зубов – это и есть ад. – Как избавиться от невежества? – Обрести точку опоры. Во зле или в добре. Познавший одно знает и другое. Как середина медали знает обе свои стороны, являясь обеими. – Ваши конкретные метафоры неприменимы к абстрактным понятиям добра и зла. – Добро и зло – это очень конкретные вещи. Зло – это темная сторона человека. О которой он почти не осведомлен, но которая управляет светлой стороной. Светлая сторона – это сознание, о котором человек знает почти все, кроме тог, как оно управляется темной стороной. Обрести опору в свете, значит полностью исключить влияние темной стороны. А это невозможно. Потому, что оттуда, из тьмы свет черпает энергию, чтобы быть. Темная сторона – это ворота в Хаос, в дикие энергии Вселенной в чистое, незамутненное Зло. Светлая сторона формирует Космос по своему образу и подобию, она – организатор Добра. Хаос и Космос – равноправны, как корень и цветок, до тех пор, пока связаны стеблем своего единого существования. Но цветок черпает жизнь из корня, а не наоборот. Добро всегда относительно, а Зло – фундаментально. Добро не может быть абсолютным, оно всегда чье-то, поскольку оно – результат частного сознания: моего, вашего, его. Зло – бессознательно, всеобще и абсолютно. Оно не является результатом. Оно – причина всех результатов. В том числе и всех частных форм Добра. – Значит, укорениться во Зле – это стать принципиальным садистом? Убийцей? Черным магом? – Ничего подобного это не значит. Вы можете оставаться милейшим и тишайшим человеком. Укорениться во Зле, значит признать равноправие корня и цветка на все время их совместного существования. Потому, что в качестве Человека Преходящего вы и есть стебель, их соединяющий. Но у вас есть выбор. Вы можете укорениться в Добре. Вы не можете отсечь себя от энергий темной стороны. Потому, что это означает смерть. Но вы можете их сознательно игнорировать, укоренившись в сознании. Это намного здоровее, чем бессознательно метаться меж двух полюсов. – И что будет тогда? – Вы будете абсолютным эгоистом, очень счастливым человеком. Как счастлива собака, которую хорошо кормят. Как счастлива трава в лучах солнца. Какое ей дело до корней? Но если корм закончится, а солнце зайдет, вы будете драться за кусок мяса и место под солнцем, как животное. Потому что Добро – относительно и преходяще. Оно заканчивается вместе с куском мяса. Добрый человек – это сытая собака, дремлющая на солнце. – Я не хочу так. – Вы так не хотите. Поэтому вы – тот, кто вы есть и там, где вы есть. Вы – результат вашего отказа. Вы сделали свой выбор. Вы ушли во тьму от теплых человеческих огней. Так примите ответственность, хозяина больше нет. – Это все мутня, - авторитетно выступил Юрген, которому удалось выдержать весь коллоквиум только благодаря тому, что было чем заняться – бутылкой, - Инга тоже говорила что-то такое, только попроще. Она прямо говорила, что «бабы» выводят на что-то ценное. И мы с ней три года лазили по степи и искали. И нашли кое-что. А это кое-что может и на миллион долларов потянет, понятно? И мои руки остались при мне. – Юрген вызывающе посмотрел на Диану. В мудрости своей он пропустил большую часть лекции мимо ушей и теперь ориентировался только на вводную часть, где говорилось о сокровищах и об отрывании рук. – Не тяни, Юрген, - сказал он, - Ты же не ради «баб» нас сюда привел? – Да я не тяну! – Возмутился Юрген, - Сейчас покажу, поехали. Это она, - он кивнул на Диану, - Отвлекла. – И уже спускаясь с холма, пробормотал, - Везде тут эти бабы.
