ногам?
В Израиле, в случае, когда муж уходит из семьи по своей инициативе, закон и суд всецело встают на сторону жены и детей. Я бы остался без выплаченной квартиры и без сбережений. Кто бы рискнул начать строить семейное благосостояние с нуля в возрасте за пятьдесят, без связей в новой стране, будучи обременённым алиментами, и это, когда уже столько сил отдано, и относительное благополучие достигнуто? Я родился и вырос в нужде, и мне не хотелось в нужде стареть и умирать.
Мне также была бы гарантирована общественная изоляция, потому что мою жену все любили. Я только и слышал, как мне с ней повезло. Осудили бы и Нику в Питере, но она-то ведь всё равно уезжала. У неё, как учительницы русского языка и литературы, не знающей ни иврита, ни английского, не было шансов найти работу в Израиле, тогда как моя жена, свободно владевшая этими языками, зарабатывала неплохо. К этому прибавлялась вероятность лишиться работы в случае шумного развода. А другой такой работы я найти не мог, даже за границей пробовал искать, но ничего не нашёл.
В молодости я пережил тяжёлую травму развода со своей первой женой; я сделал это ради любимой женщины, с которой потом мы так и не смогли образовать семью. Мне жутко не хотелось новой такой же, а может ещё большей травмы. Зная Никино непостоянство, я страшился этого шага, боялся остаться у разбитого корыта.
Кроме всего, это был трудный для Израиля период - пик террора, беспомощные действия бездарного правительства. Тогда у многих, да и у меня тоже, стала пропадать уверенность в будущем страны. Как тут было начинать новую жизнь?
Когда я простыл зимой 2003-го, она мне написала:
"Мика, я знаю супер-средство – минет, сделанный молодой любовницей. Если бы его можно было сделать по интернету, я бы постаралась – ты помнишь…?
Мне хотелось бы надеяться, что ты поправляешься. Мне нужен здоровый любовник, а, может, и муж (кто знает) …. Что бы я ни делала, в голове только ты, это загоняет в депрессию. Ты собираешь коллекцию таких писем? Уверена, она не маленькая, ну и наплевать мне! "
Весной, на четвёртый год нашей полувиртуальной связи, в сезон, когда чувства Ники снова обострялись, наступил кризис.
"… Я, как собака, лежала бы у твоих ног и слушала, спрашивала, целовала.
Так хотелось бы быть с тобой… чёрт, абсолютно невозможно!!!
"Я сижу у окна. За окном осина.
Я люблю немногих. Однако сильно".
Бродский и твоя девочка (так я любил называть её: "моя девочка"), Ника, которая изнывает без тебя.
Давай, пришли мне что-нибудь типа "мы должны себя сдерживать, жить воспоминаниями". Засунь свои учения в жопу, а то, как в одном фильме: "Дорогой, я приеду поссать на твою могилу".
"Мика, сейчас почти два часа ночи, я в интернете, выпила полбутылки "Бейлис" и так хочу тебя, милый, ты спишь голый, в пижаме? Я хочу тебя раздеть, лечь рядом, Боже, почему я должна так страдать?"
Её письма меня изматывали. Я чувствовал себя солдатом, отражающим массированное наступление всех родов войск и видов техники, с фронта и тыла, с суши, моря и воздуха, раненным, с патронами на исходе. Но хуже всего было сознание, что атакует меня не враг, а любимая женщина и что мне хочется не сражаться, а капитулировать. И съездить к ней я тогда не мог, в столпотворение трёхсотлетия Петербурга туда старались никого не посылать. Я жалел, что я не мусульманин: имел бы двух жен и был бы счастлив.
Однажды я написал ей длинное объяснение.
"Как измерить глубину чувств? По готовности на безумные жертвы? По частоте мысленного повторения любимого имени?
