Произведение «Путь Иосифа Трумпельдора.» автора Михаил Кожемякин - Литературный сайт Fabulae (страница 6 из 9)

вы!
К а м а л ь: Машаллах, на все воля всевышнего. Это вы, евреи, виноваты в том, что произошло! Зачем вы дали женщинам оружие?! Война - дело мужчин! Удел женщин - воспитывать детей, любить мужа, следить за домом...
М и р р а (запальчиво перебивает К а м а л я): И только?! Вы хорошо знаете английский... Наверное, должны были слышать, что в современном мире женщины желают себе другого удела!
К а м а л ь (с неудовольством): Даже англичане, цивилизованный и сильный народ, не видят для женщин другого удела! Выйди, miss, здесь говорят вожди.
М и р р а (вызывающе): Ну уж нет! Я сестра милосердия, и мое место - возле своего раненого командира!
И о с и ф (слегка улыбнувшись): Спасибо, Миррочка. Она останется. (К а м а л ь недовольно кивает) Говори Камаль-эфенди, я слушаю тебя.
К а м а л ь: Однорукий Иосиф, я не хочу больше крови. Мои воины нужны мне, чтобы воевать с французами. Пока ты не умер, отдай приказ своим людям оставить Тель-Хай и Кфар-Гилади. Я обещаю дать им безопасный проход с повозками и имуществом... Хоть до самого Иерусалима, лишь бы подальше отсюда!
И о с и ф: Помнишь, Камаль, как мы когда-то сидели в александрийской кофейне с британскими офицерами? Ты тогда пил чай, я - бренди, мы курили кальян и говорили о войне...
К а м а л ь (почти печально): Зачем сейчас вспоминаешь об этом, Иосиф?
И о с и ф (твердо): Потому, что ты, оказывается, совсем не узнал меня тогда! Я никогда не отдам такого приказа!
К а м а л ь: Отдашь, потому что у тебя нет выбора! Сейчас я отступлю: пускай твои последние часы украсит сладкий мираж победы. Когда ты умрешь, я вернусь и возьму у твоих евреев все!
И о с и ф: Как видно, ты не узнал и евреев, Камаль.
К а м а л ь: Узнал, Однорукий, хорошо узнал. Теперь я осмелюсь поспорить со своим отцом, который говорит, что евреи - улет-эль-мот, дети страха. Но без тебя из вашей обороны улетит душа. Я объединюсь с отрядами Хаджи-Али, Чауша Юсуфа - и, иншаллах, у нас будет в десять раз больше бойцов, больше винтовок, чем у вас! Мы уничтожим Тель-Хай и Кфар-Гилади! Не хотите смерти - уходите сейчас. Я сказал!
И о с и ф: Теперь послушай, что скажу я, Камаль-эфенди! Ты долго воюешь, и должен бы понимать, что даже десятикратное превосходство может не принести атакующему успеха, если в обороне стоят насмерть. К тому же - за крепкими каменными стенами, против которых у вас нет ничего, кроме ручных гранат... А на дистанцию броска еще надо подойти! Не утешай себя мыслью, что после меня здесь не останется души! Здесь останутся десятки молодых, смелых душ, которые, быть может, еще сильнее моей! Даже если тебе повезет, и ты убьешь их всех, здесь останется душа этой земли - нашей обетованной земли! На нее придут новые сыновья и дочери еврейского народа, чтобы возделывать ее, защищать ее и возродить на ней наше государство - Эрец-Исраэль!
К а м а л ь: Ты ошибся, Однорукий Иосиф! Эта земля - наша земля. Римляне забрали ее у вас восемнадцать веков назад. А тринадцать веков назад мы, мусульмане, забрали ее у правнуков римлян - византийцев!
И о с и ф: Тогда живите на этой земле рядом с нами, как соседи и друзья. Но свое право на еврейское государство мы будем отстаивать с оружием в руках, точно так же, как Фейсал ибн-Хусейн боролся за арабское государство в Великую войну...
К а м а л ь (горячится): Наши отцы жили здесь, наши деды жили здесь, и деды наших дедов!! Нам не нужно здесь никакого государства, кроме собственного!
И о с и ф: Ваше государство пусть будет в Багдаде, в Дамаске, в Каире и Александрии. Здесь, где царь Шаул создал Израильское царство, а царь Соломон воздвиг Иерусалимский Храм, историей суждено восстать из праха веков еврейскому государству!
К а м а л ь: Значит - война, Однорукий Иосиф! После твоей смерти - война, и после моей смерти - тоже война, и после смерти тех, кто придет за нами - только война!!!
И о с и ф: Вы уже начали эту войну, Камаль-эфенди, и успели узнать, как евреи умеют умирать за свою землю. Придет день, и вы увидите, как евреи умеют побеждать! Но, быть может, настанет день, когда наши народы устанут от ненависти и найдут в себе достаточно мудрости и смелости протянуть друг другу руки.
К а м а л ь: Только не здесь и не сейчас! Но твою единственную руку я пожму, если ты протянешь ее мне. Как руку врага, которого я уважал, и которого больше никогда не увижу в мире живых.