Они проехали еще несколько километров, петли между холмов и остановились в неприметной лощинке – не ровное место, но еще и не овраг, так, что-то среднее. Из пологих ее склонов торчали выходы сланца. Юрген взял лопату и подошел к каменной осыпи. Сначала он разбросал в стороны камни, потом начал копать. На этот раз то, что там было упрятано, было упрятано глубоко, и Юрген основательно вспотел, прежде чем выволок из ямы помятый дюралевый ящик с двумя откидными замками, на котором еще сохранились следы защитной краски. – Вот, - сказал он, кладя руку на ящик и вытирая пот с лица грязным рукавом банного халата, - Сначала мы вышли на самолет. В самолете нашли этот ящик. И, - он ухмыльнулся и быстро потер нос, - И я тебе не все сказал, старик. В нем была форма, да. Но в форму была завернута вот эта штука. – он отбросил замки и извлек из ящика длинный предмет, обернутый в темную ткань. Когда упали многослойные покровы, в руках его оказалось скульптурное изображение женщины, около полуметра высотой, которое он торжественно, как на алтарь, установил на крышку ящика. На первый взгляд казалось, что оно изготовлено из мрамора, очень старого. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это слоновая кость. Что было весьма удивительно, поскольку у основания скульптура имела не менее тридцати сантиметров в диаметре. Женщина была облачена в длинную, греческую или египетскую столу. Руки ее с раскрытыми ладонями были согнуты в локтях и разведены вперед и в стороны на уровне груди. Грудь была полностью скрыта под странным украшением, напоминающим широкую виноградную гроздь, однако, масштаб «виноградин» вызывал ассоциации, скорее, с женскими грудями. Лицо ее было отрешенным, голову венчала тиара из трех колец, заплетенных в косу волос, а маленькие ноги с высоким подъемом были босы. – Что это? – спросил он. – Кибела, - тихо ответила Диана, - Артемис. Белая Богиня. Диана, то есть – Двойственная. – Что у нее на груди? – Груди, - усмехнулась Диана, - Множество грудей, питающих всех живых существ, символ богини. – Это – Белая Мать? – Да, - кивнула Диана, - Но она имеет очень отдаленное отношение к этой земле, - Диана слегка притопнула пяткой в землю. – Почему? – Эта скульптура изготовлена не здесь. И не в Греции. Ее сделали где-то в Северной Африке. Здесь, – она снова постучала пяткой в землю, - Кибелу почитали в форме Гекаты, Кибелы-Темной. – Злой? – Не злой, а темной. В том смысле, в котором есть темная сторона человека, темная сторона Луны, то есть – таинственной. – Но почему тогда – Белая Мать? - Потому, что она и есть – Белая. Два рога Луны – это только видимость, результат восприятия. На самом деле, они смыкаются в окружности. Темная сторона Луны, на самом деле, освещается Солнцем так же, как и светлая. Просто с нашей точки зрения, этого не видно. Амазонки были темной стороной человека, таинственной. Поэтому они почитали Диану-Двойственную в форме Тайны. В форме Гекаты-Ночи. Поэтому их Врата – это Врата Гекаты. Учитывая все известные обстоятельства, я полагаю, что кто-то пытался использовать это изображение в качестве ключа или компаса. Да только ключ не подошел и компас не сработал. – Да на фига нам ключи! – Не выдержал Юрген, - Сколько она может стоить? – Фактически, она бесценна, - Диана пожала плечами, - Но практически, - она усмехнулась, - Поскольку все имеет товарную стоимость: и вера, и любовь, и совесть, и честь, то, я думаю – намного больше миллиона долларов. Эта вещь уникальна. В музеях мира есть кое-где похожие. Но они – жалкие имитации из более поздних времен. Это, - она коснулась пальцем статуи, - Настоящий, культовый предмет из храма. И его сделали не пелопонесские и даже не египетские греки, на их изображениях были знаки Зодиака вокруг шеи, а на этом нет. И это не слоновая кость. Я думаю, это – белая мамонтовая кость, очень большая редкость. Этой статуе может быть и двести веков, она вполне может оказаться современницей амазонок, хотя немцы, вероятней всего, украли ее где-то на Ближнем Востоке. – Ее нет в каталогах! – запротестовал Юрген, - Инга говорила. А значит, ее можно продать. – Можно, - согласилась Диана, - Но это не значит, что тебе при этом не отобьют голову, - она широко улыбнулась, - и не сделают из нее пепельницу.
