Сны у Коллинских ворот. Книга 1. "Три Мира"

разницы в направлении движения нет.
Главное — результат. И пошли.
III

Восстановление мыслительных процессов у Грегори шло своим чередом. Он многое узнал о своем прошлом мире, в котором обитал, о своем прошлом существовании, если только оно физически происходило на самом деле. Но сведенья эти были мозаичны и никак не хотели складываться в целостную картину. Вопросов пока оставалось на порядки больше, чем ответов. Память открывала завесу тайны, только слишком медленно. Однако Грегори был намного счастливее сейчас, чем во времена (если «ничто» так можно назвать), когда находился во тьме.
Грегори по-прежнему был чистой информацией. Просчитывал различные варианты, ломал голову над причиной и следствием разных событий, хоть никакой головы у него не имелось.
Но была раньше, это он знал.
После очередного пробуждения он начал рассуждать: «Так.
Конечностей у меня нет, туловища нет, органов тоже нет. Стоп, стоп, стоп. Откуда я решил, что лишен всего этого? Быть может, я нахожусь в коме. Мозг функционирует, а периферия отключена. Наступит время, и жизнедеятельность моего организма начнет восстанавливаться. Сначала отроются глаза, затем появится чувствительность в конечностях, я стану реагировать на внешние раздражители. Проскочат импульсы с основного мозга во вторичный, произойдет первое сокращение сухожилий. В это время возле него будет находиться чиновник, точнее чиновница, первой категории департамента излечения. Девушка заметит, что он очнулся, встанет со стула и глянет в его глаза. Одета она в розовый халат. Это униформа данного учреждения. Халат очень короткий — намного выше среднего сустава нижних конечностей.
Тьфу ты. Намного выше, как это называется? О, колена! Нижние конечности у нее длинные. На них она подойдет ко мне, всплеснет передними конечностями, поднимет глаза к потолку. Склонится надо мной. При этом из глубокого выреза спереди халата будет выглядывать большая часть ее молочных желез. Железы у нее привлекательные, большого размера. Такие сюжеты постоянно показывают по визору, когда демонстрируют десимские многосерийные трагедии. Навыдумывают эти десимцы всякую ерунду. Такого на самом деле никогда не бывает. А потом эта девушка становится супругой эласта, находящегося в коме. Может, и я так лежу и жду своего часа? А как я угодил в эту кому? В результате катастрофы летающей или двигающейся машины или несчастного случая? Только в многосерийных трагедиях герой поначалу открывает глаза, а потом начинает мучительно вспоминать все двести серий свою прошлую жизнь. А у меня по-другому.
Я еще не очнулся, а уже вспоминаю. Начнем сначала. Раз я в силах мыслить — значит, у меня есть мыслительный аппарат. У нормального эласта он располагается в голове, точнее, в основном мозгу. Есть вариант, что моя голова отсоединена от туловища, и ее жизнедеятельность поддерживается посредством искусственного питания. Смысл? Давай смысла искать не будем, будем выдвигать гипотезы. Нет, это не гипотеза, а какая-то «голова чиновника восьмой категории департамента науки Найта». Дальше.
А что если я элемент виртуальной игры оптико-волоконной машины? Никогда не жил, а информацию мне вживили создатели игры. Пока я не задействован. Но, возможно, какой-то прыщавый юноша дойдет в игре до определенного уровня. Я, как юнит, активируюсь и побегу по экрану со стреляющей огнем машиной.
Потом меня или его убьют, и мое сознание обнулится. Придется ждать нового выхода в виртуальный мир».
На этом месте Грегори вспомнил, как сам иногда клал левую переднюю конечность на клавиатуру, правой брался за «тушканчика» и с баллистическим оружием шел в атаку на монстров или десимцев. Ему стало жалко виртуальных героев. Перспектива жить персонажем оптико-волоконной игры ему была не по сердцу. Правильнее — не по душе, она у него хоть какая-то, но была.
А по сердцу большие вопросы. «Может, его десимцы вынули из моего туловища и продали своим буржуа? — с ужасом представил Грегори. — А над телом проводят мерзкие опыты?» Последний вариант своего нынешнего состояния у Грегори заключался в том, что он жил, как и любой эласт, а потом взял да и помер. Очень даже возможно, что от старости. А после отключения всех функций организма наступает смерть телесной оболочки, но духовная ждет страшного суда в камере предварительного заключения департамента небесной кары. Такое описывается только в книгах, издаваемых департаментом религии. Религиозные чиновники постоянно в своих проповедях пугают общество этим самым судом. «Кто знает, может такой суд на самом деле существует? Только я не помню всех своих прегрешений, не помню и всех добрых дел. Поэтому пускай кто может, тот и судит. А после суда должны произойти изменения. Надеюсь, в лучшую сторону», — закончил свои рассуждения Грегори.
***

