Повесть лет без времени или век бесед на обочине

рассмеялись, вспомнив старый анекдот.

— Про тебя ничего не спрашиваю, всё знаю — программист высшей квалификации, разведён, сыну 6 лет.

— Ну ещё бы. Чтобы в твоей конторе и не знали всё про всех. А ты как на семейном фронте? Стой, — внезапно сообразил Вадим, — а ты не по служебным ли делам ко мне?

— Угадал, по делу, — моментально став серьёзным, признался одноклассник, но тут же вновь рассмеялся, — ну, приглашай домой. Надеюсь, твои убеждения позволяют принимать старых друзей, даже если они с «той стороны»?

— Да нет у меня ни той ни другой стороны. Я считаю, что все люди — братья, — погрустневшим голосом ответил Вадим, — пошли, конечно.
В квартире школьный товарищ профессиональным взглядом оценил обстановку, пробежался по корешкам книг, проверил, куда выходят окна. Вадим в это время инспектировал холодильник.

— Ты есть будешь? Или чай-кофе? — крикнул он из кухни.

— Кофе растворимый или из машины?

— Обижаешь. Значит, кофе. Коньяка, извини, нет. Но осталось немного неплохого виски. Будешь?

Гость к этому времени уже прошёл на кухню. Он посмотрел на этикетку бутылки и удовлетворённо хмыкнул.

— Ничего себе живут программисты. Вообще-то я на работе, но за встречу грех не выпить.

— Мы по чуть-чуть. Честно говоря, последнее время я слишком часто стал употреблять, надо сделать перерыв.

— Это не удивительно, перед отъездом нужно всех объехать, попрощаться.

— Ты по этому поводу пришёл?

Бывший одноклассник стал серьёзным. Чувствовалось, что ему не очень приятен разговор. Внимательно посмотрев в глаза Вадиму, он ненадолго замолчал. Когда пауза стала достаточной, чтобы отделить лёгкий трёп от делового разговора, комитетчик сел за стол и произнёс:

— Не совсем. Мне поручено предложить тебе серьёзную работу в нашем ведомстве. Естественно, мы проверяем людей перед тем, как сделать им такое предложение. Твоё решение об отъезде стало для нас неожиданностью, но я поручился за тебя. То есть я сказал, что если ты согласишься, то проблем не будет, так как ты человек слова.

Вадим ошарашенно сел на табуретку. Кофемашина подала сигнал о готовности первой чашки напитка. Он автоматически взял её, поставил перед гостем, нажал кнопку повтора и, наконец, задал вопрос:

— То есть мои убеждения вас не останавливают?

— Ты кружку то в машину поставь, — улыбнулся гость, — а то всё мимо вытечет. А какие у тебя особенные убеждения? Ты просто пацифист, это не преступление. Ты же не желаешь Родине поражения?

Вадим хотел ответить, но комитетчик перебил его:

— Вот видишь. Просто ты не обладаешь всей информацией. Когда ты получишь её, уверен, ты станешь думать по-другому.

— Но я не обучен этой работе.

— Да бог с тобой. Работать ты будешь по специальности. Сейчас появилось много новых задач, и квалифицированные программисты нужны нам как воздух. Но, естественно, ты получишь информацию для служебного пользования. О поездках за границу придётся забыть. По крайней мере, на некоторое время.

— Не знаю.

Растерянно глядя на коробку с печеньем, которую поставил на стол, но забыл открыть, Вадим обдумывал неожиданное предложение.

— Не знаю, — повторил он, — работать на систему, которая сейчас убивает людей, я не смогу. Это значит принять участие в преступлении. Нет, пожалуй, я откажусь.

Гордый своим решением, хозяин квартиры ждал страшных санкций, которые последуют в ответ на его свободолюбие. Он сидел, выпрямив спину и напряжённо гадая — его просто не выпустят из страны или арестуют. В тревожной тишине неожиданно громко включился холодильник, чего ранее Вадим не замечал никогда. Ему казалось, что гулкие удары сердца сейчас звучат не тише.

