кивком головы соглашается, в напряжении поджидая разоблачения - о чём речь ей неизвестно. Но всё проходит.
- Я, вы знаете, Бога в себе держу. Иконок никогда не имела. А достать могу. Благословение родительское, думаю, всё-таки необходимо. Тем более, не строго сейчас так.
- Да, конечно. Благословение, - подхватывает без особого энтузиазма Надежда Семёновна, - нужно. Кто с этим спорит. Но, я вам прямо скажу - не с иконками же. Как-то... Поймут ли нас.
Валентина Петровна ненадолго задумывается и не принимает.
- Чрез нас ведь к Богу всё идёт, - убеждённо заявляет она.
- Да. Это так, - неохотно соглашается Надежда Семёновна, - и если угодно... - но видит Леночка не бывать этому.
- Мама, ну к чему. Не нужен Он нам. А благословение ваше - так вот оно, - к одностороннему удовольствию разряжает обстановку девушка, обводя рукой застолье.
"И правда,. - винит себя Петровна, - вот далось мне", - и её сердечко не слушаясь слегка увеличивает частоту.
"Ну мама!" - досадует дочь. И хотя нашлась она, однако горькое неудовольствие собою сохранит до конца запоя, ведь с детских лет ей твердили: "А на пороге благословлять тебя с женихом буду иконками", - и соглашалась она с этим. И о да, осенило Леночку: а она их и не просила бы ни у кого, они где-то есть.
- Но я комсомолка, Лёша, - будет выгораживать себя Леночка. И малым это покажется ей и тогда в ход пустит то, что считалось признаком порядочности: "Мы же грамотные люди".
К сожалению, всему приходит конец. Собрались и наши гости восвояси. Вы знаете, я лучше не стану это описывать - нет таких слов в русском языке. Я, даже, перелистал словарь Даля - увы, не поменял своего мнения.
Мы не будем следить за нашими новыми знакомыми. Тем более, что толку ходить за Леночкой с Лёшей. Вы всё легко можете представить. А если ещё добавить кое-что из личного опыта, результат превзойдёт всю мою писанину.
Я только раскрою один секрет вам, но это между нами. Леночка знать не должна. Хорошо?
9. Ира... Ира первая сноха Надежды Семёновны и Ивана Ивановича. Они вот также ходили её сватать. Вот также они седели. Скромно ответила "Да". Лёша души в ней не чаял. Любил до самозабвения. Свадьбу сыграли не хуже других. Стал жить их сын. При них. Боялись они отпускать его в "свободное плавание" - молод. Конечно, сокрушались - идти надо в армию, но надежду слабенькую питали на то, а может не заберут или, хотя бы, отстрочат.
Мать есть мать и поэтому пользуясь особыми правами, она частенько напоминала сыну о его поспешности в таком серьёзном деле, на что тот реагировал с понятным раздражением.
"Люблю я её. Ты понимаешь? Я жить без неё не могу. Два года - это же не вечность". Мать жалея сына отступалась подумывая что-де Ира будет под надёжным контролем. Однако, жизнь штука сложная. Законы её мало изучены даже, казалось бы, в очевидном.
- Дурак ты, дурак, - ругала впоследствии сына Надежда Семёновна. - Кто же так делает? Да ты в своём ли уме?
Сын обычно отмалчивался.
- Это же надо таким быть. Бросить уголовника, видите ли, совесть ей не позволяет. Пока он в беде (в беде!) - я буду переписываться с ним. Ну и что? До переписывалась?
Да, всё так и было.
Ещё перед свадьбой, а точнее, перед запоем, Ира заявила Алексею.
- Лёня, я, кажется, люблю тебя. Я согласна выйти за тебя. Но у меня условие одно есть.
- Какое? - никогда бы Алексей не думал на то, что услышал.
- До тебя я дружила с одним парнем. Он попал в беду, его посадили. Мы с ним переписываемся. Меня он не просит ждать его: единственное желание - пока сидит, чтоб я не бросала ему писать. Трудно ему. Я, Лёня, не думаю, что между мной и тобой будут тайны. Письма его читать тебе разрешу. Что сама буду писать - вывод сделаешь из его ответов. Кстати, он пожелал нам счастья.