Глава 21
- Мы спрятали ее там, - Юрген указал пальцем назад, - Потому, что если мы нашли самолет, то мог и еще кто-то найти. А в Бокатере прятать нельзя, там тоже плывет, сегодня – остров, завтра – дно или наоборот. В доме, понятное дело, тоже нельзя. Поэтому закопали в степи. Там холмы, камень, плохая земля. Никто ее не пашет, никто на ней не строит. Она и через сто лет такой же и останется, потому, что не нужна никому. Кто же подумает, что в ней клад? Вон, ворона летит, - Юрген ткнул пальцем в окно машины, - Летит себе и летит. А был бы фазан, давно бы уже сбили. – Был бы ястреб, тоже сбили бы, - улыбнувшись, заметила Диана, не отрывая взгляда от дороги, - На ворону никто не обращает внимания потому, что взять с нее нечего и кур не ворует. Поэтому и летит, куда хочет. Как кот, который гуляет сам по себе. Ворона и кошка всегда были символами темной стороны, свободы. – Ворона падаль жрет, - хмыкнул Юрген. – А человек что жрет? – Диана рассмеялась, - В этом мире единственными подлинными хищниками являются кровососущие насекомые, вампиры. – Мутня это все, - попытался закрыть дискуссию Юрген, - Я продам эту девочку, - он нежно побаюкал лежащий у него на коленях ящик со скульптурой, - И буду делать, что хочу. И жрать, что хочу – трюфели и шампанское. Бабки – это свобода. – Юрген, Юрген, - Сказала Диана и в голосе ее прозвучала совсем не свойственная ей печальная проникновенность, - Это деньги сожрут тебя. Они вцепятся в твои пороки, как в открытые раны и высосут твою кровь. Лет через пять ты станешь трясущейся от водки развалиной. Если раньше не сгниешь от СПИДа. – Заткнись! – злобно выкрикнул Юрген, прижимая к себе ящик со статуей, - Ведьма белобрысая! – Деньгами, - не обращая внимания, продолжала Диана, - Мог бы воспользоваться беспорочный человек, человек, не имеющий открытых язв. Но деньги, сами по себе, порок. Они найдут вход. Древние аскеты давали обет бедности не потому, что были беспорочными святыми, а потому, что были безупречными праведниками. То есть, правильно ведали, обладали способностью к различению. Среди них, - Диана усмехнулась, - полно было ведьмаков, черных, как самая черная грязь из Бокатера. Обет бедности – это прививка, профилактическое мероприятие, средство гигиены. Поэтому они оставались здоровыми и выжили, в то время как миллионы ликующих полегли, подобно траве и смешались с грязью. – Люди дохнут от голода, а не от сытости, - угрюмо возразил Юрген. – Да, - согласилась Диана, - Потому, что сегодня сытость перекрывает голоду все пути к насыщению. Но когда весь мир был юным и голодным, голод был стимулом роста. А сейчас мир гниет от сытости, отравляя своими ядами пищу голодающих. Человечество – это желудок и жопа. – Юрген закис от смеха, стуча лбом в приборную доску. Диана посмотрела в зеркальце заднего обзора, - Есть выход, господин сочинитель? Вы же практикующ9ий специалист по части входов и выходов? – Взорвать весь свинарник, - оптимистично ответил он, - Вместе со свиньями и глистами. – Эй! Эй! – возмутился Юрген, - Подожди, старик. Я – пролетарий сексуального труда, Инга держала меня в черном теле, я еще не нажрался! – Они расхохотались и веселились всю дорогу до дома.
А когда, поставив машину в ангар, они вошли в дом, зазвонил телефон.
Глава 22
- Ваша свобода передвижения больше не ограничена, - сказал следователь. В его голосе слышались покровительственные нотки, как у родителя, сообщившего ребенку, что тот может выйти из темного угла. – Следствием
