огонь, спасти себя и обезумевшего от старости человека. Её человека.
Кларисса? Кларисса… очень знакомое имя. Вибриссы напрягаются, разве что ходуном не ходят, в попытках уловить слабое место ловушки. Коварная мягкость шёлкового капкана постепенно окутывает лапы, надвигаясь медленно, неотвратимо, готовая схватить кошку…
Свежий воздух! Пахучий! Влажный! Мерзкий! Сражаясь с отвращением она ползёт, пригибаясь к земле. Уши и хвост плотно прижаты к телу, отчего напряжённые лопатки и бёдра кажутся неестественно вывернутыми. Тяжёлые подушки сдавливают мордочку, кажущуюся от того до смешного крохотной. Предательская ткань проскальзывает под лапами. И так целую вечность, пока она не замечает крохотную верёвочку.
Подвижный шнурок дразнит её, принимаясь убегать как только был замечен. Изгибаясь и подскакивая верёвочка бродит по сторонам, прокручивается в наивных попытках запутать пушистую узницу ещё не зная, что столкнулся с великой охотницей. Ступая на мягких лапах Артемис подкрадывается. Её крохотные скачки едва поспевают за нитью, как будто бы, чтобы жертва поверила в свои шансы на побег и принялась беречь силы. Пол рывка. Прыжок. Когтистая клеть смыкается на верёвке, а после целый мир вытягивается в поток розоватых, аловатых, лиловых линий, выстреливая телом Артемис словно пулей сквозь тканевые каскады.
Остановилось. Перед ней существо. Неказистая зверюшка с причудливым запахом. Шерсть покрывает голову, но не лицо, что столь же прекрасно, сколь и отвратительно. Острые зубищи пасуют перед размером его же когтей, а три длинных хвоста нервно выстукивают по земле атональный мотив. Не нападает. Ждёт.
***
Треск досок становится оглушительным. Отчий дом Персиваля подвывает от боли, жалобные стоны древесины стремительно лишающейся потаённой влаги походят на прощальный вздох. По мере того как истеричный хохот захлёбывается и начинает стихать, всё более воздушной становится и сама Агата. Тело сестры в его руках, прозрачное и невесомое, растворяется.
Жар нарастает. Дым обволакивает комнату и лёгкие, вырываясь наружу скребущим кашлем. Слезящимися глазами Персиваль оглядывает комнату и несётся вперёд, с разбега налетая на стену. Удар отдаётся неспешным онемением по всему телу, проскакивая сквозь нервные окончания. Ответом на жестокий розыгрыш в голове рождаются только гнев и ругательства.
Жилище изменилось до неузнаваемости потворствуя чьей-то злой воле, подсунувшей крепкую дубовую стену на месте оконного проёма. Стена никак не заканчивается. Малочувствительные пальцы скользят вдоль поверхности, нащупывая дверь и с первой попытки живой таран сносит её с петель. Ливень искр и досок позади него сопровождается падением крыши, схлопнувшейся внутрь как у карточного домика. Поднимаясь с земли, юноша пытается выдохнуть едкую субстанцию, свербящую в горле и собирается было бежать в поисках ускользнувшей сестры, но утыкается в чудовище. Слишком близко. Они стоят лицом к лицу.
Слегка подёргиваясь, за ним следят налитые кровью глаза. Руки покрытые густой шерстью оканчиваются молотами сжатых кулаков. Вытянутая звериная морда приходит в движение и поводит носом. Оно потрясает головой и следом начинают колыхаться узорчатые рога, закрученными над головой слабыми спиралями. Тонкая золотая цепочка обвязывает существо, вырываясь… из его груди.
***
Прежде чем экстаз триумфа успевает выпарить кровь в моих жилах наваждение заканчивается. Ханаан стоит в стороне, внимательно поглядывая на нашу четвёрку. Окидывая взглядом ритуальный круг, я болезненно щурюсь и картинка постепенно приобретает резкость, признавая существование реальности по ту сторону рунических узоров. Друзья застывшие рядом принимаются как ни в чём ни бывало озираться, разминая конечности. Кларисса завершает чтение заклинание всё тем же напевным речитативом.
Ленточки охватывающие шеи Хграама пытаются воспарить подобно воздушным змеям, их свободные концы отвергают тяготение и тянутся в противоположные сторону. Натягиваясь до предела одна из лент рвётся на шее настоящей головы. Мы снова замираем. Катарсис сменяется внезапным испугом. Опасливые взгляды упираются в результаты наших трудов - что если… к нашему облегчению следующей рвётся лента на безумной голове, а за ней ещё и ещё. Так и не оформившаяся до конца черепушка неправильной формы приходит в движение, начиная прокручиваться. Виток за витком неестественное движение заставляет вторую шею истончаться. Вытягиваясь она лопается вслед за лентами и вспархивает в разреженный воздух. Желтея и сморщиваясь, безумная бошка превращается в лимон, жёлтый фрукт давит сам себя исторгая сок, а тот окончательно испаряется, мгновенно выкипая с шипением и паром, едва коснувшись каменного ложа. И пожалуйста, не заставляйте меня повторять, у меня не припадок - всё так и было!
Покрытое множеством татуировок-шрамов, рельефное тело каменного великана неспешно разжимается, расслабляется и опадает вдоль каменного ложа. Тяжёлые золотые серьги слабо подрагивают отражая цветные блики, украшая единственную оставшуюся голову. Отчётливо слышен их звон, разрушающий нахлынувшую в пещеры тишину, но никто не решается заговорить первым.