И как неприятно было Алексею, но жёстко поставленное условие вынудило согласиться.
- А что я мог противопоставить, - уж когда совсем мать задевала за живое, отвечал сын. - Тогда бы она за меня замуж не пошла.
- Да и лучше было бы.
- Мама, - сердился сын. - Ты забываешь, что я её люблю. Она первая женщина в моей жизни.
Надежда Семёновна обычно после такого довода замолкала, говоря всего лишь.
- Никуда бы это не делось.
Отыграли свадьбу. Молодые постепенно погрузились в будни. Но через два месяца пришла Алексею повестка в армию. А тут ещё оказалось, Ира в положение.
- Лёша, читай, - перед самыми проводами неожиданно дала письмо, пришедшее на дом тёщи из заключения, Ира. Алексею это показалось убедительным подтверждением порядочности супруги - могла бы и попридержать.
"... Ира, - скромно тот писал: только Ира и ни тебе там Иринка, Ирочка. Ира и всё, - я очень рад за тебя и, конечно, по-хорошему завидую Алексею. Живите, наслаждайтесь всем, чем считаете нужно. Жизнь неповторима. А я вот сгубил её...". Далее описывалась лагерная суматоха, не вызвавшая сочувствия у Алексея, а под конец: "Ира, с каким страхом жду последнего твоего письма! Скоро свобода, но то для тела моего, тогда как душа так и останется в этой мерзкой клетке. Без тебя её не вызволить... Я постараюсь сразу же уехать из нашего города, вот только повидаю родителей. Пока до свидания. Не знаю, осилит ли рука вывести тебе: прощай".
Алексей ничего подозрительного в этом письме не обнаружил. Наоборот даже, он порадовался, что всё скоро закончится. Как никак, а всё-таки неприятный осадок досаждал. И всё ничего у них было, но какое-то понятие, что делит он Иру с кем-то всегда его преследовало.
В армию его провожали не хуже других. Ира вела себя, как и положено замужней женщине: в весь вечер не отошла от мужа, наедине плакала, на людях грустила, получая утешительные слова - благодарила. Надежда Семёновна незаметно наблюдая за ней, успокоилась.
Писал Алексей часто, да такие письма!
"Ирочка, цветик ты мой, как я мучаюсь, как скучаю. Свет мне не мил без тебя. Живу только надеждой, только будущем...". А матери с отцом: "Здравствуйте дорогие родные! Спешу сообщить, что сын ваш службу несёт достойно...". Ещё пара слов и далее: "Мама, отдай письмо Ире - там только ей". Задевало это Надежду Семёновну, но практичный её ум находил тут и положительные стороны. Однажды, правда, сын кроме изложил свою просьбу матери: "Мама, повлияй на Иру: я попросил её, если родится сын - пусть назовёт Юрой, а если дочь - Катей. Но устранилась она от моей просьбы...".
Озадаченная свекровь не решилась идти ва-банк. А вскоре Ира сообщила ей, что уходит. "Не вините меня, - говорила она. - Ничего с собой поделать не могу. Я думала с Лёней у нас серьёзно, а оказывается настоящая-то любовь всего лишь дремала. Простите". И сделала на взгляд Надежды Семёновны под конец важное заявление: "С Алексеем когда бы мы встали на ноги...". Ира скромно собрала пожитки и извинившись ещё раз тихо удалилась.
Оставшись в недоумении Надежда Семёновна долго не могла сосредоточиться. Она ходила по комнате не веря случившемуся. Она злилась на сына, его же и жалела. Она испугалась за мужа. Всегда спокойно воспринимавший многие вещи в это раз среагировал бурно: "Мать твою так. Ведь говорили дураку... Нет: люблю я её". Он попросил валидола и весь день пролежал в постели.