Кому случалось плутать в лесу, тому знакомо чувство потери ориентации. Имеется в виду ориентация в пространстве. В незнакомом лесу заблудиться проще. Местность неизвестная, но и ведет себя на ней человек осторожнее. Если далеко отлучается от автомобиля или места стоянки, то в сопровождении знающих этот лес людей. Совсем другое дело, если собирать грибы вы приехали в места, где бываете несколько раз за год. Посмотрели на солнце, сориентировались и беспечно вперед. Где-то увлеклись поиском даров природы, где-то задумались, замечтались. Тихая обстановка к этому располагает. И в определенный момент человек понимает — он не знает, где находится. Сперва все воспринимается, как элемент игры. «Ну что я потеряюсь навечно, буду дальше искать свои подосиновики и подберезовики? Куда-нибудь выйду на знакомую поляну, холм, к озеру, канаве, дороге. А оттуда вернусь назад», — рассуждаете вы. И правильно. И в основном так и происходит. Однако даже у самых опытных грибников пару раз за жизнь происходят необъяснимые, порой нелепые дезориентации в лесу или на болоте. В народе говорят, что попадаешь то ли в лапы к кикиморе, то ли леший водит. Вот-вот был знаком чуть ли не каждый кустик, а пять минут спустя — неизвестный ландшафт.
В такой ситуации, побродив немного среди деревьев, грибник понимает, что пора находить привязку к местности, но знакомых элементов ему не повстречалось. Компаса нет, на небо набежали непроглядные тучи, по солнцу не определишь стороны света.
Начинается легкая нервозность. Искать муравейники, а еще определять север-юг по количеству веток на дереве — дело бесполезное. С южной стороны веток больше только у одиноко стоящего дерева. Когда соседние деревья не заслоняют солнечный свет, то есть на большой поляне. Примерно на такой располагались Саша с Андреем. Но поляна в чаще леса — вещь редкая. А муравейники на южной стороне дерева могут сыграть с вами вообще злую шутку. Если дерево от дерева располагается близко, то непонятно, у какого из этих деревьев муравьи организовали свою колонию.
По истечении нескольких часов бесплодных поисков начинается паника. Дальше — хуже. К вечеру в лесу темнеет быстрее, чем на открытой местности. Вы устаете морально и физически.
Понимаете бесполезность таскания с собой лукошка с ягодами.
Его вы оставляете. Теперь главное — до темноты выйти из леса.
Заблудившийся продолжает кричать во всю глотку. И если вначале он звал только своих знакомых, то сейчас будет рад услышать любой человеческий голос. Голосовые связки сорваны. Громко кричать не получается. На ночь люди покидают лесистую местность и перебираются в населенные пункты. Ждать помощи не от кого. Темнеет. Приходит отчаяние. Пока есть проблески света среди деревьев, человек, надеясь на лучшее, продолжает двигаться. Заметив любого незнакомца, заблудившийся бросился бы ему на шею от радости. Только вокруг ни души. С последними лучами солнца умирает надежда заснуть сегодня у себя в кровати. Такие случаи единичны, но встречаются.
Андрею и Саше было полегче. Они молоды, крепки здоровьем, но самое главное — их двое. А двоим, как говорится, и беда пополам. Они прошли без остановки с девяти утра до шести вечера.
Вначале спорили, высказывали различные гипотезы относительно своего местоположения и причин нахождения в этом лесу. Андрей пару раз попрекнул Сашу за выбранное им направление движения. За все время им не повстречался не то что человек, а даже следов его не было. Дальше шли молча. Ни одного срезанного гриба или срубленного дерева, ни одного обрывка газеты, целлофанового пакета, куска стекла. Не было в этом лесу ни одной просеки, тропинки или дорожки. Город отсюда далеко. Вероятность быстрого возвращения к обычной жизни уменьшалась на глазах.
Они порядком устали. Однако понимали, что привал обернется ночевкой. После стольких часов перехода заставить себя подняться и двигаться дальше после отдыха будет невозможно. Светлые джинсы Андрея покрылись коричневыми и зелеными полосками от соприкосновения с ветками деревьев и кустов. Замша на туфлях покрылась черной землей. На свитере образовались затяжки от сучьев и колючек. Туфли Саши из черных стали серыми от пыли. Черные джинсы имели такой же цвет. Куртку в одном месте он разорвал. Лица потные, руки грязные. Очень хотелось пить.
Сказывался принятый вчера и сегодня алкоголь, духота в лесу и многочасовой пеший марш. Немного проголодались, но жажда стояла на первом месте и перебивала голод. Ни один водоем или ручеек им не повстречался. Погода стояла сухая. К вечеру на небе стали собираться редкие тучки. Пока белые, как барашки, а потом небо заволокло дымкой. Организм требовал отдыха.
— Все, Челентано, я задолбался, ищем место для ночлега, — голосом, не допускающим альтернативного мнения, отрезал Андрей.
— Только не падай прямо здесь. Давай подыщем подходящее место. Пройдемся еще вперед, а заодно обсудим, какую стоянку лучше организовать.
— Ладно, но далеко я не поползу, так что решай побыстрее.
— Я считаю, — начал Саша, — есть два варианта устройства на ночлег: на земле и на дереве.
— Ну да, впасть в транс во время медитации и повиснуть на ночь между небом и землей вряд ли у тебя получится.
— Видишь, у тебя тоже соображаловка работает, раз ты до такого додумался, — улыбнулся Саша.
— А если б соображаловка работала у тебя, то я ночевал бы дома, а не в лесу.
— Опять ты бубнишь. Я один что ли виноват в том, что мы здесь?
— А кто нажрался, как свинья? Вел бы себя нормально в «Титанике», не пришлось бы так рано уезжать оттуда. Не вляпались бы в это дерьмо.
— А может, тогда в другое вляпался бы, еще похуже, чем это, —ответил Саша.
— Хуже уже некуда. Хуже — это если б нас оставили в лесу привязанными к дереву без вина и без пива. Нет. Намертво привязанными, что в жизнь не выпутаться, а рядом два ящика пива.
— А может, тебя бы в клубе или по дороге из него ножом зарезали. Может, я тебе жизнь спас своим поведением. Это уже в плоскости теории вероятности и философии, что могло бы быть.
— Дебильные, Челентано, у тебя сравнения, и философия такая — для душевнобольных, как ты сам. Иди свои лекции по философии читай в другом месте.
— Я бы теперь прочитал лекцию даже по научному коммунизму, жаль слушателей, кроме тебя, нет.
— Ладно, замяли. Давай по делу.
— Я читал, что путешественники в старые времена спали