Гость молчал. Он отодвинул от себя чашку с кофе, потом взял рюмку с виски, зачем-то посмотрел её на просвет, подняв на уровень глаз, и залпом выпил.

— Ну, что же. Я предложил, ты отказался, уговаривать не буду.

Выждав ещё несколько секунд, комитетчик хлопнул ладонью по столу.

— Ладно, поезжай в свою Европу. Только… жаль. Очень жаль. Ничего ты не понял.

— Так объясни.

— Война была неизбежна. Если один из противников хочет драки, очень трудно её не допустить.

— Опять враг. Кругом одни враги, которые хотят нас поработить. Это похоже на паранойю, не находишь?

— Не нахожу. Это же очевидно. Североамериканцы набрали долгов во много раз больше, чем могут отдать, то есть жили за чужой счёт, а отдавать нечем. Спасти их может только глобальная катастрофа, которая всё спишет. На Йеллоустонский вулкан надежды мало, остаётся война. С кем? Отгадай с трёх раз, кто больше всех подходит на роль противника?

— Да ну, притянуто за уши, ты слишком фантазируешь.

— Хорошо. Предположим. А то, что американцы не терпят конкурентов, и мы в последнее время становимся для них опасны — тоже фантазия?

— Нет, это скорее мечта, — улыбнулся Вадим, втягиваясь в спор.

— Хорошо, допустим и это. Факт номер три: какая отрасль бизнеса самая доходная?

— Ну да, да — торговля оружием.

— Вот видишь. Здесь уже не поспоришь. ВПК американцев — лидер экономики. Впрочем, как и в большинстве стран. Но у них он просто чудовищен. Именно он определяет промышленную и финансовую мощь государства. А для торговли любым товаром нужен рынок сбыта. Кто будет покупать оружие, если в мире не будет войн? По каждому факту в отдельности ещё можно что-то возразить, но три вместе дают чёткий ответ — кому всё это нужно и был ли шанс избежать войны.

— Всё это лишь теория, попытка оправдать собственные амбиции. Он первый начал — слабый аргумент, особенно когда первым выстрелил сам.

— Слабый? А как ещё прикажешь отвечать на провокации?

— Ну вот опять заезженная пластинка — нас спровоцировали. Государство защищало свои границы, они не могли не реагировать на наше скопление сил.

— Знаешь, я всегда вспоминаю метод, с которым познакомился ещё в детском саду. Там один мальчик очень любил подойти сзади, отвесить пендель, а потом упасть на спину и кричать: «Лежачего не бьют». Долго так развлекался, пока один не стерпел — сел сверху и отдубасил его.

— И что ему было?

— А вот то же самое, что и нам — того, который ответил на провокацию, наказали. И перед всей группой отчитали, и родители ещё потом всыпали. Зато провокатор свои шуточки больше не повторял, а парня все стали уважать. Кроме взрослых, конечно, которые были не в курсе.

— К чему ты это рассказал?

— К тому, что ты сначала войди в курс конфликта, а потом суди. Ты же ничего слышать не хочешь: «Агрессор должен быть наказан, и чтобы избежать этого, он говорит неправду». Не может же нагло врать светоч мировой демократии.

— Всё равно. Значит, с провокациями нужно бороться как-то по-другому. Я не верю, что не существует мирного решения. Кто первый нажал на курок, тот и виноват.

— Мирные решения были. Целых два. И оба в Минске. Результат — ноль.

— Значит, надо было делать три, пять, десять. Пока не сработает.

— Дело в том, что их провокации очень умело построены. Это уже не детский сад. Я для себя называю это — метод пластикового стаканчика.

— Что-то новое.