При всей своей крайней осторожности, недоверчивости и подозрительности в любви, я должен признаться, что в течение долгих лет я ничего подобного не испытывал. …. Ты всё время говоришь о тяжести нашего положения, о редкости встреч, об унизительности гостиничной любви, а я думаю о том, какое редкое счастье мне выпало, в конце концов – любить и быть любимым. Ты, кажется, сумела убедить меня в реальности нашего сюрреализма. Я каждый день душевно готовлюсь к полному разрыву, но потом оказывается, что твоя любовь крепче, чем я думал"….
Она:
"Прочитав твоё письмо, я решила, что жизнь бессмысленна. … Да, нельзя ставить жизнь в зависимость от чувств, я помню, ты уже попадал в такие ситуации, у тебя "такая хорошая жена", да и у меня замечательная семья, для меня, выросшей без папы и мамы, семья – всё. Но просто ли ложиться в кровать с одним, а думать о другом? Поверь, мы были бы счастливы, я клянусь, всё бы старались для этого сделать, ведь так много было бы принесено в жертву….
Мика, ты просто убиваешь меня, я не думала, что могу так, уже в семье…. Вот я, бери меня, мы понимаем друг друга, любим, а скольким это дано?
Твоя девочка, Ника".
Это письмо было отправлено в полночь, а на следующий день я получил новое, в два раза длиннее, полное мольбы, слёз, неприкрытой лести и скрытых угроз.
Дорогой мой,
…твоё последнее письмо настолько потрясло меня, что я не только отвечаю на него снова, не только плакала, не спала, но и думала, как жить. Конечно, мне сто раз писали, как меня любят. Но я знаю цену признания от такого человека, как ты. Это надо заслужить, сколько женщин могли лишь мечтать об этом, и вот я это имею, но МНЕ этого теперь МАЛО! Чем нам лучше друг с другом, тем МНЕ ХУЖЕ! …
… Я сначала не воспринимала это всерьёз, но с каждой встречей понимала, что не могу смириться с крохами… Я готова сейчас только на всё или ничего.
… Я не даю тебе работать, сама чуть жива, сколько можно? Прости, слишком полюбила.
Твоя совершенно убитая девочка".
Все это перемежалось телефонными звонками, выдержать которые было ещё труднее, потому что я был без ума от тембра её голоса и не мог сносить её плача. Посоветоваться мне было не с кем, ведь я ото всех скрывал свой роман, никому никогда не называл её имени, ведь подходящих для исповеди и совета друзей у меня, казалось, не было. Да и позорно, если опытный мужчина в 55 лет нуждается в советах, не может сам решить свои личные проблемы.
Она бы добилась своего, если бы мы тогда встречались. На расстоянии мне было легче «держать оборону». Я сдался бы и если б имел дело с готовой на трудности женщиной, но не такой была Ника. Мысль о том, чтобы сначала развестись, какое-то время прожить самостоятельно, а лишь затем строить новую жизнь, даже не приходила ей в голову. Она могла только перейти на иждивение от одного мужчины к другому. "Ты меня совсем не знаешь, совсем…" - да, наверное, я знал её плохо, ведь мы не жили вместе, не вели хозяйство, встречались урывками. Если бы я жил в Петербурге, наш роман, вероятно, продолжился бы месяц или два, но уж, конечно, не восемь лет.
Иногда я пытался взглянуть на вещи хладнокровно, даже цинично. "Мика, - говорил я себе, - почему она не бережёт свою семью, если для неё «семья – это всё»? Если я – её большая любовь, то это можно понять. Но ведь не только со мной она изменяла мужу, а и с совершенно случайными мужиками. Почему ей "стыдны и унизительны" тайные отношения со мной, а с другими - нет?
Тебя просто пасут, дурят голову. Интернет полон российских девушек, желающих выйти замуж за иностранца. Сколько их по приезде бросали своих мужей или изменяли им! Вот, Йорик вызволил Нику из провинции, а как она его отблагодарила? Ты для неё только трамплин. Ей терять нечего. В крайнем случае, она найдёт другого, а ты потеряешь всё".
На следующий день я получил сигнал S.O.S.: Йорик открыл в компьютере моё последнее письмо, посланное в виде приложения. Ника не догадалась его стереть.
"На самом деле, я рада, что так случилось…. Может быть – это хороший повод что-то решить, или за нас всё решили другие?"
