третья — совсем маленькая — жареные грибы.
— Мое предложение: караулить ночью не надо. С одной стороны нам защитой будет озеро, с другой разожжем два костра и отоспимся вволю, — объяснил Андрей.
— Согласен, а теперь слушай меня. Из озера берет начало один небольшой ручеек. Он вытекает вон возле той группы сосен с того берега, чуть левее.
— Ага, вижу, — подтвердил Андрей.
— Так вот, — продолжил Саша, — вдоль него идет просека или дорога, черт его знает.
— Следы людей или протектора машины видел?
— Нет, там все заросшее травой, видно, ездят по ней мало. Но просека искусственная, потому что на ней невысокие пеньки торчат. То есть деревья или попилили, или порубали.
— Отлично, иди перекуси.
— Сейчас, Андрюха, только водицы испить нужно.
Саша присел за импровизированный стол, взял в руку кусок еды, положил в рот.
— А что за грибы? — спросил он.
— Боровики, их тут хватает.
— Ничего, вкусно с голодухи. Грибы, конечно, рекомендуют прежде отварить, но выбирать не приходится. А ты чего не ешь?
— Я натрескался, пока готовил, рубай.
Саша начал жевать второй кусок и нахмурил брови.
— Этот гриб намного вкуснее, только что это за хрящи в нем? —спросил Саша, доставая это самое изо рта.
— Угадай, — заговорщицки посмотрел на него Андрей.
— Это рыба?
— Не-а, — улыбнулся Андрей.
— Шумахер, ты что, мне жабу зажарил?
— Не жабу, а лягушку озерную. Другого мяса тут нет.
— Дай еще один кусок, а то я их от грибов не отличаю.
— Бери вот этот, покрупнее.
— Между прочим, ничего. Зря я на тебя наезжал. Отдаленно напоминает мясо кролика.
Вскоре с трапезой было покончено. Солнце начало садиться.
— Челентано?
— А?
— А который час?
— Девятнадцать часов сорок шесть минут.
— Не рановато ли солнце заходит?
— Пожалуй, да, но у меня часы правильно идут.
— И размеры у него побольше, чем в наших широтах, и цвет более красный, не такой оранжевый.
— Может, в высоких широтах так и положено.
— Мне кажется, что мы находимся южнее, чем предполагаем. Иначе был бы полярный день, а не полярная ночь, — заметил Андрей.
— Да, но утром светает очень рано. Белиберда какая-то.
— Ладно, не парься, — продолжил Андрей, — завтра пойдем по найденной тобой дороге, куда-то да выйдем.
Солнце скрылось за горизонтом, на небе стал виден серп молодой луны, засверкали первые звезды. Ветер стих. В траве стрекотали цикады.
— Такое умиротворение и спокойствие вдали от цивилизации. Когда наелся, жажду утолил, отдохнул, то можно и прекрасное созерцать, — пофилософствовал Саша.
— Быть может, завтрашний вечер мы будем проводить в компании людей, а через неделю вернешься к обычной жизни, лишь изредка вспоминая произошедшее с тобой приключение.
— Знаешь, Шумахер, не так уже все произошедшее с нами и страшно, если все хорошо закончится.
— Да, есть такая вероятность, что уже завтра и закончится.
Дорогу ты нашел, а любая дорога имеет начало и конец. Другие люди отпуск свой и большие деньги ради такого отдыха тратят, а мы на халяву отдохнули с таким экстримом, — ответил Андрей. — Вернешься в город и все по-старому: дом, работа, по выходным бухло, пока молодой, а потом семья. Кстати, по поводу работы. Бросай ты свое бюро, пошли к нам. Я с шефом поговорю.
Он тебя возьмет к себе. Да и говорить не надо. Он тебя и так знает.
— Ай, не, пока не готов менять место работы.
— Челентано, неужели тебе охота просиживать штаны за сто пятьдесят бакинских комиссаров в месяц?
— Обещали зарплату в следующем месяце добавить, да и работаешь ты полулегально, без трудовой книжки. Стаж не идет.
