Второе искушение чудом. На голодный желудок на голой, пустынной земле одинокому и пустоту человеку мерещится райское место, как свет во тьме, мираж, иллюзия. Как противостоять этому ложному чуду? Принять свою крест, всеобщее проклятие, ненависть всех, направленную, сошедшую, сфокусированную на тебе и простить их, как не ведающих то, что они творят. Это прощение и есть начало любви.
И, наконец, третье искушение властью или авторитетом. Напротив, будь последним из них, как спасенных, будь бодхисаттвой.
Не уподобляйся им, будь самим собой. Дело не в совершенстве, а в твоём спасении. Пускай хоть один спасется. Вот тогда и спасайся. Дай шанс спастись другим. Не расталкивай локтями всех на пути в рай. Почему ты должен проходить за них их путь? Каждый имеет возможность спасения. Другое дело, каждый ли воспользуйся этой возможностью.
Как же дети? Что дети, им легче спастись. С них малый спрос.
Ещё один вопрос: Как быть с примером? Не в примере дело. Пример нужен тем, кто не мыслит и не знает. Ты мыслишь и узнаешь.
Ещё один вопрос: Как быть с примером? Не в примере дело. Пример нужен тем, кто не мыслит и не знает. Ты мыслишь и узнаешь из себя то, что для многих является снаружи в виде грамоты и образования, культуры, культуры. Конечно, есть ещё натура. Натуральные или природные люди есть плотские люди. Они следуют зову плоти, родовое инстинкту, прикрывая его буквой. Они наивные грамотеи. В быту, в бытности они являются слугами традиции, обожают церемонии, чтят ритуалы. Будучи наивными, они заняты миметичны, повторяются, подражают самой природе.
Совсем иначе живут образованные люди. Те любят не природу, а культуру, творят её, как вторую природу. Им свойственна любовь к искусственному. Они искусны не в подражании, а в симулировании природы. Их отношение к реальности является уже не наивным, а сентиментальным, душевным, рефлексивным.
Есть ещё и третья разновидность людей. Она немногочисленна и есть своего рода исключение из ряда служителей плоти и души, инстинкта и культуры, чувственности и чувствительности. В нынешнее время их можно представлять уже даже не в виде группы, а отдельно взятых существ, наивных, но не по плоти, а по духу, и сентиментальных не по рассудку, который объясняет чувства, упорядочивая их терминологически или счетным образом, а по разуму.
Здесь разум выступает как явление духа, постижимый образ его непостижимости для чувства и рассудка. Это явление есть мысль, а не чувство и число. В ней разум являет себя в качестве идеи. Причём мысль переживается и проживается в виде состояния само-сознания мыслящего, ясно отдающего себе отчёт в том, что он изнутри есть свидетель мира иного в этом мире. Такое переживание носит экзистенциальный характер или является выходом уже не из тела в виртуальное пространство культурного произведения или технического изобретения (артефакт), а из души. Духовный человек входит в душу, чтобы выйти из неё и войти в ином мир - в мир духа.
С духовной точки зрения творение человека есть символическое выражение самого творения в его лице. Это творение, например, текст не имеет самодостаточного значения; оно служит явлением Я в человеке, как автора, вроде такого явления идеи, как мысль.
Мне интересно, как мужчине, распространяется ли сказанное здесь на женщину как таковую в человеческом виде? Забавно это видеть глазами такого мужчины, как Лев Николаевич Толстой. Возьмём эволюцию его взгляда на оный объект описания, который испытывает личное становление в мире любовных чувств в двух популярных романах: "Войне и мире" и "Анне Карениной".
В "Войне и мире" мы знакомимся с одним из главных женских персонажей, - с Наташей Ростовой, которой явно симпатизирует автор. Какой грех можно признать за ней? Грех измены невесты своему жениху, князю Андрею Болконскому. Правда, это грех неполный, ибо Наташа Ростова остановилась у самой роковой черты, - в конце концов, не сбежала из-под венца со своим любовником (аматером), - Анатолием Курагиным, братом неверной жены друга Болконского, графа Пьера Безухова. Не сбежала не потому, что не хотела любовника, или убоялась общественного осуждения, а потому что ее близкие воспрепятствовали побегу.
Конечно, для оправдания героини можно сослаться на ее нежный возраст. По молодым летом она ещё не понимала, не ведала того, как низко пала. Но это слабое утешение и звучит неубедительно для жениха. Болконский - гордый, а не великодушный человек. Поэтому он не может, не способен простить изменницу. Только близость собственной смерти, к которой приведёт его же пресловутая гордыня, откроет ему глаза на самого себя и позволит простить бывшую невесту. Он опять полюбит её, преодолев свою обиду и ревность, опять же, к умирающего сопернику. Это мы видим в "Войне и мире".