Когда через неделю немного отошли, сразу же встал вопрос: как быть с сыном. Рядили-гадали, гадали-рядили и, в конце концов, написать решили всё как есть. Долго ответа ждали и вот наконец: "Мама, - писал он, - я всё хочу забыть. Понимаешь, всё". И из последующих переписок было выкинуто любое упоминание о злосчастной снохе. А когда Иван Ивановичу выдали на шахте ордер на двухкомнатную квартиру - радовались по другому поводу: прошлое останется там, на окраине.
О, как мы любим детей! Как радеем за их благополучие! И всё это, вроде бы, бескорыстие предполагает от них получить благодарность. Но не совершенен род человеческий, по крайней мере, подавляющая его часть. Уповая на свои мозговые возможности и забывая о Боге ничегошеньки в этом мире получить невозможно!..
А теперь я хотел бы припомнить Валентину Петровну.
10. В целом впечатления её оказались благопристойными. И зять ей понравился. Видела она его, как мы знаем, впервые. Культурой своей он несколько отличался от родителей, но это не говорило ей ровным счётом то, что воспитанность Надежды Семёновны и Ивана Ивановича чуть-чуть под задержалось: как никак плод порядочности ему привили они. Почему-то Валентина Петровна сразу пришла к выводу - дети её не бросят. Что жить ей не с ними яснее ясного подсказывало - чтобы вы думали? - поведение дочери. Она, по наблюдению матери, покорной была во всём. Это и определило предположение. И как ни тяжело для Валентины такое замечание, однако желание видеть дочь счастливой заставляло считать всё само собой разумеющимся.
"Нет, - думала, а как только сыграем свадьбу, обязательно сходим к нему на могилку", - и все свои надежды она адресовала уже Алексею. Она и сейчас, собираясь на кладбище, одинокой себя не представляла. С ней, как бы, были дети.
"Надо всё ему рассказать", - стучало в висках. И она торопилась: "Он же ждёт", - и запутанность её ощущений придавала уверенность в правильности своих действий.
А на могилках она сядет к изголовью бывшего мужа и долго-долго будет изливать накопившееся.
- Скоро придём все вместе, - довольно пообещает она. - Посмотришь на своего зятя, - милая улыбка заполнит всю её красивую некогда мордашку. - А там, Бог даст, и внучку приведу, - с этим она не ошибётся.
- Всё будет хорошо, - уверяет она и смотрит на небо, заволакиваемое свинцовыми тучами...
Знаете что? А давайте оставим прошлое в прошлом и перенесёмся, ну скажем, не на полный месяц, но вперёд. Затронем июль. Его середину. Опять ведь восстановилась жара неимоверная - та самая, о коей говорят: последние пол ста лет такого в природе не наблюдалось. И, видимо, походило это на правду, так как дед Парфён, - помните, сосед Леночки, - сидя на лавочке снял даже шапку. Он, как и тогда, монотонно покачивался вперёд-назад загадочно рассуждая.
- И чё это она за мной не идёт? Не нужен я там, что ли?
Леночка частенько с окна поглядывала за ним. Ей не верилось, что человек к такому может прийти в своём развитие. Она подтрунивала над Алексеем показывая на престарелого соседа: "Лёня, и мы когда-нибудь станем такими. Ты представляешь себя таким?" - Алексей не представлял. Не хотелось этого и Лене и только по одной причине: дедовой спутницы нет уж давно. Обычно грусть следовала за тем. "Мы вместе помрём. Да, Лёша?, - уговаривала она наречённого. Тот не противился.
Надо сказать вам, что настроение нашей Леночки регулярно подвергалось изменчивости: она могла веселиться и тут же впасть в апатию, могла проявлять ласку, могла и беспричинно надуться, а то и задуматься, да так, что до неё еле добирались. Однако, нуждается замечание в некоторой поправочке. Всё это случалось, как бы мы определили, в свободное от хлопот время. А его у них с Лёшей не так много оставалось. Целыми днями они куролесили по городу: то в поисках какого-либо дефицита, то по родне с приглашениями, то... ой, да мало ли чего?
Теперь они были желанными гостями, что в той семье, что у Валентины Петровны. Набегавшись по-утру, они спешили на обед в дом Лены. Отобедав и с