— Держите меня, а то я упаду! Челентано думает о пенсии.
Тебе еще и тридцати лет нет, а ты про пенсию думаешь. На дворе новое тысячелетие, кризис закончился, надо капусту рубить, дурачье. Может, ты до этой пенсии и не доживешь, или пенсионное законодательство за тридцать лет кардинально поменяется. Работай на хорошей работе, получай достойную оплату, живи, пока молодой. Нужны тебе эти деньги, когда состаришься.
— Мне сложно так резко свою жизнь поменять, — признался Саша.
— Тогда, поверь, со временем жизнь сама поменяет тебя, — отрезал Андрей.
— Хватит спорить, Шумахер, совсем темно стало, давай наслаждаться звездным небом. Где ты такую россыпь жемчуга в ночном небе увидишь?
— Послушай, астроном-любитель, вот выйдешь на пенсию, а тебе ее будут ой какую огромную платить, тогда каждый вечер сможешь на звезды пялиться. Купишь себе телескоп. Станешь лузгать по ночам фисташки и считать на небе созвездия. Ты между прочим сейчас сколько созвездий, кроме Большой медведицы, на небе мне показать сможешь? — съязвил Андрей.
— Еще Орион. Это три крупные звезды на одной линии.
— И где он?
— Кто?
— Созвездие Орион.
— А-а-а, — бормотал Саша и шарил глазами по небу.
Андрей тоже задрал голову и смотрел на ночное небо. Затем повернул голову назад. Потом поднялся и начал стоя рассматривать небосвод.
— Ну что? — повторил свой вопрос Андрей.
— Не нахожу, — признался Саша. — Может, из-за горизонта пока не появилось.
— А я и Медведицы не наблюдаю, — признался Андрей.
— И я, а она целую ночь не исчезает. Слушай, мне кажется, небо какое-то не то.
— Будто чужое, словно я его вижу в первый раз.
— Шумахер, мы не в Сибири, мы в Южном полушарии.
— Зашибись, скоро будем дома.
VI
В учебном корпусе чиновников второй категории департамента образования было много, каждый из них преподавал свой предмет. А вот третью категорию имел в каждом корпусе только один эласт. Он являлся руководителем, то есть самым главным в своем учебном заведении. В каждом городе общеобразовательных корпусов было большое количество, а специальных или узкоспециализированных, куда мечтали все кадеты попасть, единицы.
В общеобразовательных дети обучались с шести до восемнадцати оборотов звезды. В специальные можно было попасть начиная с пятнадцати до двадцати двух. Другой путь получить высшее образование — это поступить в университетский корпус после окончания общеобразовательного.
Прыжки с дома на дом Грегори осуществлял, когда ему шел двенадцатый или тринадцатый оборот с момента прихода в этот мир. В сегодняшних воспоминаниях ему уже было четырнадцать.
Уж сейчас-то Грегори понимал, что все это не серьезно, а тогда все подростки имели своих кумиров. В тот период как раз на Камапе зарождался музыкальный стиль «скала». «Дело ясное, как и вся зараза, он морем добрался до нас с Десима», — вспомнил Грегори. Очень популярна в то время была музыкальная команда из Десима «Белый медведь». Их записи на оптических дисках различными путями попадали на Камап. Один из сослуживцев отца привез из командировки пять дисков в стиле «скала» в подарок на день прихода Грегори. Грегори зарядил диск с «Белым медведем» в оптическую машину, слушал музыку и просматривал изображения музыкантов. Солист носил длинную челку, выкрашенную в белый цвет, а над ушами волосяной покров у него был выбрит.
Грегори посетил одно из заведений департамента по прическам.
К сожалению, оптические машины не были в то время снабжены печатающими устройствами. Ему пришлось на словах объяснять чиновнице, производившей стрижку, какую именно прическу он желает иметь. Она оказалась женщиной хоть и консервативной, но понятливой. Слегка причитая, какая в наше время молодежь и что в ее молодость думали, где бы кусок хлеба раздобыть, она постригла Грегори так, как он желал, и отбелила ему челку. Напоследок она вымыла ему голову и посушила ее машиной для сушки волос. Расчесала волосы, а затем, улыбнувшись, сказала: «Беги, модник, теперь все девчонки твои».