Она писала и звонила, умоляя её спасти. Я ходил как в тумане, работать совершенно не мог, натыкался на людей, чувствовал себя подонком, по сто раз снова всё взвешивал… и приходил к тому же выводу, что развод будет иметь для меня тяжелейшие последствия, и что на Нику я положиться не могу. Я, кажется, ответил ей, что это неправильно - принимать судьбоносные решения только из-за ошибки в обращении с компьютером. Моё резонерство было без толку. Ника чувствовала себя преданной. Ей пришлось всё улаживать самой, унижаться перед Йориком, изображать раскаяние. "Теперь я примерно представляю, как выглядит оскорблённый муж". Она, конечно, наотрез отрицала, что спала со мной (хотя моё письмо явно говорило об обратном), но призналась в любовном увлечении, просила прощения. "Он вынужден был поверить. Я стояла перед ним на коленях, обещала, что никогда больше тебя не увижу и тебе не напишу".
"Мика,
Мне очень плохо, ну почему ты от меня отказался?... Уже не будет никаких встреч, я не уверена, что останусь с Йориком навсегда, не знаю, как сложится моя жизнь. Но тебе в ней места нет. Сразу порвать не могу, не могу представить, что теперь в моем мире нет тебя, который так меня любил. Ты сделал свой выбор. Ну что ж, живи так....
Да, всё в моей жизни уже будет по-другому, между мной и Йориком всегда будешь ты, в нашем доме твоё имя всегда будет больно слышать. Прости, я не могу тебя сразу забыть, ведь я люблю тебя, пошёл ты к чёрту, хватит….
Ни в коем случае не рассматривай это письмо как попытку уговорить, – нет пути назад. Всё".
Я отвечал: "Всё так. Мне придется убрать с глаз твои письма и фотографии. И моя семья, наверное, не устоит. Я останусь один. Так мне и надо".
"Мы с мужем пытаемся делать вид, что глобальной катастрофы не произошло...
Мне показалось, что всем женщинам, с которыми ты был, ты приносил несчастье….
Я коротко постриглась два дня назад, все говорят, что красиво. Это чтобы хоть что-то людское было напоследок….
Несмотря на всё, я благодарна тебе".
Разрывая наши отношения, она оставляла дверь приоткрытой?
Некоторое время мы ещё обменивались больными, угнетёнными письмами.
"У меня всё нормально, не припомню, чтобы мой муж так обо мне заботился и любил, неплохо, правда? Кстати, я сказала ему, что люблю тебя, и что это была не пошлая интрижка".
"Ника, я понимаю, как тебе тяжело. Свою вину я не отрицаю. Всё же я тебя никогда не обманывал, не нарушал никаких обещаний, замены тебе не искал и ни с кем не был так откровенен, как с тобой…. Моя жена тоже обращается со мной, как с больным, готовит мне завтрак, чего давно уже не делала".
И мне, и ей было мучительно трудно порвать последнюю ниточку в нашем, теперь уже только виртуальном романе. "Я же ему слово дала, и опять его обманываю". Муж снова обнаружил, что мы переписываемся, и у них состоялся очередной тяжёлый разговор. Я не захотел её опять подставлять, да и письма её меня больше удручали, чем радовали, напоминая об упущенной возможности счастья. Переписка угасла.
Через три месяца после последнего письма, она прислала свою фотографию с младенцем подруги на руках. Красивая, как мадонна Рафаэля. Я понял это как немой упрёк, дескать, не забывай, чего ты лишился, и отреагировал решительно. Я хотел поскорее всё забыть.
"Ника,
Ну, зачем ты меня мучаешь? Встречаться со мной ты не хочешь, и при этом напоминаешь о себе. Если ты хочешь гладко перевести наши отношения в светские и товарищеские, то, боюсь, что ничего не получится, во всяком случае, не сейчас.
Я ни в чём тебя не виню и не ищу твоего сочувствия. Но для того, чтобы прийти в себя, мне нужно, чтобы ты не попадалась мне на глаза и ничем о себе не