Что же мы встречаемся в следующем романе Льва Толстого? В романе "Анна Каренина" героиня, уже зрелая женщина, в полном сознании своего преступления перед мужем и сыном, выбирает любовника, светской ловеласа Алексея Вронского. Она хочет согрешить, грешит и живёт в грехе. Её жалкие переживания не могут вызвать в читателей ничего, кроме презрения или снисходительной усмешки. В свете её не понимают, ибо немало в нем заводят любовных интриг, - человек слаб на то или иное место, - но никто, кроме Анны Карениной, не грешит так открыто, как она, - мешает напускное приличие, оно же лицемерие: "Ай-яй-яй! Что люди скажут"!
Но Анне Карениной само "море слухов" по колено. Она, страсть, как хочет, свою прелесть, - Вронского. На всех прочих ей плевать. И все же порой, когда страсть удовлетворяется, Анна вспоминает о своём брошенном сыне от мужа.
Если автор прощает девушку в "Войне и мире", то женщину из "Анны Карениной" он не прощает, осуждая её на смерть, на самоубийство. Смерть смывает её грех, смертельное преступление перед моралью в глазах моралиста Толстого.
Вот как на самом деле относится автор доктрины непротивления злу насилием ко злу: он заставляет злодейку нанести зло, вред самой себе, освобождая от зла всех прочих, кто пострадал от её зла и не запачкал руки, наказывая грешницу. Зло должно наказать себя само, чтобы добро осталось добром. Зло ко злу и возвращается. На словах, ибо оно торжествует, прикидываясь добром, если нет возможности нагло, как в случае с Анной Карениной, публично демонстрировать себя, не считать ни с чем, кроме себя. Толстой пробует объяснить и простить грех прелюбодеяния, но у него это никак не получается. И тогда, после жалких и неуверенных попыток оправдания, автор демонстративно осуждает сексуальный грех в следующем, менее удачном произведении - повести "Крейцерова соната". Этот текст написан собственно от лица скопца, который не знает никакого другого средства борьбы с сексом, иначе смерть, убийство. Уж лучше быть монахом, чем убийцей. Так хорошо, пристало говорить престарелому импотенту, но никак не молодому и полному сил человеку, каким некогда был наш автор, Лев Толстой. С Толстым все ясно: это типичный пример, в ряду находящийся, того, как человек меняется с возрастом. Меняется он и меняются его так называемые "мысли". Понятное дело, выше плинтуса трудно подняться.
Вопрос об искушениях - больной вопрос. Им задаются все люди. Но не все могут в нем разобраться. Кто же смог в нем хорошо разобраться? Естественно, Иисус из Назарета. Кто ещё?! Достаточно вспомнить то, как Иисус, водимый Духом, оказался в пустыне, где его искушал сам дьявол. Чем же он искушал там, где ничего нет? Разумеется, нищетой духа. Почему бы Иисусу, чтобы утолить голод, не превратить камни в хлеб? Иисус не последовал совету дьявола, ответив, что человек жив не единым хлебом, но словом божьим, кем он, Иисус, и является. Как слово, образно говоря, он выходит из уст божьих вместе с духом святым. Нельзя ограничиваться материальным, когда есть духовное.
Тогда дьявол прямо предложил Иисусу поклониться ему в обмен на власть над миром, над царствами вселенной. Это было второе искушение Иисуса. Тот отклонил предложение, заявив, что служит одному богу, чьим сыном, единородным наследником и является. То, что поклоняться следует одному богу, означает необходимость быть свободным. Как так, ведь необходимость противоположна свободе? Непонятно. Это тайна для тех, кто сводит свободу к выбору. Следует руководствоваться не авторитетом, а верой. Вера делает свободным, если она верная, достойная самой себя.
Наконец, третьим искушением Иисуса является искушение чудом. В чем заключается смысл этого искушения? В том, что чудо якобы является случайным, произвольным явлением. Между тем чудо имеет свою необходимость и попусту, как предлагает дьявол Иисусу, не совершается. Вот возьми прыгни с высоты храма и не разбейся, - взмахни крылом, как ангел, чтобы не преткнуться ногой о камень. С чего бы вдруг?
Что символизируют указанные дьявольские соблазны, о которых уже шла речь выше? Они есть препятствия, которые неизбежно встречаются на пути к духу. К тому же не все от бога. Некоторые духи есть от себя. Для человека важен дух от бога. Это святой дух. Он исходит от творца, который создал человека, вложив в его плоть душу от себя. От бога в человеке душа. Она отзывается на глас божий. Голос бога и есть Я. Я есть то, что человек воспринимает, как самого себя не вне себя, но внутри себя. Этот внутренний голос услышал в себе Иисус. Отождествив себя с ним, он стал Христом, Спасителем, поверил в бога, как в себя.
[justify] Последователи Иисуса, христиане, сначала, когда он обитал, был с ними, стали звать его "Сыном Бога", но потом, когда он ушёл к Отцу, признали его в качестве Богочеловека. Прочие верующие признают Иисуса за пророка ввиду того, что он якобы говорил от лица бога в переносном смысле, ибо у того нет лица. Христиане же признают бога, имеющего три лица или ипостаси: творца сущего,