— Всё просто. Метод постепенного увеличения воздействия. Например: на демонстрации провокатор кидает в полицейского пластиковый стаканчик. Ну что здесь криминального? Вреда же нет. Полицейский терпит. Тогда в него летит пустая бутылка. Обидно, конечно, но закон нарушен не настолько, чтобы обострять ситуацию арестом демонстранта. В какой последовательности будут развиваться события дальше, сказать не могу. Может, будет сразу переход к коктейлю Молотова или пройдёт ещё несколько итераций с постепенным увеличением массы предмета — не знаю. Пресекать нужно на стадии пластикового стаканчика. Кстати, американцы в этих случаях так и поступают и действуют очень жёстко.

— Да что ты мне всё про американцев. Я в Европу еду, а не в Америку.

— А есть разница? Европейцы также любят золотого тельца, как и американцы. Только ещё у них развит культ поклонения силе. Поэтому они будут делать всё, что им скажут.

— Кто скажет?

— Вот! В этом вся соль. Когда они увидят, что мы сильнее, будут слушать нас и проклинать заокеанских собратьев.

Спорщики уже забыли о цели встречи. Они опять стали друг для друга задиристыми мальчишками и спорили яростно, пока не спохватились, что за окном настала ночь.


Каким бы далёким ни было время, намеченное для расставания, оно всё равно приходит. Настала и дата отъезда Вадима. Самолёт улетал поздно вечером, и парень решил провести весь день с родителями. Погода устроила ему торжественные проводы. Солнце источало мягкое тепло, лужи просохли, ветер взял выходной. Птицы заливались как в последний раз, деревья стояли в почётном карауле, крепко держа свой прощальный наряд и радуя глаз ярким разноцветьем. Воздух одновременно бодрил свежестью и пьянил густотой.

Неспешно прогуливаясь в парке, отдыхая на скамейках, Вадим с родителями разговаривали о всяких мелочах, вспоминали родственников, пересказывали последние новости. Об отъезде старались не думать. Самое важное для мамы — чем сынок будет питаться и не замёрзнет ли в дальних странах, обсудили неделю назад, когда Вадим сообщил о своём решении. Работу и место жительства рассмотрели тоже  не раз.

— Мам, ты всё же поговори с папой, — Вадим воспользовался тем, что отец остановился покормить белок, — может, переедете ко мне, как я устроюсь.

— Да что ты, сынок, это бесполезно. Ты же его знаешь.

Действительно, убеждённого коммуниста невозможно было склонить на переезд в стан заклятых врагов. В свои семьдесят Пётр Васильевич оставался крепким и подтянутым, а в убеждениях ещё больше утвердился. Его жена, посвятившая себя мужу и сыновьям, много болела последние десять лет, но крепилась, поскольку была связующим звеном, на котором держалась семья, принимая и гася в себе жалобы мужчин друг на друга.

— Конечно, бесполезно. Я туда если поеду, то на танке, — Пётр Васильевич закончил с кормлением и подходил к жене с сыном. — Буржуинам так привычнее.

— Пап.

— Ты, Вадим, перепутал. Это с глазами у меня беда, а со слухом всё в порядке.

— Почему привычнее-то? На Западе много русских. Они эмигрировали ещё в первые годы советской власти. Туда уезжали лучшие люди страны. Сейчас повторяется то же самое.

— Ты опять перепутал. Они бежали от голода, от непривычной и непонятной им власти. И, кстати, лучшими людьми их назвать трудно, поскольку они бросили страну в самый тяжёлый для неё момент.

— Возможно, но сейчас их имена знает весь мир, и Россия гордится ими.

— Да. Но гениальность в искусстве или науке не тождественна мудрости и честности. Заметь, большинство из сбежавших жалели о своём решении и просились назад. В то время как действительно лучшие люди, из тех, кто не принял революцию, страну не покинули, а продолжали отстаивать свои взгляды на Родине. У молодой республики тогда нечего было им противопоставить, и пришлось, к сожалению, их выслать.

— Ты «философский пароход» имеешь в виду?

— Да. Вот это действительно были достойные граждане своей страны. Жаль, что они оказались по другую сторону баррикад.

Вадиму очень не хотелось портить спорами последние часы с родителями, но, видя, что отец не волнуется и не сердится, он всё же решился.

— Уезжать