Песни «Белого медведя» слышали почти все, но фото музыкантов из корпуса, где обучался Грегори, не видел никто. Поэтому, когда на следующее утро он пришел на занятия, его новая прическа вызвала в классе фурор. К слову сказать, через месяц с такой стрижкой можно было часто встретить парней, но сейчас это было в новинку.
Все бы хорошо, да через пару дней Грегори лицом к лицу на лестничном пролете столкнулся с руководителем корпуса. Он с негодованием произнес: «Это что за клоунада? Немедленно привести голову в порядок». Грегори поднял на него глаза и поинтересовался: «А в чем проблема?» «Проблема в том, что ты выглядишь, как малокон белогривый со скотного двора. А ты не животное, а эласт. К тому же кадет учебного корпуса, а не беспризорник с Десима, так что немедленно привести себя в порядок», — взревел чиновник третьего уровня. «Как немедленно?
Прямо сейчас?» — робко спросил Грегори. «Завтра я этого всего не наблюдаю», — закончил руководитель.
В этот день Грегори после окончания занятий направился не домой, а в библиотеку корпуса. Попросив у работающей там чиновницы устав корпуса и «Основные правила общеобразовательных учебных заведений», долго их читал и что-то записывал на листок бумаги.
Занятия в корпусе проходили с утра до обеда, а позже шло время самоподготовки. Домой кадетов отпускали только ближе к вечеру, домашних заданий не задавали, вся учеба происходила в стенах учебного заведения. Только самоподготовкой Грегори практически не занимался. Из последующих событий Грегори понял, что в учебе он был, можно так сказать, гением. Особенно легко ему давались точные науки, такие как «исчисление», «законы природы», «взаимодействие веществ». Гуманитарные науки ему были не интересны, но максимальных восемнадцать баллов по ним он всегда имел. Для изучения предмета ему было достаточно послушать материал на уроке и лишь мельком просмотреть учебник.
По прошествии нескольких дней у Грегори состоялась вторая встреча с руководителем корпуса. Увидев Грегори издалека, он пальцем указал на него и промолвил грубым голосом: «Стой!» Грегори подчинился. «Ко мне!» — скомандовал чиновник. Грегори подошел и с опаской остановился шагах в трех от него. «Ты что, плохо по-камапски понимаешь? Марш ко мне!» — махнул руководитель передней конечностью перед лицом Грегори, а затем указал на дверь, ведущую в его кабинет. Грегори подошел к двери, нажал на ручку. Дверь оказалась заперта на ключ. Тогда он отошел в сторону и стал дожидаться, пока чиновник не открыл ее своим ключом и прошел вовнутрь. В этом кабинете Грегори находился впервые за все время обучения в корпусе. Глава учебного заведения сел за свой рабочий стол в кресло и пристально уставился сначала на белую челку своего кадета, а потом долго глядел в глаза Грегори. Последний, продолжая стоять у двери, не выдержал взгляда и отвел глаза в сторону.
— Я делал тебе замечание насчет вот этой вот прически?
— Да, — тихо подтвердил Грегори.
— Не слышу!
— Да, — чуть погромче повторил кадет.
— Так почему мое распоряжение не выполнено?
— Его невозможно выполнить, — попытался возразить Грегори, при этом пальцы на его левой передней конечности непроизвольно стали шевелиться.
— Что? Не понял.
— Волосы прожжены кастуаном, их теперь никакая краска не возьмет. Даже если я каким-то чудом подберу краску под естественный цвет волос, что невозможно, то все равно после первой же помывки головы краска слезет. Эти волосы до самых корней мертвые, можно только ждать, пока они снова отрастут.
— Меня это не интересует. Это твои проблемы, — отрезал руководитель.
| Помогли сайту Реклама Праздники |