И о с и ф: Прощай! (Пожимают друг другу руки) Сандор, проводи Камаля-эфенди и проследи, чтобы никто не вздумал выстрелить ему вслед.
С а н д о р (недобро оскалившись): Ни в коем случае! Надеюсь, мне выпадет удовольствие когда-нибудь выстрелить ему прямо в лицо! Bitte schon, эфенди, на выход!
(К а м а л ь - э ф е н д и и С а н д о р выходят)
М и р р а (восторженно): Йосеф, ты просто восхитителен!! Извини, я плохо учила еврейскую историю, а то сейчас точно сравнила бы тебя с каким-нибудь бесстрашным предводителем Маккавеев!
И о с и ф (не слушая ее): Похоже, теперь Камаль действительно отступит, одному ему не справиться... А потом придет снова - уже не один, и это значительно хуже! Но сегодняшний день все же наш. Мирра!
М и р р а: Да, мой милый!
И о с и ф: Иди к ребятам, девочка моя, передай им, что сейчас станет легче. Что, возможно, бедуины уйдут... Но пусть не расслабляются, пускай будут готовы!
М и р р а: Я передам, Йосеф. Я сейчас... (не решаясь уйти) Я уже иду...
И о с и ф: Иди же!
М и р р а (бросаясь к нему, со слезами): Ты только дождись меня, Йосеф, пожалуйста! Я так боюсь, что я приду, а ты... А ты... Нет, нет!!! Что я такое говорю, милый?!
И о с и ф (мягко, пытаясь найти непослушной рукой ее голову): Что ты, Миррочка? Не надо... Обещаю, я дождусь тебя! (улыбается) Слово офицера двух армий, Российской и Британской!
М и р р а: Такому слову невозможно не поверить... (пытается пошутить) Вы ведь не сможете обмануть женщину, господин капитан, сэр! (серьезно и отчаянно) Женщину, которая любит тебя, несчастная дура!! (Выбегает)
И о с и ф: Милая моя девочка... Как все просто... Своя семья, своя земля, свой дом, в который возвращаешься на закате с поля... Жена накрывает на стол, а детишки... (приподнимается, пытаясь крикнуть) Будь проклята эта война, эта жизнь!!! (То ли стонет, то ли рычит от боли и падает на топчан) Не успеть... Ничего уже не успеть...
(В глубине комнаты появляется фигура Владимира Зеева Жаботинского)
Ж а б о т и н с к и й: Кажется, вы катастрофически падаете духом, капитан, сэр!
И о с и ф (удивленно): Зеев? Ты-то как здесь? Только не говори, что тебя угробили в Иерусалиме какие-нибудь фанатики-арабы...
Ж а б о т и н с к и й: Каши мало ели, как говорят на нашей бывшей родине! И потом, Йосеф, я крайне живучий субъект!
И о с и ф: Почему ты пришел?
Ж а б о т и н с к и й (иронично): Скажешь, что не рад видеть старого друга и соратника? Понимаешь ли, мне показался внушающим серьезные опасения тот факт, что Трумпельдор вдруг заговорил о женитьбе и семье в столь сентиментальном тоне. Вот я и решил на минутку заглянуть в твою память, дружище! Последний раз, когда мы встречались, ты был в обществе какой-то долговязой конопатой англичанки, и тебя занимали отношения с ней совсем иного рода...
И о с и ф (озадаченно): Конопатой, говоришь? Не помню...
Ж а б о т и н с к и й: Может, и не было никакой англичанки, просто мне пришла такая фантазия. Не забывай, я все же литератор! Я хочу сказать тебе о другом, Йосеф. Неужели ты, несгибаемый Трумпельдор, прошедший осаду Порт-Артура, японский плен, песчаный ад Галлиполийского десанта, вдруг подпустил слабину?!
И о с и ф: А ты, Зеев, попробуй как-нибудь полежать денек с распоротым брюхом на досках, чувствуя под спиной лужу собственной крови! Подумай при этом на досуге, помрешь ли ты через час, или, быть может, промучаешься еще целые сутки... И посмотрим, удастся ли тебе сохранить бодрость духа?
Ж а б о т и н с к и й: Не знаю, дружище! Это ты у нас красавец-вояка, любимец прекрасных дам, герой со стальными глазами, целым иконостасом крестов на груди и резиновой рукой... А я - всего лишь маленький ехидный человек в очках, самый штатский из всех офицеров нашего с тобой британско-Еврейского легиона. Но я сумел бы посмотреть в глаза безносихе-смерти не хуже других, если бы меня вдохновил пример Иосифа Трумпельдора, твердого до конца!
И о с и ф (не слушая его): Послушай, Зеев, тебе никогда не хотелось, чтобы наша судьба сложилась как-нибудь иначе? Я хотел сказать - как у простых, обычных людей, живущих своими повседневными заботами и тихими радостями. Ты бы мог, например, стать хорошим писателем... Помнишь, Куприн говорил о тебе: ′Если бы Жаботинский не увлекся сионистской деятельностью, он вырос бы в орла русской литературы′...
Ж а б о т и н с к и й: Ага, а ты бы благопристойно выдирал гнилые зубы обывателям Пятигорска... Или все же окончил бы университет и стал бы